На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но
маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Неточные совпадения
Вдруг он припомнил и сообразил, что этот большой
ключ, с зубчатою бородкой, который тут же болтается с другими
маленькими, непременно должен быть вовсе не от комода (как и в прошлый раз ему на ум пришло), а от какой-нибудь укладки, и что в этой-то укладке, может быть, все и припрятано.
Говоря, она одевалась. Вышли на двор. Марина заперла железную дверь большим старинным
ключом и спрятала его в муфту. Двор был
маленький, тесный, и отовсюду на него смотрели окна, странно стесняя Самгина.
Вот все, что пока мог наблюсти Райский, то есть все, что видели и знали другие. Но чем
меньше было у него положительных данных, тем дружнее работала его фантазия, в союзе с анализом, подбирая
ключ к этой замкнутой двери.
Затем с адским и с преступнейшим расчетом устроил так, чтобы подумали на слуг: не побрезгал взять ее кошелек, отворил
ключами, которые вынул из-под подушки, ее комод и захватил из него некоторые вещи, именно так, как бы сделал невежа слуга, то есть ценные бумаги оставил, а взял одни деньги, взял несколько золотых вещей покрупнее, а драгоценнейшими в десять раз, но
малыми вещами пренебрег.
Страшное привидение обратилось вдруг во что-то такое
маленькое, такое комическое; его снесли руками в спальню и заперли на
ключ.
Между Дагды и Нунгини высятся скалистые сопки, из которых особенно выделяются вершины Ада и Тыонгони. Река Дагды принимает в себя справа еще две реки: Малу-Сагды, Малу-Наиса — и два
ключа: Эйфу и Адани, текущие с горы того же имени, а слева — несколько
маленьких речек: Джеиджа, Ада 1-я, Ада 2-я и Тыонгони. От устья Дагды в три дня можно дойти до Сихотэ-Алиня.
С плоскогорья Лао-бей-лаза стекают два
ключа: Кямту и Сигими-Бяса. Далее, с правой стороны, в Бикин впадают: река Бей-си-лаза, стекающая с горы того же имени,
маленький ключик Музейза [У-цзей (хе) — речка сепий.] и река Лаохозен [Лао-ху-цзен — опасающийся (этого места) тигр.], получившая свое название от слова «лахоу», что значит «тигр». По рассказам удэгейцев, несколько лет назад появился тигр, который постоянно ходил по соболиным ловушкам, ломал западни и пожирал все, что в них попадалось.
Отроги хребта, сильно размытые и прорезанные горными
ключами, казались сопками, разобщенными друг от друга. Дальше за ними виднелся гребень водораздела; точно высокой стеной окаймлял он истоки Такунчи. Природа словно хотела резко отграничить здесь прибрежный район от бассейна Имана. В том же месте, где соединялись 3 ручья, была небольшая полянка, и на ней стояла
маленькая фанзочка, крытая корьем и сухой травой.
Маленькие кулички-песочники со свистом перелетывают вдоль каменистых берегов, испещренных холодными и светлыми
ключами; дикие утки выплывают на середину прудов и осторожно озираются; цапли торчат в тени, в заливах, под обрывами…
Очень может быть, что я далеко переценил его, что в этих едва обозначенных очерках схоронено так много только для меня одного; может, я гораздо больше читаю, чем написано; сказанное будит во мне сны, служит иероглифом, к которому у меня есть
ключ. Может, я один слышу, как под этими строками бьются духи… может, но оттого книга эта мне не
меньше дорога. Она долго заменяла мне и людей и утраченное. Пришло время и с нею расстаться.
Обойдя извилистыми дорожками весь сад, который оба знали наизусть, они дошли до каменной садовой ограды и тут, в самом углу стены, отыскали
маленькую дверцу, выводившую в тесный и глухой переулок, почти всегда запертую, но
ключ от которой оказался теперь в руках Алексея Егоровича.
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с
ключом, то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута,
малый добрый, знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила моль…
Потом дни через два отец свозил меня поудить и в
Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин враг, где на самой вершине горы бил сильный родник и падал вниз пылью и пеной; и к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский враг, где
ключ вырывался из каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
Я пришел к тебе, дай мне
ключ от шкапа, я затерял свой. У тебя есть такой
маленький ключик.
Под ноги ему попалась развернутая бритва, лежавшая на ковре; он поднял ее, свернул, уложил в бритвенный ящик, забытый с утра на
маленьком столике, подле самого дивана, на котором спал Павел Павлович, и запер ящик в бюро на
ключ.
