Неточные совпадения
— Опасность в скачках
военных, кавалерийских, есть необходимое условие скачек. Если Англия может указать в
военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту силу и животных и людей. Спорт, по моему
мнению, имеет большое значение, и, как всегда, мы видим только самое поверхностное.
— Что ж, там нужны люди, — сказал он, смеясь глазами. И они заговорили о последней
военной новости, и оба друг перед другом скрыли свое недоумение о том, с кем назавтра ожидается сражение, когда Турки, по последнему известию, разбиты на всех пунктах. И так, оба не высказав своего
мнения, они разошлись.
Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его
мнения о
военных, что сын его проигрался в карты; он послал ему от души свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался знать, существует ли он на свете или нет.
В таком случае, когда нет возможности произвести дело гражданским образом, когда горят шкафы с <бумагами> и, наконец, излишеством лживых посторонних показаний и ложными доносами стараются затемнить и без того довольно темное дело, — я полагаю
военный суд единственным средством и желаю знать
мнение ваше.
Мнения были всякого рода: были такие, которые уже чересчур отзывались
военною жестокостью и строгостию, едва ли не излишнею; были, однако же, и такие, которые дышали кротостию.
Мнение мое было принято чиновниками с явною неблагосклонностию. Они видели в нем опрометчивость и дерзость молодого человека. Поднялся ропот, и я услышал явственно слово «молокосос», произнесенное кем-то вполголоса. Генерал обратился ко мне и сказал с улыбкою: «Господин прапорщик! Первые голоса на
военных советах подаются обыкновенно в пользу движений наступательных; это законный порядок. Теперь станем продолжать собирание голосов. Г-н коллежский советник! скажите нам ваше
мнение!»
Очень важный
военный гость этот, сходя, говорил по-французски об аллегри в пользу приютов, устраиваемых в городе, высказывая
мнение, что это хорошее занятие для дам: «и им весело, и деньги собираются».
И как
военные живут всегда в атмосфере общественного
мнения, которое не только скрывает от них преступность совершаемых ими поступков, но представляет эти поступки подвигами, — так точно и для политических существовала такая же, всегда сопутствующая им атмосфера общественного
мнения их кружка, вследствие которой совершаемые ими, при опасности потери свободы, жизни и всего, что дорого человеку, жестокие поступки представлялись им также не только не дурными, но доблестными поступками.
Приятели Володи называли меня дипломатом, потому что раз, после обеда у покойницы бабушки, она как-то при них, разговорившись о нашей будущности, сказала, что Володя будет
военный, а что меня она надеется видеть дипломатом, в черном фраке и с прической а la cog, составлявшей, по ее
мнению, необходимое условие дипломатического звания.
Первый изменил
мнение в его пользу председатель казенной палаты, некогда
военный генерал, только два года назад снявший эполеты и до сих пор еще сохранивший чрезвычайно благородную наружность; но, несмотря на все это, он до того унизился, что приехал к статскому советнику и стал просить у него извинения за участие в обеде губернатору, ссылаясь на дворянство, которое будто бы принудило ею к тому как старшину-хозяина.
Стоило некоторым людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям, участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые ехали в этом поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое
мнение, что
военные не могут быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.
Но лучше всего в этом смысле
мнение самого даровитого из писателей этого настроения,
мнение академика Вогюэ. Вот что он пишет в статье о выставке при посещении
военного отдела...
Поручик глубоко презирал в душе гимназистов, у которых, по его
мнению, не было и не могло быть
военной выправки. Если бы это были кадеты, то он прямо сказал бы, что о них думает. Но об этих увальнях не стоило говорить неприятной правды человеку, от которого зависели его уроки.
Рейнсдорп собрал опять совет из
военных и гражданских своих чиновников и требовал от них письменного
мнения: выступить ли еще противу злодея, или под защитой городских укреплений ожидать прибытия новых войск? На сем совете действительный статский советник Старов-Милюков один объявил
мнение, достойное
военного человека: идти противу бунтовщиков. Прочие боялись новою неудачею привести жителей в опасное уныние и только думали защищаться. С последним
мнением согласился и Рейнсдорп.
Пользуясь правом жениха, Рославлев сидел за столом подле своей невесты; он мог говорить с нею свободно, не опасаясь нескромного любопытства соседей, потому что с одной стороны подле них сидел Сурской, а с другой Оленька. В то время как все, или почти все, заняты были едою, этим важным и едва ли ни главнейшим делом большей части деревенских помещиков, Рославлев спросил Полину: согласна ли она с
мнением своей матери, что он не должен ни в каком случае вступать снова в
военную службу?
В другой раз он как бы мимоходом спросил меня, какого
мнения я насчет фаланстеров, и когда я выразился, что опыт
военных поселений достаточно доказал непригодность этой формы общежития, то он даже не дал мне развить до конца мою мысль и воскликнул...
