Неточные совпадения
В стойках торчали ружья различных систем, шпаги, сабли, самострелы,
мечи, копья,
кинжалы, стояли чучела лошадей, покрытых железом, а на хребтах лошадей возвышалась железная скорлупа рыцарей.
Как в старых эпопеях, в то время, как герой спокойно отдыхает на лаврах, пирует или спит, — Раздор,
Месть, Зависть в своем парадном костюме съезжаются в каких-нибудь тучах,
Месть с Завистью варят яд, куют
кинжалы, а Раздор раздувает мехи и оттачивает острия.
В уста вложив
кинжал и в руки взяв
мечи,
Которые у них сверкали, как лучи… //……………………………………… //……………………………………….
И войска нашего ударили в ограду,
Как стадо лебедей скрывается от граду,
Так войски по холмам от их
мечей текли...
— Можно умереть и не от
кинжала, —
заметил Санин.
И Лукашка опять засвистал и пошел к кордону, обрывая листья с сучьев. Проходя по кустам, он вдруг остановился,
заметив гладкое деревцо, вынул из-под
кинжала ножик и вырезал. — То-то шомпол будет, — сказал он, свистя в воздухе прутом.
Только
кинжал и спасал, — секи ветки и иди
смело.
Кирша, поговорив еще несколько времени с хозяином и гостьми, встал потихоньку из-за стола; он тотчас
заметил, что хотя караул был снят от ворот, но зато у самых дверей сидел широкоплечий крестьянин, мимо которого прокрасться было невозможно. Запорожец отыскал свою саблю, прицепил ее к поясу, надел через плечо нагайку, спрятал за пазуху
кинжал и, подойдя опять к столу, сел по-прежнему между приказчиком и дьяком. Помолчав несколько времени, он спросил первого: весело ли ему будет называться дедушкою?
На пленника возведши взор,
«Беги, — сказала дева гор, —
Нигде черкес тебя не встретит.
Спеши; не трать ночных часов;
Возьми
кинжал: твоих следов
Никто во мраке не
заметит».
— Не дурачься, Шамбюр, — подхватил Розенган,
заметя, что вспыльчивый гусар схватился левой рукой за рукоятку своего
кинжала. Папилью и Мильсан подошли также к Шамбюру и стали его уговаривать.
Между тем отец и сын со слезами обнимали, целовали друг друга и не
замечали, что недалеко от них стояло существо, им совершенно чуждое, существо забытое, но прекрасное, нежное, женщина с огненной душой, с душой чистой и светлой как алмаз; не
замечали они, что каждая их ласка или слеза были для нее убивственней, чем яд и
кинжал; она также плакала, — но одна, — одна — как плачет изгнанный херувим, взирая на блаженство своих братьев сквозь решетку райской двери.
— Неблагодарная, змея! — воскликнул Юрий, — говори, разве смертью плотят у вас за жизнь? разве на все мои ласки ты не знала другого ответа, как удар
кинжала?.. боже, создатель! такая наружность и такая душа! о если все твои ангелы похожи на нее, то какая разница между адом и раем?.. нет! Зара, нет! это не может быть… отвечай
смело: я обманулся, это сон! я болен, я безумец… говори: чего ты хочешь?
Они все знали, что встреча с зайцем к добру никогда не бывает. И я тоже струсил и схватился за свой
кинжал, но так увлекся заботами об извлечении его из заржавевших ножен, что не
заметил, как выпустил из рук вожжи и, с совершенною для себя неожиданностию, очутился под опрокинувшеюся телегою, которую потянувшийся на рубеж за травкою буланый повернул самым правильным образом, так что все четыре колеса очутились вверху, а я с Роськой и со всею нашею провизиею явились под спудом…
Что это? Сон или действительность? Прямо на меня во весь опор неслась лошадь передового кабардинца. Седой бородатый всадник по-юношески ловко изогнулся в седле. Рослая фигура старика все ниже клонилась к луке, чалма, скользнув вдоль крупа лошади, белела теперь у ног коня, седая борода
мела узкую тропинку… Быстрое, ловкое, неожиданное движение — и гость-кабардинец, совсем припав к земле, на всем скаку зубами выхватил торчащий из земли
кинжал и снова взлетел в седло, не выпуская изо рта добычу.
Керим все еще стоял там, скрестив руки на груди. Его поза выражала лишь беспечную удаль, но глаза
метали молнии… Ноздри тонкого носа и губы трепетали, как у дикой лошади. Никакого оружия не было у него в руках…
Кинжалы оставались заткнутыми за пояс.
Счастливое выражение разом сбежало с лица бека-Мешедзе, и это лицо снова стало суровым и хмурым, как грозовая ночь. Рука его привычно взялась за рукоятку дамасского
кинжала, с которым он никогда не разлучался.
Заметив это движение, дедушка Магомет, в свою очередь, выхватил
кинжал из-за пояса и, грозно потрясая им в воздухе, воскликнул...
Керим не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лицо его белое, как
мел, было искажено нечеловеческим страданием и злостью. Огромные горящие, как уголья, глаза не сдавались, грозя гибелью своему победителю-врагу. Но рука тщетно пыталась вырвать
кинжал из-за пояса. Силы покинули его.
Тот же Литта подал ему
меч или «
кинжал веры».
На стене, красовавшейся переплетами кирпичей, висели железные шишаки грубой работы, колонтари (латы), писанные серебром, и простые, железные, на которых ржавчина въелась кровавыми пятнами, кончары (оружие вроде
меча и
кинжала, немного поменее первого и поболее второго), из коих некоторые были с искусною золотою насечкою и украшениями, изобличающими восток, палицы, сулицы (метальные копья), шестопер, знак воеводства, как ныне маршальский жезл, и несколько железных щитов с конусными выемками.
Посредине светлицы стоял высокий средних лет мужчина, с открытым, добродушным лицом, в камлотовой однорядке, застегнутой шелковыми шнурками и перехваченной казыблатским [Персидским.] кушаком, за которым заткнут был
кинжал. Широкий
меч в ножнах из буйволовой кожи, на кольчатой цепочке, мотался у него сбоку, когда он отряхивал свою мокрую шапку с рысьей опушкой. На ногах его были надеты сапоги с несколько загнутыми кверху носками; на мизинце правой руки висела нагайка.
Посредине светлицы стоял высокий, средних лет, мужчина, с открытым, добродушным лицом, в камлотовой однорядке, застегнутой шелковыми шнурками и перехваченной козылбатским [Персидским.] кушаком, за которым заткнут был
кинжал. Широкий
меч в ножнах из буйволовой кожи, на кольчатой цепочке, мотался у него сбоку, когда он отряхивал свою мокрую шапку с рысьей опушкой. На ногах его были надеты сапоги с несколько загнутыми кверху носками; на мизинце правой руки висела нагайка.
Как-то, в самую скучную летнюю пору, в город заехал жонглер и, ходя по городу, давал, где его принимали, свои незамысловатые представления, из коих одно пришлось очень по вкусу господам офицерам: артист сажал свою дочь на стул, плотно подвигая его спинкой к стене, и, достав из мешка несколько
кинжалов,
метал их в стену так, что они втыкались, обрамливая голову девушки со всех сторон, но нигде ее не задевая.
Все было прекрасно, но в компанию замешался черт, и все дело испортилось: офицеры до того запьянели, что стали
метать вилки в портрет, рассчитывая, что могут окружить его так же ловко, как жонглер окружал
кинжалами голову живого человека.