Лично мне рассказывали, что когда расчищали серные
ключи, то находили дубовые клинья, чурбаки и доски, обернутые в войлок, которыми были крепко заколочены главные источники, отчего вода, прегражденная в своем истоке, просачивалась вокруг множеством
маленьких родников.
Становиха сняла со стены большой
ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю. В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями —
маленький домик с покривившеюся трубой.
— Спаси Господи и помилуй своими богатыми милостями благодетеля нашего Ермолая и всех присных его, — встав с места и кладя
малый начал, величаво сказала Филагрия. — Клавдюша! — кликнула она незнакомую Семену Петровичу послушницу, что у новой игуменьи в
ключах ходила.
Палтусов сидел так, что ему была видна часть стены, где он в первый раз заметил несгораемый шкап. Глаза его остановились на продольной, чуть заметной щели. Опять разглядел он и
маленькое отверстие для
ключа.
Дома все спят, и никто не слышит моего прихода. Впрочем, никто и не должен слышать: у меня
ключ с собою, которым открываю неслышно дверь. Проскальзываю в мою комнату, по дороге перекрестив и поцеловав
маленького принца в его кроватке.
— Я выеду вслед за княгиней с тем поездом, который приходит в Т. утром, сойду на предпоследней станции и проеду на лошадях в пригородный монастырь. Ты велишь разбудить себя у Фальк пораньше и поедешь туда к обедне. Я буду тебя ждать в
маленькой рощице на берегу озера. Там ты отдашь мне бумагу и
ключ. Пузырек же оставишь на столе у постели княгини. Поняла?
В то же самое время между портьерами появилась Стеша, вышедшая из
маленькой двери в стене, заперла дверь на
ключ и скрылась в ту же дверь.
— Для чего бы то ни было, я имею полное право, когда хочу, приходить к моему мужу, а путь очень прост. Вам стоило обратить внимание на глубину двери, ведущей отсюда в кабинет, чтобы догадаться, что в толстой стене, разделяющей эти комнаты, устроена лестница, ведущая наверх, а в боковой стене двери есть другая,
маленькая дверь, запирающаяся только изнутри, и
ключ от которой находится у меня. Удовлетворено ли ваше любопытство?
Леонид Михайлович взял у него из рук этот огарок, а на камине швейцарской
ключ и повел Фанни Викторовну по темной лестнице на четвертый этаж, где он занимал угольный большой номер, состоящий из прихожей, приемной и глубокого алькова за занавеской, в котором стояла кровать, помещался мраморный умывальник, вделанный в стене, с проведенной водой и
маленький шкапчик.
На пустыре Ананьева не было. Кузьма пошел до улице, посмотрел по сторонам, но нигде не было видно старика. Парень вернулся к избе, запер дверь в привинченные кольца висячим замком и положил
ключ в расщелину одного из бревен — место, уговоренное с Петром Ананьевым, на случай совместного ухода из дому. Почти бегом бросился он затем по улице и, не уменьшая шага,
меньше чем через час был уже во дворе дома Салтыкова.
Люди уносят в свои могилы не только тайны своих ближних, но и свои собственные, а среди них главную тайну — тайну смерти. Если бы живые могли проникнуть в нее, насколько было бы
меньше в мире зла, преступлений, коварства и лжи, а быть может, тогда не было бы и жизни. Могилы были забыты — жизнь кипела
ключом, и более всего там, где на поверхности, казалось, была гладь без малейшей зыби.
В то время, когда Дмитрий Павлович с
ключом от кассы банкирской конторы в кармане и со светлыми мечтами в голове возвращался к себе домой на Гагаринскую, его мать сидела в простенькой гостиной своей
маленькой квартирки с желанной гостьей, которую она упросила остаться пообедать «чем Бог послал».
— В саду есть калитка. Я буду давать тебе
ключ. Ты будешь приходить ко мне ночью через
маленькую дверь, которая соединяется коридором с этим будуаром. Я покажу тебе дорогу сегодня же.
У последнего в одном из переулков, прилегающих к Пречистенке, была особая,
маленькая, убранная как игрушечка, квартирка специально для приемов княжны. В этом же домике жил знакомый нам репортер Петухов, и его жена наблюдала за порядком в обыкновенно запертой квартире Гиршфельда и хранила
ключ. Другой
ключ был у княжны Маргариты Дмитриевны. Здесь устраивались их свидания. Гиршфельд доверял Петухову и тот всеми силами старался оправдать это доверие, хотя делал это далеко недаром.