Неточные совпадения
Самгин попросил чаю и, закрыв дверь кабинета, прислушался, — за окном топали и шаркали шаги людей. Этот непрерывный шум создавал впечатление работы какой-то
машины, она выравнивала мостовую, постукивала в стены дома, как будто расширяя
улицу. Фонарь против дома был разбит, не горел, — казалось, что дом отодвинулся с того места, где стоял.
Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по
машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на
улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли.
Солнце поднималось все выше, вливая свое тепло в бодрую свежесть вешнего дня. Облака плыли медленнее, тени их стали тоньше, прозрачнее. Они мягко ползли по
улице и по крышам домов, окутывали людей и точно чистили слободу, стирая грязь и пыль со стен и крыш, скуку с лиц. Становилось веселее, голоса звучали громче, заглушая дальний шум возни
машин.
И вот, так же как это было утром, на эллинге, я опять увидел, будто только вот сейчас первый раз в жизни, увидел все: непреложные прямые
улицы, брызжущее лучами стекло мостовых, божественные параллелепипеды прозрачных жилищ, квадратную гармонию серо-голубых шеренг. И так: будто не целые поколения, а я — именно я — победил старого Бога и старую жизнь, именно я создал все это, и я как башня, я боюсь двинуть локтем, чтобы не посыпались осколки стен, куполов,
машин…
Его можно было завести, как
машину; для этого любому из факторов, которому надоело дремать на
улицах, стоило подозвать к себе старика и предложить какой-либо вопрос.
Разобрав свои вещи, он сейчас же сел у окна и стал глядеть с жадным любопытством на
улицу: там сновали уже туда и сюда экипажи, шли пешеходы, проехал взвод казаков, провезли, по крайней мере на десяти лошадях, какую-то
машину.
Гулять на
улицу меня не пускали, да и некогда было гулять, — работа все росла; теперь, кроме обычного труда за горничную, дворника и «мальчика на посылках», я должен был ежедневно набивать гвоздями на широкие доски коленкор, наклеивать на него чертежи, переписывать сметы строительных работ хозяина, проверять счета подрядчиков, — хозяин работал с утра до ночи, как
машина.
А впереди человек видит опять, как в воздухе, наперерез, с
улицы в
улицу летит уже другой поезд, а воздух весь изрезан храпом, стоном, лязганием и свистом
машин.
Рабочая
машина остановилась на полном ходу, и все очутились на
улице.
Машина играет «По
улице мостовой». Юсов пляшет. По окончании все, кроме Жадова, хлопают.
Белогубов. Помните, вы прошлый раз прошлись под
машину: «По
улице мостовой»-с?
В эти тёмные обидные ночи рабочий народ ходил по
улицам с песнями, с детской радостью в глазах, — люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению её, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мёртвые
машины, растерявшуюся полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные лица, покорные фигуры тех людей, которые, не умея работать, научились много есть и потому считали себя лучшими людьми в городе.
Войдя с
улицы, Арбузов с трудом различал стулья первого ряда, бархат на барьерах и на канатах, отделяющих проходы, позолоту на боках лож и белые столбы с прибитыми к ним щитами, изображающими лошадиные морды, клоунские маски и какие-то вензеля. Амфитеатр и галерея тонули в темноте. Вверху, под куполом, подтянутые на блоках, холодно поблескивали сталью и никелем гимнастические
машины: лестницы, кольца, турники и трапеции.
В половине третьего, по окончании классов, когда гурьба гимназистов с гамом и шумом высыпала на
улицу, учителя собрались в конференц-залу, по стенам которой стояли высокие шкафы с чучелами птиц и моделями зверей; на шкафах — глобусы и семь мудрецов греческих; на столах и в витринах около окон — электрические и пневматические
машины, вольтов столб, архимедов винт, лейденские банки, минералогические и археологические коллекции.
— Сановничества много стало. Удивительно, как портит людей положение. С Джигитской
улицы пять минут ему ходьбы до ревкома, — ни за что не пойдет пешком, обязательно вызывает
машину. Уж ниже его достоинства. Нет каких-то устоев.
И после я часто в сумерки выходил на
улицу и крепко целовал обведенное карандашиком место, к которому прикоснулись
Машины губки.
Я решил сняться и обменяться с Машею фотографиями. У них в альбоме я видел
Машину карточку. Такая была прелестная, такая похожая! Но у меня моей карточки не было. Зашел в фотографию Курбатова на Киевской
улице, спросил, сколько стоит сняться. Полдюжины карточек визитного формата — три рубля. У меня дух захватило. Я сконфузился, пробормотал, что зайду на днях, и ушел.
Нет, мне это решительно нравится: я — курица. И мой Женька не кто иной, как курицын сын… теперь я понимаю язвительность этой ругани. И по
улицам все тоже разгуливают куры и курицыны дети в то время, как сукины дети… стоп
машина!