Неточные совпадения
В самом деле, у него чуть не
погасла вера в честь, честность, вообще в человека. Он, не желая, не стараясь, часто бегая прочь, изведал этот «чудесный
мир» — силою своей впечатлительной натуры, вбиравшей в себя, как губка, все задевавшие его явления.
Думаю я про него: должен был этот человек знать какое-то великое счастье, жил некогда великой и страшной радостью, горел в огне — осветился изнутри, не угасил его и себе, и по сей день светит
миру душа его этим огнём, да не
погаснет по вся дни жизни и до последнего часа.
Свобода! он одной тебя
Еще искал в пустынном
мире.
Страстями чувства истребя,
Охолодев к мечтам и к лире,
С волненьем песни он внимал,
Одушевленные тобою,
И с верой, пламенной мольбою
Твой гордый идол обнимал.
Свершилось… целью упованья
Не зрит он в
мире ничего.
И вы, последние мечтанья,
И вы сокрылись от него.
Он раб. Склонясь главой на камень,
Он ждет, чтоб с сумрачной зарей
Погас печальной жизни пламень,
И жаждет сени гробовой.
Тучи громадных событий скоплялись на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в мирное время было хорошо, желали
мира; другие, которые или совсем
погасали, или начинали
погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом появились на всех сборищах, торжищах и улицах; бедных добровольцев, как баранов на убой, отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках.
О луче и катастрофе 28-го года еще долго говорил и писал весь
мир, но потом имя профессора Владимира Ипатьевича Персикова оделось туманом и
погасло, как
погас и самый открытый им в апрельскую ночь красный луч.
Кто сказал: Мария? Но бежал Сатана,
погасли тихие светы над тихими водами, исчезла испуганная Истина, — и вот снова сижу Я на земле, вочеловечившийся, тупо смотрю нарисованными глазами на нарисованный
мир, а на коленях Моих лежат Мои скованные руки.
Но в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью была ночной, а не дневной эпохой — в ней померкло солнце
мира,
погас высший свет, все освещение было искусственным и посредственным.
С первой минуты как я увидал тебя, я полюбил тебя тою силою страсти, которая может только
погаснуть с жизнью, полюбил тебя более всего, что для меня дорого и свято в
мире.
И если Россия начнет свободное существование с самоупразднения, с раздробления, с утраты своего образа среди народов
мира, то источник возможного света от нее
погаснет, и русские люди превратятся в рассыпающуюся бесцветную массу.