Неточные совпадения
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось. В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать в кают-компанию и лег на диване под открытым
люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал прошел, и фрегат опять задремал в штиле.
Один смотрит, подняв брови, как матросы, купаясь, один за другим бросаются с русленей прямо в море и на несколько мгновений исчезают в воде; другой присел над
люком и не сводит глаз с того, что делается в кают-компании; третий, сидя на стуле, уставил глаза в пушку и не может от старости свести губ.
«Вы, верно, не обедали, — сказал Болтин, — а мы уже кончили свой обед: не угодно ли закусить?» Он привел меня в кают-компанию, просторную комнату внизу, на кубрике, без окон, но с
люком наверху, чрез который падает обильный свет.
Я сначала, как заглянул с палубы в
люк, не мог постигнуть, как сходят в
каюту: в трапе недоставало двух верхних ступеней, и потому надо было прежде сесть на порог, или «карлинсы», и спускать ноги вниз, ощупью отыскивая ступеньку, потом, держась за веревку, рискнуть прыгнуть так, чтобы попасть ногой прямо на третью ступеньку.
Вечером, идучи к адмиралу пить чай, я остановился над
люком общей
каюты посмотреть, с чем это большая сковорода стоит на столе. «Не хотите ли попробовать жареной акулы?» — спросили сидевшие за столом. «Нет». — «Ну так ухи из нее?» — «Вы шутите, — сказал я, — разве она годится?» — «Отлично!» — отвечали некоторые. Но я после узнал, что те именно и не дотрогивались до «отличного» блюда, которые хвалили его.
Пока я курил и думал, пришел Тоббоган. Он обратился ко мне, сказав, что Проктор просит меня зайти к нему в
каюту, если я сносно себя чувствую. Я вышел. Волнение стало заметно сильнее к ночи. Шхуна, прилегая с размаха, поскрипывала на перевалах. Спустясь через тесный
люк по крутой лестнице, я прошел за Тоббоганом в
каюту Проктора. Это было чистое помещение сурового типа и так невелико, что между столом и койкой мог поместиться только мат для вытирания ног.
Каюта была основательно прокурена.
В кают-компании ни души. Чуть-чуть покачивается большая лампа над столом, и слегка поскрипывают от качки деревянные переборки. Сквозь жалюзи дверей слышатся порой сонные звуки спящих офицеров, да в приоткрытый
люк доносится характерный тихий свист ветра в снастях, и льется струя холодного сырого воздуха.
Все офицеры в кают-компании или по
каютам, Степан Ильич со своим помощником и вахтенный офицер, стоявший вахту с 4 до 8 часов утра, делают вычисления; доктор, осмотревший еще до 8 ч. несколько человек слегка больных и освободивший их от работ на день, по обыкновению, читает. В открытый
люк капитанской
каюты, прикрытый флагом, видна фигура капитана, склонившаяся над книгой.
Теперь уже палуба ничем не напоминала о беспорядке, бывшем на ней десять дней тому назад. На ней царила тишина, обычная на военном судне после спуска флага и раздачи коек. И только из чуть-чуть приподнятого, ярко освещенного
люка кают-компании доносился говор и смех офицеров, сидевших за чаем.
Капитан и старший офицер вышли из кают-компании, и через несколько минут через приподнятый
люк кают-компании донесся звучный, молодой тенорок вахтенного офицера...
Когда вскоре после обеда Ашанин, заглянув в открытый
люк капитанской
каюты, увидел, что капитан внимательно читает рукопись, беспокойству и волнению его не было пределов. Что-то он скажет? Неужели найдет, как и Лопатин, статью неинтересной? Неужели и он не одобрит его идей о войне?
Володя невольно улыбнулся и вошел в большую, светлую капитанскую
каюту, освещенную большим
люком сверху, роскошно отделанную щитками из нежно-палевой карельской березы.
Капитан читал несколько часов подряд. Ашанин это видел — недаром ему не сиделось в
каюте, и он то и дело выбегал наверх и заглядывал в
люк.
В эту минуту сквозь открытый
люк кают-компании раздался голос стоявшего на вахте мичмана Лопатина...
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей,
люков и иллюминаторов и отражались в черной воде. По сходням взад и вперед ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе в
каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Я спустился с палубы по крутой лесенке в
каюту, где уже сидело много народу, и вскоре все скамейки оказались занятыми. Смотрю — сверху, из
люка, выглядывает Анненский и таинственно, даже как будто взволнованно, манит меня пальцем...
Люк в
каюте был настолько велик, что человек мог свободно пролезть в него, но надо было уж отказаться от спасательного круга, так как в
каюте его не было, да он и не прошел бы в отверстие
люка.