Неточные совпадения
— Нет, будто и Михеева продали? — сказал председатель. — Я знаю каретника Михеева: славный
мастер; он мне дрожки переделал. Только позвольте, как же… Ведь вы мне сказывали, что он
умер…
А отец был дорожным
мастером, потом — подрядчиком по земляным работам, очень богатый, летом этим —
умер.
— Одиннадцать лет жила с ним. Венчаны. Тридцать семь не живу. Встретимся где-нибудь — чужой. Перед последней встречей девять лет не видала. Думала —
умер. А он на Сухаревке, жуликов пирогами кормит. Эдакий-то…
мастер, э-эх!
— Барыня приказала, — продолжал он, пожав плечами, — а вы погодите… вас еще в свинопасы произведут. А что я портной, и хороший портной, у первых
мастеров в Москве обучался и на енаралов шил… этого у меня никто не отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? из господской власти вышли, что ли? вы дармоеды, тунеядцы, больше ничего. Меня отпусти на волю — я с голоду не
умру, я не пропаду; дай мне пашпорт — я оброк хороший взнесу и господ удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
— Так-то оно так, а кто твой проект читать будет? Лука Назарыч… Крепостное право изничтожили, это ты правильно говоришь, а Лука Назарыч остался… Старухи так говорят: щука-то
умерла, а зубы остались… Смотри, как бы тебе благодарность из Мурмоса кожей наоборот не вышла. Один Овсянников чего стоит… Они попрежнему гнут, чтобы вольного-то мужика в оглобли завести, а ты дровосушек да кричных
мастеров здесь жалеешь. А главная причина. Лука Назарыч обидится.
Великий
мастер. Да
умрем смертию праведных и да уподобимся им кончиною нашею! Господь есть бог наш, той есть с нами до смерти.
Великий
мастер. Человек скитается, яко тень, яко цвет сельный отцветает. Сокровиществует и не весть кому соберет,
умрет и ничего из славы сей земли с собой не понесет. Наг приходит в мир сей и наг уходит. Господь даде, господь и взя.
Я очень дружно жил с Павлом Одинцовым; впоследствии из него выработался хороший
мастер, но его ненадолго хватило, к тридцати годам он начал дико пить, потом я встретил его на Хитровом рынке в Москве босяком и недавно слышал, что он
умер в тифе. Жутко вспомнить, сколько хороших людей бестолково погибли на моем веку! Все люди изнашиваются и — погибают, это естественно; но нигде они не изнашиваются так страшно быстро, так бессмысленно, как у нас, на Руси…
Хороша она была и на рынке, когда стояла перед ярко-разноцветной кучей овощей, точно написанная великим
мастером на белом фоне церковной стены, — ее место было у церкви святого Якова, слева от паперти, она и
умерла в трех шагах от него.
Он родился князем; и жил и
умер, храня свой титул не как титул, но и как родовое достоинство. Он начал русским барином, — а кончил испанским дворянином и «сохранился» в это время, когда так мало
мастеров сохраняться во всей чистоте при всей бедности.
— Понятно и то, — добавил слушатель, — что Лука по цепи перешел с веслом: каменщики известные
мастера где угодно ходить и лазить, а весло тот же балансир; понятно, пожалуй, и то, что Марой мог видеть около Луки светение, которое принял за ангелов. От большой напряженности сильно перезябшему человеку мало ли что могло зарябить в глазах? Я нашел бы понятным даже и то, если бы, например, Марой, по своему предсказанию, не преполовя дня
умер…
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже
умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый
мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Как достигали такой прелести изображения наши старые
мастера? — это осталось их тайной, которая и
умерла вместе с ними и с их отверженным искусством.