И все это благодаря Леберке и ее пострадавшему щенку, может быть, даже Каштанке. Из-за него меня Григорьев перевел в свою комнату-библиотеку, из-за него, наконец, я впервые познакомился с Шекспиром, из-за него я прочел
массу книг, в том числе «Гамлета», и в бессонную ночь вообразил его по-своему, а через неделю увидел его на сцене, и какого Гамлета!.. Это было самое сильное впечатление первого года моего пребывания на сцене.
Подошедши к одному из окон, он даже раздвинул тяжелые занавески. Так, показалось ему, мало давали света громадные окна кабинета, выходившие на одну из лучших улиц Петербурга. Раннее серое декабрьское утро на самом деле не приветливо и мрачно смотрелось в комнату и тускло освещало огромный письменный стол, заваленный
массою книг, бумаг и тетрадей, большой турецкий диван, покрытый шалями, и всю остальную, манящую к покою, к кайфу обстановку кабинета.
Неточные совпадения
Посмотрев, как хлопотливо порхают в придорожном кустарнике овсянки, он в сотый раз подумал: с детства, дома и в школе, потом — в университете его начиняли
массой ненужных, обременительных знаний, идей, потом он прочитал множество
книг и вот не может найти себя в паутине насильно воспринятого чужого…
День этот был странно длинён. Над крышами домов и площадью неподвижно висела серая туча, усталый день точно запутался в её сырой
массе и тоже остановился. К вечеру в лавку пришли покупатели, один — сутулый, худой, с красивыми, полуседыми усами, другой — рыжебородый, в очках. Оба они долго и внимательно рылись в
книгах, худой всё время тихонько свистел, и усы у него шевелились, а рыжий говорил с хозяином. Евсей укладывал отобранные
книги в ряд, корешками вверх, и прислушивался к словам старика Распопова.
Книги не возбуждали в нём интереса, он пробовал читать, но никогда не мог сосредоточить на
книге свою мысль. Уже загромождённая
массою наблюдений, она дробилась на мелочах, расплывалась и наконец исчезала, испаряясь, как тонкая струя воды на камне в жаркий день.
Обратите внимание на то, что главная
масса увечных происходит благодаря все этим же безгрешным доходам караванных служащих; поставят людей в обрез, чтобы прописать в
книгу побольше, снимают барки воротом, что запрещено законом.
Успех
книги г. Устрялова доказывает, что публика наша умеет отличить
массу, — хотя бы и очень тяжелую, — свежих, живых сведений от столь же тяжелой
массы ненужных цитат и схоластических тонкостей.
Петрусь, как гений ума, тотчас меланхолично предложил: выбрать ему следующее количество
книг, по числу всей
массы; за ним выбираю я столько же, и так далее, до последнего брата, коему останется остаток.
«Библиотека для чтения» пришла в ужас от столь печального факта и воскликнула с благородным негодованием: «В 1858 году, во время всеобщего движения вперед (в настоящее время, когда… и пр.), является целая
масса людей, занимающих почетное место в обществе, но которые не приготовлены к эманципации только потому, что неоткуда было познакомиться с такими понятиями, — как будто человечественные идеи почерпаются только из
книг, как будто практический смысл помещика не мог сказать ему, что он должен сделать для своего крестьянина и как сделать.
Мой цивилизованный дурак читает всё, начиная с вывесок питейных домов и кончая Огюстом Контом, лежащим у меня в сундуке вместе с другими мною не читаемыми, заброшенными
книгами; но из всей
массы печатного и писанного он признает одни только страшные, сильно действующие романы с знатными «господами», ядами и подземными ходами, остальное же он окрестил «чепухой».
Среди
массы бумаг,
книг, прошлогодних газет, ветхих стульев, сапог, халатов, кинжалов и колпаков, на маленькой, обитой сизым коленкором кушетке спала его хорошенькая жена, Амаранта.
Она окончила институтский курс семнадцати лет и по выходе из заведения жила с матерью и братом в Петербурге. Перечитала гибель
книг, перевидала
массы самых разнообразных лиц и не вошла ни в какие исключительные отношения ни с кем.
Малый тихий, услужливый, признательный, но изнашивает такую
массу сапог, брюк и
книг, что просто беда…
Окружающая „чародея“ обстановка довершила ужас: черепа и человеческие кости, банки с частями человеческого тела и толстые в кожаных переплетах
книги являлись для
массы его современников еще большим пугалом, нежели приготовляемое этим „слугой сатаны“ „чертово зелье“.
— Сдавайте экзамен, и будем вместе работать. Я вас зову не на легкую наживу. Придется жить по — студенчески… на первых порах. Может, и перебиваться придется, Заплатин. Но поймите… Нарождается новый люд, способный сознавать свои права, свое значение. В его мозги многое уже вошло, что еще двадцать-тридцать лет назад оставалось для него
книгой за семью печатями. Это — трудовая
масса двадцатого века. Верьте мне! И ему нужны защитники… — из таких, как мы с вами.