Торжествующий Мочалов, увидя на сцене Шаховского, подлетел к нему с низкими поклонами (он чрезвычайно уважал графов, князей и генералов, особенно
военных, которых даже боялся) и сказал: «Ваше сиятельство, хотя публика удостоила меня лестного одобрения-е, но
мнение вашего сиятельства для меня всего дороже-с.
В этом случае надобно вспомнить об Европе и об ее общественном
мнении: не дальше, как прошлым летом, я, бывши в Эмсе на водах, читал в одной сатирической немецкой газетке, что в России государственных людей чеканят, как талеры: если мальчика отдали в пажеский корпус, то он непременно дойдет до каких-нибудь высших должностей по
военной части, а если в училище правоведения или лицей, то до высших должностей по гражданской части!..
— Да; это очень естественно, — согласился Самбурский: — если прилагать к нашим расправам с Польшей один узкий масштаб
военных занятий западного края, то это не может быть иначе. Пушки и ружья, по моему
мнению, не имеют того влияния, какое нужно, чтобы раз навсегда отучить поляков от неуместных претензий на Литву и на юго-западный край, населенный народом, который поляков не любит. Нужно еще особое орудие.
В самый день этого счастливого, по
мнению Бейгуша, решения он совершенно неожиданно получил небольшую записку от капитана Чарыковского, который приглашал его на нынешний вечер, отложив все текущие дела и занятия, непременно явиться к назначенному часу, для весьма важных и экстренных совещаний, в Офицерскую улицу, в квартиру, занимаемую четырьмя слушателями академии генерального штаба, где обыкновенно собирался, под видом «литературных вечеров», польский «
военный кружок Петербурга».
Конечно, может быть, генерал очень преувеличивал царствовавшее в
военных школах тридцатых годов растление, или, по крайней мере, дурное
мнение о корпусах принадлежало ему единолично? Но генерал ручался, что «не один он так думает, и перечислил несколько лиц из важных государственных особ, недовольных общественным в то время воспитанием».
Иногда к нам заходил из своего отдельного купе наш главный врач Давыдов. Он много и охотно рассказывал нам об условиях службы
военного врача, о царящих в
военном ведомстве непорядках; рассказывал о своих столкновениях с начальством и о том, как благородно и независимо он держался в этих столкновениях. В рассказах его чувствовалась хвастливость и желание подладиться под наши взгляды. Интеллигентного в нем было мало, шутки его были циничны,
мнения пошлы и банальны.
Телеграмма из Мукдена подтвердила общее
мнение моих
военных спутников, что японцы, принёсшие столько жертв для взятия Цзинчжоу, не выиграли почти ничего в смысле шансов относительно Порт-Артура.
Мне невольно припомнилось при этом высказанное не раз академиками Д. И. Менделеевым и И. Р. Тархановым
мнение, что усовершенствование в деле
военной техники и смертоубийственных орудий сделает то, что в конце концов война будет невозможной.
Высшие
военные сферы высказывают
мнение, что они могли бы повести кампанию более умело и успешно, пользуясь превосходством своих сил, привычкой к гористой местности и знанием условий местного быта, но теперь время ими упущено, наши силы увеличиваются с каждым днём, и положение их далеко не из завидных.
По
мнению моих
военных собеседников занятие японцами цзинчжоуских укреплений, которые мы им отдали, и которые стоили им вероятно в четверо или в пятеро более жертв, нежели это ими опубликовано, не представляет никакого значения в ходе осады Порт-Артура.
В это-то время, когда граф Алексей Андреевич, увлекаемый мечтою создать что-то необыкновенное из устройства
военных поселений, так ревниво преследовал малейшее порицание задуманного им, по его
мнению, великого дела, он, в лице Хвостова, встретил непрошенного дерзкого противника своей заветной мысли.
Таково
мнение здешних высших
военных сфер.
Интересно было бы по этому поводу выслушать
мнение петербургских
военных авторитетов и профессоров международного права.
Когда Филерат опомнился от первого испуга, ему показалось странным, что его так долго оставляет в неведении московский
военный генерал-губернатор, долженствовавший, по его
мнению, знать всю важность открывающихся обстоятельств.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое
мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и другими, не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из-за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моею, моею жизнью?» думал он.
Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на
военном совете подаст
мнение, которое одно спасает армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
Отвечая на обвинение Цельзом христиан в том, что они уклоняются от
военной службы (так что, по
мнению Цельза, если только Римская империя сделается христианской, она погибнет), Ориген говорит, что христиане больше других сражаются за благо императора, — сражаются за него добрыми делами, молитвой и добрым влиянием на людей.
Там, в бывшей гостиной, были собраны по желанию государя не
военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых
мнения, в предстоящих затруднениях, он желал знать.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усомниться в его способности понять
военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их
мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.