Неточные совпадения
— Дядя мой, оказывается. Это — недавно открылось. Он — не совсем дядя, а был женат на сестре моей матери, но он
любит семейственность, родовой быт и желает, чтоб я считалась его
племянницей. Я — могу! Он — добрый и полезный старикан.
Оно все состояло из небольшой земли, лежащей вплоть у города, от которого отделялось полем и слободой близ Волги, из пятидесяти душ крестьян, да из двух домов — одного каменного, оставленного и запущенного, и другого деревянного домика, выстроенного его отцом, и в этом-то домике и жила Татьяна Марковна с двумя, тоже двоюродными, внучками-сиротами, девочками по седьмому и шестому году, оставленными ей двоюродной
племянницей, которую она
любила, как дочь.
— И отлично… — соглашался дядюшка. — Я буду очень
любить такую
племянницу, как вы.
В письме от 31 декабря 1841 г. к
племяннице Н. Г. Глинке (по мужу — Одынец) он заявлял: «
Люблю жену всей душою, но мои поступки… она совершенно превратно толкует…
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не
любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою
любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не
любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную
племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
И вот эта-то деятельная любовь к своему племяннику,
племяннице, к сестре, к Любовь Сергеевне, ко мне даже, за то, что меня
любил Дмитрий, светилась в глазах, в каждом слове и движении Софьи Ивановны.
— Я видел только, дядюшка, что вы ее
любите так, как больше
любить нельзя:
любите и между тем сами про это не знаете. Помилуйте! выписываете меня, хотите женить меня на ней, единственно для того, чтобы она вам стала
племянницей и чтоб иметь ее всегда при себе…
Несчастливцев. Тетушка, у вас есть
племянница, милое, кроткое создание; у ней есть тоже жених. Он не так красив и смел, как ваш, но она его
любит. А вот его тятенька.
Потапыч. Она, сударь, мне сродственница доводится,
племянница. Ее отец еще покойным барином был на волю отпущен; он в Москве при кондитерской должности находился. Как мать у нее померла, ее барыня и взяли на воспитание и оченно
любят. А потом у ней и отец теперича помер, значит сирота теперича выходит. Девушка хорошая.
Любим Карпыч. Тсс… Тут не целковым пахнет! Отдай старый долг, а за
племянницу миллион триста тысяч!.. Дешевле не отдам.
Любим Карпыч. Я,
племянница! Что, испугалась! Ступай, не бось! Я не доказчик, а кладу все в ящик, — разберу после, на досуге.
Князь Абрезков. Да что же делать, милый друг. Разумеется, лучше бы жениться на девушке, которую вы знаете,
любите. Но коли этого нельзя… Да потом, если бы он женился на цыганке или бог знает на ком. А Лиза Рахманова очень хорошая, милая женщина; я по
племяннице Нелли знаю ее. Кроткая, добрая, любящая и нравственная женщина.
Приют!.. Там много девочек-сверстниц. Ее будут там
любить, лелеять! Ведь она должна быть интересна для них. Они — бедные, ничего не видавшие на своем веку крошки. Она же, Наташа, объездила полмира и может им многое рассказать… Ах, ей всегда так недоставало детского общества — Наташе! Она всегда росла и вращалась среди больших, а тут — дети, сверстницы, девочки-однолетки! Это куда приятнее и радостнее, нежели жить у чопорной генеральской
племянницы.
— Поверьте мне, прекрасная
племянница, что тысячи и тысячи самых достойнейших женщин не раз втайне завидуют легкости, с которою красавицам дается овладевать привязанностями самых серьезных и честных людей. Что там ни говорите, женщин добродетельных люди уважают, а красивых —
любят. Это очень несправедливо, но что делать, когда это всегда уж так было, есть и будет! Вон еще в библейской древности Иаков Лию не
любил, а Рахиль
любил, а я Рахиль не уважаю.
Смутно догадывался он, что сухоручка
племянницы не
любит и хотела бы спустить ее поскорее.
Разговор происходил в спальне Глафиры Петровны Салтыковой. Она лежала в постели, так как уже третий день, вернувшись от молодых Салтыковых, чувствовала себя дурно. В спальне было чисто прибрано и не было ни одной приживалки, не говоря уже о мужике, рассказывавшем сказки, богадельницах и нищих. Дарья Николаевна не
любила этот сброд, окружавший тетушку, и сумела деликатно дать ей понять это. Очарованная ею генеральша, не приказала им являться, когда у ней бывала
племянница.
— Вылечи, Ермак Тимофеевич, вылечи, век тебе этого не забуду, всем, чем хочешь, награжу, чего ни потребуешь. Одна ведь она у меня племянница-то.
Люблю я ее…
Тетка с
племянницей тем временем сели закусывать. Подкрепившись, последняя начала рассказывать Марье Петровне свои похождения после бегства от старой барыни, у которой жила в услужении. Марья Петровна, несмотря на строгость правил, была, как все женщины, любопытна и, кроме того, как все женщины, не греша сама,
любила послушать чужие грехи. Она с жадностью глотала рассказ Глаши.
Хотя злые языки указывали, быть может, не без основания, на ключницу Марфу, разбитную, еще далеко не старую бабенку, как на «предмет» Семена Иоаникиевича, но в этих отношениях, если они и существовали, не было и не могло быть любви в высоком значении этого слова.
Любил Семен Иоаникиевич из женщин только одну свою
племянницу, хотя это не мешало ему
любить весь мир своим всеобъемлющим сердцем.
Хозяйка сказала ему о наступающем дне свадьбы дочери и
племянницы и просила графа осчастливить ее, быть посаженым отцом у ее дочери. Александр Васильевич согласился и, сверх того, вызвался быть посаженым отцом и у
племянницы, заявив, что
любит обеих невест и желает познакомиться с их будущими мужьями. Госпожа Грин поблагодарила графа за честь.