Неточные совпадения
Городничий. Да говорите, ради
бога, что такое? У меня сердце не на
месте. Садитесь, господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
Впрочем, я так только упомянул об уездном суде; а по правде сказать, вряд ли кто когда-нибудь заглянет туда: это уж такое завидное
место, сам
бог ему покровительствует.
Не горы с
места сдвинулись,
Упали на головушку,
Не
Бог стрелой громовою
Во гневе грудь пронзил,
По мне — тиха, невидима —
Прошла гроза душевная,
Покажешь ли ее?
— Состояние у меня, благодарение
богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие на моем
месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
— Нужды нет, что он парадов не делает да с полками на нас не ходит, — говорили они, — зато мы при нем, батюшке, свет у́зрили! Теперича, вышел ты за ворота: хошь — на
месте сиди; хошь — куда хошь иди! А прежде сколько одних порядков было — и не приведи
бог!
— Мнишь ты всех людей добродетельными сделать, а про то позабыл, что добродетель не от себя, а от
бога, и от
бога же всякому человеку пристойное
место указано.
Инспектор врачебной управы вдруг побледнел; ему представилось
бог знает что: не разумеются ли под словом «мертвые души» больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и в других
местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер, и что Чичиков не есть ли подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия.
— Не я-с, Петр Петрович, наложу-с <на> вас, а так как вы хотели бы послужить, как говорите сами, так вот богоугодное дело. Строится в одном
месте церковь доброхотным дательством благочестивых людей. Денег нестает, нужен сбор. Наденьте простую сибирку… ведь вы теперь простой человек, разорившийся дворянин и тот же нищий: что ж тут чиниться? — да с книгой в руках, на простой тележке и отправляйтесь по городам и деревням. От архиерея вы получите благословенье и шнурованную книгу, да и с
Богом.
— Как же, а я приказал самовар. Я, признаться сказать, не охотник до чаю: напиток дорогой, да и цена на сахар поднялась немилосердная. Прошка! не нужно самовара! Сухарь отнеси Мавре, слышишь: пусть его положит на то же
место, или нет, подай его сюда, я ужо снесу его сам. Прощайте, батюшка, да благословит вас
Бог, а письмо-то председателю вы отдайте. Да! пусть прочтет, он мой старый знакомый. Как же! были с ним однокорытниками!
— Нет, Платон Михайлович, — сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его руку, — не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих ради доходных
мест. Храни
бог, чтобы из-за меня, из-за доставки мне жалованья прибавлены были подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович,
бог с ним.
— Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих
местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря
Бога, до сих пор так здоров, как нельзя лучше.
Однако ж минуту спустя он тут же стал хитрить и попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика, что видно по газетам, как один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека
бог знает в какие
места, так что после нигде и отыскать его нельзя было.
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на дороге, потому что пленные как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и
бог знает в каких
местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что пришли не с тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться, как ровные между собою.
Я ведь и заговорил с целию, а то мне вся эта болтовня-себятешение, все эти неумолчные, беспрерывные общие
места и все то же да все то же до того в три года опротивели, что, ей-богу, краснею, когда и другие-то, не то что я, при мне говорят.
У папеньки Катерины Ивановны, который был полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих чувств, хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее
место, а то она
бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.
«А
бог знает, барин, — сказал он, садясь на свое
место, — воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится.
Да вот, например: другой на его
месте тянул бы да тянул с своих родителей; а у нас, поверите ли? он отроду лишней копейки не взял, ей-богу!
— Учеными доказано, что
бог зависит от климата, от погоды. Где климаты ровные, там и
бог добрый, а в жарких, в холодных
местах —
бог жестокий. Это надо понять. Сегодня об этом поучения не будет.
— Что ты говоришь, Андрей! — сказал он, вставая с
места. — Поедем, ради
Бога, сейчас, сию минуту: я у ног ее выпрошу прошение…
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с
места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так не дай
Бог что выйдет.
