Неточные совпадения
— В
мире идей необходимо различать тех
субъектов, которые ищут, и тех, которые прячутся. Для первых необходимо найти верный путь к истине, куда бы он ни вел, хоть в пропасть, к уничтожению искателя. Вторые желают только скрыть себя, свой страх пред жизнью, свое непонимание ее тайн, спрятаться в удобной идее. Толстовец — комический тип, но он весьма законченно дает представление о людях, которые прячутся.
Маркс был верен идеалистическому тезису Фихте, что
субъект создает
мир.
По Фихте
субъект теоретически, в мысли, создает
мир; у Маркса же он должен в действительности создать, переделать
мир, радикально преобразить его.
Человек не только один из объектов этого
мира, он прежде всего
субъект, из объекта не выводимый.
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на
субъект и объект, есть приобщение не к общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного
мира.
Но и социализм, в большинстве случаев основанный на ложной метафизике, признает
мир объектов первичной реальностью,
мир же
субъекта — вторичный.
Марксистская философия должна быть определена, как философия praxis, акта, действия, но она дорожит реальностью того материального
мира, над которым работает
субъект, человек, она восстает против идеализма, где лишь в мысли происходит победа над необходимостью и властью материального
мира.
Маркс постоянно подчеркивает активность человека, т. е.
субъекта, его способность изменять так называемый объектный
мир, подчинять его себе.
Мир подлинно существует в не объективированном
субъекте.
Христианская философия есть философия
субъекта, а не объекта, «я», а не
мира; философия, выражающаяся в познании искупленности субъекта-человека из-под власти объекта-необходимости.
Объективный
мир есть продукт объективации, это
мир падший, распавшийся и скованный, в котором
субъект не приобщается к познаваемому.
Но всякий иерархический порядок в
мире есть объективация, то есть отпадение духа от самого себя, экстериоризация, совершаемая
субъектом.
Персоналистическая революция, которой по-настоящему еще не было в
мире, означает свержение власти объективации, разрушение природной необходимости, освобождение субъектов-личностей, прорыв к иному
миру, к духовному
миру.
Мое творческое дерзновение, самое важное в моей жизни, выражалось прежде всего в состояниях
субъекта, в продуктах же объективного
мира оно никогда не достигало достаточного совершенства.
Я по крайней мере всегда говорил о первичном, а не о вторичном, не об отраженном, говорил как стоящий перед загадкой
мира, перед самой жизнью; говорил экзистенциально, как
субъект существования.
Есть реализм, который есть не что иное, как порабощенность призрачным, иллюзорным
миром грезящего
субъекта.
«Судьба
субъекта, индивидуума, личности важнее судьбы всего
мира и здоровия китайского императора (т. е. гегелевской Allgemeinheit)».
Судьба
субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего
мира…
Кант так далеко заходит в своем рационализме, что для него вся действительность, все живое бытие есть продукт знания, мышления:
мир созидается категориями
субъекта, и ничто не в силах из этих тисков освободиться, ничего не является само по себе, независимо от того, что навязывается
субъектом.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения
субъекта объекту; она переживается вне времени и пространства, вне законов логики, вне этого
мира, данного рациональному сознанию.
Наш «эмпирический»
мир есть действительный
мир, но больной и испорченный; он воспринимается таким, каков он есть в данном своем дефектном состоянии, а не таким, каким его конструирует
субъект; он познается наукой, наука имеет дело с реальностью, а не с состояниями сознания и элементами мышления, но реальностью больной.
Термином «явление» «обозначается некоторое своеобразное отношение
мира конечных вещей не к познающему
субъекту, а к абсолютному».
Если
мир не-я переживается в опыте не только через его действия на
субъект, а и сам по себе, в своей собственной внутренней сущности, то это значит, что опыт заключает в себе также и нечувственные элементы и что связи между вещами даны в опыте.
Только церковная гносеология владеет тем соборным большим разумом, который одинаково живет в
субъекте и объекте, в человеке и в
мире.
В соборном, церковном опыте дано бытие, душа
мира, мать-земля до рационалистического распадения на
субъект и объект, до всякого отвлеченного знания.
Это отпадение разделяет
субъект и объект и делает восприятие
мира смутным и нездоровым.
