Неточные совпадения
Яшенька, с своей стороны, учил, что сей
мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас врагом
человечества, и что сами мы не более как странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие.
«Я видел в приюте слепых, как ходят эти несчастные, вытянув руки вперед, не зная, куда идти. Но все
человечество не есть ли такие же слепцы, не ходят ли они в
мире тоже ощупью?»
«Идея
человечества так же наивна, как идея божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что
мир делится на рабов и господ. Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки.
Миром двигают силы ума, таланта».
Самгин вздрогнул, ему показалось, что рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный в холодной плоскости зеркала. На него сосредоточенно смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам очков, глаза мыслителя. Он прищурил их, глаза стали нормальнее. Сняв очки и протирая их, он снова подумал о людях, которые обещают создать «
мир на земле и в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал
человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и начал записывать свои мысли.
— История жизни великих людей
мира сего — вот подлинная история, которую необходимо знать всем, кто не хочет обольщаться иллюзиями, мечтами о возможности счастья всего
человечества. Знаем ли мы среди величайших людей земли хоть одного, который был бы счастлив? Нет, не знаем… Я утверждаю: не знаем и не можем знать, потому что даже при наших очень скромных представлениях о счастье — оно не было испытано никем из великих.
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями
человечества, испытывал безвестные, безыменные страдания, и тоску, и стремление куда-то вдаль, туда, вероятно, в тот
мир, куда увлекал его, бывало, Штольц…
Тут я развил перед ним полную картину полезной деятельности ученого, медика или вообще друга
человечества в
мире и привел его в сущий восторг, потому что и сам говорил горячо; он поминутно поддакивал мне: «Так, милый, так, благослови тебя Бог, по истине мыслишь»; но когда я кончил, он все-таки не совсем согласился: «Так-то оно так, — вздохнул он глубоко, — да много ли таких, что выдержат и не развлекутся?
Я горячо возражал ему, напирая на эгоизм этих людей, бросающих
мир и пользу, которую бы могли принести
человечеству, единственно для эгоистической идеи своего спасения.
Но христианство есть религия спасения и избавления всего
человечества и всего
мира.
Принципиально допустима возможность духовной жизни без материальных знаков и орудий, но это предполагает иной уровень духовной действительности, которого не достигло сейчас
человечество и
мир.
И хотя невозможен в христианском
человечестве исключительный национальный мессианизм, отрицающий саму идею
человечества, мессианизм ветхозаветный, но возможен преображенный новозаветный мессианизм, исходящий от явления Мессии всему
человечеству и всему
миру.
Я живу в прошлом и будущем истории моего народа, истории
человечества и истории
мира.
Человечество и весь
мир могут перейти к высшему бытию, и не будет уже материальных насильственных войн с ужасами, кровью и убийством.
Ошибочно думать, что
человечество живет в одном и том же объективном, данном извне
мире.
Но мировой Город не может погибнуть, он нужен
миру, в нем нерв нового свободного
человечества с его добром и его злом, с его правдой и его неправдой, в нем пульсирует кровь Европы, и она обольется кровью, если Парижу будет нанесен удар.
Такая мечта о человеке и
человечестве, отвлеченных от всего национального, есть жажда угашения целого
мира ценностей и богатств.
Во всем
мире, во всем христианском
человечестве должно начаться объединение всех положительных духовных, христианских сил против сил антихристианских и разрушительных.
Человечество и
мир ждут луча света от России, ее слова, неповторимого дела.
Оправдание России в мировой борьбе, как и всякой страны, всякого народа, может быть лишь в том, что внесет в
мир большие ценности, более высокого качества духовную энергию, чем Германия, притязания которой на мировое владычество она отражает, что своим неповторимым индивидуальным духом она подымает
человечество на более высокую ступень бытия.
С таким же успехом он мог бы сказать, что должно участвовать все
человечество и даже весь животный и растительный
мир.
Деление
мира на Восток и Запад имеет всемирно-историческое значение, и с ним более всего связан вопрос достижения всемирного единства
человечества.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю
мира и
человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
А потому в
мире все более и более угасает мысль о служении
человечеству, о братстве и целостности людей и воистину встречается мысль сия даже уже с насмешкой, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумал?
Разочарование связано с судьбами не только Европы, но и всего
человечества и всего этого
мира.
Судебное разделение
мира и
человечества посюстороннее, а не потустороннее.