— Dieu sait! [
Бог его знает! (фр.)] — отвечал другой, и все разошлись по
местам. Но Обломов потерялся от этого ничтожного разговора.
— А коли хорошо тут, так зачем и хотеть в другое
место? Останьтесь-ка лучше у меня на целый день, отобедайте, а там вечером —
Бог с вами!.. Да, я и забыл: куда мне ехать! Тарантьев обедать придет: сегодня суббота.
— Если хотите, расстанемтесь, вот теперь же… — уныло говорил он. — Я знаю, что будет со мной: я попрошусь куда-нибудь в другое
место, уеду в Петербург, на край света, если мне скажут это — не Татьяна Марковна, не маменька моя — они, пожалуй, наскажут, но я их не послушаю, — а если скажете вы. Я сейчас же с этого
места уйду и никогда не ворочусь сюда! Я знаю, что уж любить больше в жизни никогда не буду… ей-богу, не буду… Марфа Васильевна!
Марина была не то что хороша собой, а было в ней что-то втягивающее, раздражающее, нельзя назвать, что именно, что привлекало к ней многочисленных поклонников: не то скользящий быстро по предметам, ни на чем не останавливающийся взгляд этих изжелта-серых лукавых и бесстыжих глаз, не то какая-то нервная дрожь плеч и бедр и подвижность, игра во всей фигуре, в щеках и в губах, в руках; легкий, будто летучий, шаг, широкая ли, внезапно все лицо и ряд белых зубов освещавшая улыбка, как будто к нему вдруг поднесут в темноте фонарь, так же внезапно пропадающая и уступающая
место слезам, даже когда нужно, воплям —
бог знает что!
— Татьяна Марковна! высокая и сановитая владычица сих
мест! Прости дерзновенному, ищущему предстать пред твои очи и облобызать прах твоих ног! Приими под гостеприимный кров твой странника, притекша издалеча вкусить от твоея трапезы и укрыться от зноя полдневного! Дома ли
Богом хранимая хозяйка сей обители!.. Да тут никого нет!
— Не я, барыня, дай
Бог околеть мне на этом
месте…
В то время, как Нехлюдов подъезжал к
месту жительства старого генерала, куранты часов на башне сыграли тонкими колокольчиками «Коль славен
Бог», а потом пробили два часа.
— Что мне делается; живу, как старый кот на печке. Только вот ноги проклятые не слушают. Другой раз точно на чужих ногах идешь… Ей-богу! Опять, тоже вот идешь по ровному
месту, а левая нога начнет задирать и начнет задирать. Вроде как подымаешься по лестнице.
— Болтать-то вам легко, — усмехнулся он еще, но уже почти ненавистно. Взял я книгу опять, развернул в другом
месте и показал ему «К евреям», глава Х, стих 31. Прочел он: «Страшно впасть в руки
Бога живаго».
Потом мне вообразилось (это уже сейчас, здесь) на том
месте, когда я говорил: «Если бы не было
Бога, то его надо выдумать», что я слишком тороплюсь выставить мое образование, тем более что эту фразу я в книге прочел.
Все тогда встали с
мест своих и устремились к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая на них, тихо опустился с кресел на пол и стал на колени, затем склонился лицом ниц к земле, распростер свои руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно отдал душу
Богу.
Где станет
Бог — там уже
место Божие!
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь и пригодишься. Подымутся беси, молитву читай. И знай, сынок (старец любил его так называть), что и впредь тебе не здесь
место. Запомни сие, юноша. Как только сподобит
Бог преставиться мне — и уходи из монастыря. Совсем иди.
Сунцай назвал дикушек по-своему и сказал, что
бог Эндури [Божество, сотворившее мир.] нарочно создал непугливую птицу и велел ей жить в самых пустынных
местах, для того чтобы случайно заблудившийся охотник не погиб с голоду.