Без Бога, без божественного сознания не только Бога, но и
мира и человека нельзя познать, так как рациональность
субъекта ничего не может поделать с иррациональностью объекта.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность законами логики всего
мира, являющегося нам в «опыте», вовсе не есть результат насилия, которое
субъект производит над бытием, навязывая ему «свои» категории, это — состояние, в котором находится само бытие.
Ведь для Канта не только наука, знание, но и сам
мир, сама природа созидаются познавательными категориями, судящим
субъектом.
Но оба они одной крови, для обоих
субъект был безнадежно оторван от объекта, оба сносились с живым
миром через посредников, не знали непосредственного касания мышления бытию.
Познание наше болезненно не потому, что
субъект конструирует объект, опосредствывает, что опыт есть лишь наше субъективное состояние или что знание есть лишь копия, отражение действительности, причем наш познавательный механизм оказывается кривым зеркалом, а потому, что все бытие наше болезненно, что
мир греховен, что все в
мире разорвано.
Это оскорбление есть вина (die Schuld) и отзывается в
субъекте тем, что, связанный узами единства, внешний
мир весь как одно целое взволновывается действием
субъекта и чрез это отдельный поступок
субъекта влечет за собою необозримый и непредусмотримый ряд последствий, в которых
субъект уже не узнает своего поступка и своей воли; тем не менее он должен признавать необходимую связь всех этих последующих явлений со своим поступком и чувствовать себя в ответственности за них.
Но действие
субъекта необходимо запечатлено индивидуальною ограниченностью и потому нарушает абсолютное единство объективной связи
мира.
Ответственность за то, чего не хотел и что, однако, сделал он, имеет для
субъекта последствием страдание, т. е. выражение противодействия от нарушенного хода вещей во внешнем
мире нарушившему их действию.
Временность выражает собой состояние тварности в разных ее модальностях и принадлежит нашему «трансцендентальному
субъекту», выражающему тварное восприятие
мира.
Человек ощущает себя в
мире лишь как хозяйствующий
субъект (economic man [Экономический человек (англ.) — основная методологическая предпосылка буржуазной классической политэкономии (в том числе и марксизма).
Заслуга новой философии была в том, что она раскрыла активность
субъекта в конструкции
мира объективного.
Для победы над прельщением и рабством коллективизма, над новым социальным рабством необходимо уменьшить дань
субъекта миру объектности.
Романтизм в своих исканиях есть борьба за освобождение
субъекта, освобождение человека от власти закованности в конечных формах объективированного
мира, от власти интеллектуализма, приковывающего к ложной идее объективного бытия, к общему.
Романтизм означает разрыв субъективного и объективного,
субъект не хочет быть частью объекта, раскрывается бесконечность субъективного
мира.
Личность есть
субъект, а не объект среди объектов, и она вкоренена во внутреннем плане существования, т. е. в
мире духовном, в
мире свободы.
Авторитет вовсе не переходит от объекта к
субъекту как предмет материального
мира.
Смысл не в объекте, входящем в мысль, и не в
субъекте, конструирующем свой
мир, а в третьей, не объективной и не субъективной сфере, в духовном
мире, духовной жизни, где все активность и духовная динамика.
Право собственности на вещный
мир, на хозяйственные блага должно быть разделено и размежевано между личностью, обществом и государством и одинаково для всех этих
субъектов должно быть ограниченным, данным в пользование, функциональным.
«Судьба
субъекта, индивидуума, личности, — пишет Белинский, — важнее судьбы всего
мира и здравия китайского императора (т. е. Гегелевской Allgemeinheit)».
Совершенно ошибочно признавать лишь два направления в теории познания — реализм, для которого восприятие и познание определяется целиком объектом как подлинной реальностью, и идеализм, для которого
мир есть лишь создание
субъекта.
Она означает падшесть
мира, его раздробленность и порабощенность, причем экзистенциальные
субъекты, личности превращены в вещи, в предметы, в объекты.
Критика познания означала раскрытие активности
субъекта в восприятии и познании
мира, она хотела определить, что привносится мышлением.
В объективной истории
мира нет ничего священного, а есть лишь условная символизация, священное есть лишь в
мире существования, лишь в экзистенциальных
субъектах.
Объект создается
субъектом путем объективации продуктов мысли, гипостазирования понятий, потому что
субъект находится в падшем состоянии, в разобщении и раздоре с другими
субъектами и с Божьим
миром, космосом.