Апокалиптические пророчества условны, а не фатальны, и
человечество, вступив на путь христианского «общего дела», может избежать разрушения
мира, Страшного суда и вечного осуждения.
Я переживаю не только трагический конфликт личности и истории, я переживаю также историю, как мою личную судьбу, я беру внутрь себя весь
мир, все
человечество, всю культуру.
Но если христианское
человечество соединится для общего братского дела победы над смертью и всеобщего воскресения, то оно может избежать фатального конца
мира, явления антихриста, страшного суда и ада.
«Мы принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав
человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать
миру какой-нибудь важный урок».
Учение о Софии утверждает начало божественной премудрости в тварном
мире, в космосе и
человечестве, оно не допускает абсолютного разрыва между Творцом и творением.
Великие русские писатели XIX в. будут творить не от радостного творческого избытка, а от жажды спасения народа,
человечества и всего
мира, от печалования и страдания о неправде и рабстве человека.
Вопрос об отношении христианства к полу превратился в вопрос об отношении христианства к
миру вообще и к
человечеству.
У него не было русской жажды всеобщего спасения, он совсем не был устремлен к преображению
человечества и
мира.
Человечество должно было пройти все стадии первоначального, естественного откровения, пережить языческий политеизм, индийское мироотрицание и иудейское единобожие, должно было достигнуть высших ступеней философского самосознания в Греции и совершить полные предчувствий греческие мистерии, должно было устроиться римское всемирное царство, объединяющее
человечество в мировой культуре, чтобы
мир созрел для явления Христа, чтобы тоскующее, жаждущее
человечество увидело Логос во плоти.
И вера должна уважать знание как необходимое добро в данном дефектном состоянии
мира и
человечества.
Промысел Божий и откровение Божие в
мире — не насилие над
человечеством, а освобождение
человечества от рабства у зла, возвращение утерянной свободы, не формальной свободы от совершенного бытия (свободы небытия), а материальной свободы для совершенного бытия (свободного бытия).
Свобода должна быть возвращена
человечеству и
миру актом божественной благодати, вмешательством самого Бога в судьбы мировой истории.
Идея переселения души, отделения души от плоти этого
мира и перехода из этого
мира в совершенно иной, противоположна вере в воскресение плоти и космическое спасение
человечества и
мира путем Церкви и истории.
В безрелигиозном сознании нового
человечества древние чаяния Царства Божьего смешались с чаяниями царства князя этого
мира; обетования второго пришествия Христа затмились христианскими же обетованиями о пришествии земного бога — врага Христова.
Таким шагом назад является субъективная мистика переживаний, мистика благополучная, не катастрофическая, не ведающая ответственности за исторические судьбы народа,
человечества и
мира.
Совершающееся искупление как бы закрывало творческую тайну космоса, и
человечество все соединялось с тленной плотью этого
мира, которую проклинало в своем аскетическом сознании.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего
человечества и всего
мира, вера в возможность окончательного социального устроения
человечества и в верховное могущество науки — все это было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Индийская идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному смыслу земной истории
человечества, в которой совершается искупление и спасение
мира, являлся Бог в конкретном образе человека, в которой Христос был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения Бога и
человечества.
Дух есть синтетический момент в мистической диалектике, осуществленное космическое спасение, осуществленное обожение
человечества и
мира, соборное возвращение творения к Творцу.
На земле, в земной истории
человечества есть абсолютное касание иного
мира, и точка этого касания единична и неповторима в своей конкретности.
Процесс истории не есть прогрессирующее возвращение
человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого
мира: процесс истории двойствен; он есть подготовление к концу, в котором должно быть восстановлено творение в своей идее, в своем смысле, освобождено и очищено
человечество и
мир для последнего выбора между добром и злом.
Поэтому
человечество приобрело космическое значение, в нем душа
мира возвращается к Богу.
Только в свете религиозного сознания видна двойственность исторических судеб
человечества, видно грядущее в
мире разделение на конечное добро и конечное зло, виден трагический и трансцендентный конец истории, а не благополучный и имманентный.
Принудительное государство, как и принудительное знание, нужны природному
миру и природному
человечеству, но эти принудительно-природные начала не могут быть внесены в церковь и в веру.
Для религиозного сознания ясно, что должна быть создана космическая возможность спасения;
человечество должно оплодотвориться божественной благодатью: в
мире должен совершиться божественный акт искупления, победы над грехом, источником рабства, победы, по силе своей равной размерам содеянного преступления.