— Гром — это Агды. Когда черт долго держится в одном
месте, то
бог Эндули посылает грозу, и Агды гонит черта. Значит, там, где разразилась гроза, был черт. После ухода черта (то есть после грозы) кругом воцаряется спокойствие: животные, птицы, рыбы, травы и насекомые тоже понимают, что черт ушел, и становятся жизнерадостными, веселыми…
— Ну, поставь их с
Богом на
место, — проговорил Анастасей Иваныч. — Других нам покажи.
Да, во-первых, силы
Бог не дал; во-вторых, робость разбирала, а в-третьих, наконец, как себе
место выхлопотать, кого просить?
Ведь вот с тех пор и Феклиста не в своем уме: придет, да и ляжет на том
месте, где он утоп; ляжет, братцы мои, да и затянет песенку, — помните, Вася-то все такую песенку певал, — вот ее-то она и затянет, а сама плачет, плачет, горько
Богу жалится…
— Я бы тебя свел, пожалуй, на ссечки [Срубленное
место в лесу. — Примеч. авт.]. Тут у нас купцы рощу купили, —
Бог им судья, сводят рощу-то, и контору выстроили,
Бог им судья. Там бы ты у них ось и заказал или готовую купил.
Тропа идет по левому берегу реки, то приближаясь к ней, то удаляясь метров на двести. В одном
месте река прижимается вплотную к горам, покрытым осыпями, медленно сползающими книзу. Сверху сыплются мелкие камни. Слабый ум китайского простонародья увидел в этом сверхъестественную силу. Они поставили здесь кумирню
богу Шаньсинье, охраняющему горы. Сопровождающие нас китайцы не преминули помолиться, нимало не стесняясь нашим присутствием.
Скала Янтун-Лаза высотой 110 м. В ней много углублений, в которых гнездятся дикие голуби. На самой вершине из плитняковых камней китайцы сложили подобие кумирни. Манзы питают особую любовь к высоким
местам; они думают, что, подымаясь на гору, становятся ближе к
богу.
— Это ни на что не похоже! — воскликнул он, — у меня сердце не на
месте. Она меня уморит, ей-богу… пойдемте искать ее.
— Устроилась, слава
Богу. Вот здесь у князя М. М. в экономках служу. — Она указала на великолепную виллу, в глубине сада, обнесенного каменным забором. — По крайней мере,
место постоянное. Переезжать не надо.
«Наказал меня
Бог, говорит, такую болесть наслал на меня, что
места себе не найду; и домочадцы и друзья — все меня бросили; живу хуже пса смердящего».
Ах, жизнь, жизнь! все равно как платье. Все цело да цело, и вдруг где-нибудь лопнет. Хорошо еще, ежели лопнет по шву — зачинить легко; а ежели по целому
месту — пиши пропало! Как ни чини, ни заштопывай, а оно все дальше да дальше врозь ползет. И заплатки порядочной поставить нельзя: нитка не держит. Господи, да неужто уж
Бог так немилостив, во второй раз такое же испытанье пошлет! Он ли не старается! он ли не выбивается из сил!
— А! Голопупенко, Голопупенко! — закричал, обрадовавшись, Солопий. — Вот, кум, это тот самый, о котором я говорил тебе. Эх, хват! вот
Бог убей меня на этом
месте, если не высуслил при мне кухоль мало не с твою голову, и хоть бы раз поморщился.
— Вишь! — стал дед и руками подперся в боки, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. — Клад! — закричал дед. — Я ставлю
бог знает что, если не клад! — и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. — Эх, жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут и лежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере,
место, чтобы не позабыть после!
— Утонул! ей-богу, утонул! вот чтобы я не сошла с этого
места, если не утонул! — лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы.
Но и мужик обязан знать свое
место, так как все это установлено
богом.
Дедушка хотел было Ванюшку-то в полицию нести, да я отговорила: возьмем, мол, себе; это
бог нам послал в тех
место, которые померли.