Неточные совпадения
Ее не теребил страх; она знала, что ничего худого с ним не случится. В этом отношении Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая
молилась по-своему, дружелюбно лепеча
утром: «Здравствуй, бог!» а вечером: «Прощай, бог!»
Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а
по ночам плакала и
молилась, не находила нигде покою и часто до самого
утра металась
по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем.
Яков с Кузьмой провели
утро в слободе, под гостеприимным кровом кабака. Когда они выходили из кабака, то Кузьма принимал чрезвычайно деловое выражение лица, и чем ближе подходил к дому, тем строже и внимательнее смотрел вокруг, нет ли беспорядка какого-нибудь, не валяется ли что-нибудь лишнее, зря, около дома, трогал замок у ворот, цел ли он. А Яков все искал
по сторонам глазами, не покажется ли церковный крест вдалеке, чтоб
помолиться на него.
…Две молодые девушки (Саша была постарше) вставали рано
по утрам, когда все в доме еще спало, читали Евангелие и
молились, выходя на двор, под чистым небом. Они
молились о княгине, о компаньонке, просили бога раскрыть их души; выдумывали себе испытания, не ели целые недели мяса, мечтали о монастыре и о жизни за гробом.
Уже день и два живет она в своей хате и не хочет слышать о Киеве, и не
молится, и бежит от людей, и с
утра до позднего вечера бродит
по темным дубравам.
По приезде домой, полковник сейчас же стал на молитву: он каждый день, с восьми часов до десяти
утра и с восьми часов до десяти часов вечера,
молился, стоя,
по обыкновению, в зале навытяжку перед образом.
Бросил
молиться, стал скакать и рыскать
по полям с
утра до ночи, не одного доброго коня заморил, а покоя не выездил!
Встанете
утром,
помолитесь и думаете: а ведь и я когда-то"бреднями"занималась! Потом позавтракаете, и опять: ведь и я когда-то… Потом погуляете
по парку, распорядитесь
по хозяйству и всем домочадцам пожалуетесь: ведь и я… Потом обед, а с ним и опять та же неотвязная дума. После обеда бежите к батюшке, и вся в слезах: батюшка! отец Андрон! ведь когда-то… Наконец, на сон грядущий, призываете урядника и уже прямо высказываетесь: главное, голубчик, чтоб бредней у нас не было!
— Да; не беспокойся… я
утром съездила к обедне…
помолилась… смотрела вас
по церкви, да не видала… Неужто не были? Потом заехала, взяла… тут кой-какие безделушки… для невесты… Позволишь?
По-видимому, раз уступив Островскому, станок как бы потерял силу сопротивления, и это послужило нам на пользу.
Утром в избу вошел незнакомый нам ямщик, небольшой, коренастый, с беспокойно бегающими глазами. Он
помолился на образ и, не глядя на нас, спросил...
— Вот вам отцовский наказ, — молвил детям Иван Григорьич, —
по утрам и на сон грядущий каждый день
молитесь за здравье рабы Божьей Агриппины. Слышите? И Маша чтобы
молилась. Ну, да я сам ей скажу.
Павла о спасении благодатию, а не делами и заслугами [Также и в повседневных молитвах, вечерних и утренних, мы
молимся такими словами: «и раки, Спасе, спаси мя
по благодати, молю Тя: аще бо от дел спасеши мя, несть се благодать и дар, но долг паче… но или хощу, спаси мя, или не хощу, Христе Спасе мой, предвари скоро, скоро погибох» (мол.
утр.).
Сколько раз она, Дуня, забывала
молиться по вечерам. Кое-как убирала
по утрам в горницах приюта. Дорушке частенько завидовала, что та не сиротка круглая, что у той мать есть. Оскоромилась намедни шоколадной конфеткой, что Маруся Крымцева дала. Пашку, то есть Павлу Артемьевну, сколько раз ругала заглазно. А когда все пошли «артелью» прощения у той просить, она, Дуня, прыснула со смеха, когда Оня Лихарева тишком Пашку индюшкой назвала. Ну, как тут не сокрушаться, когда грехов пропасть!..
За дверями, в коридоре бегали детишки, причесанные, веселые и глубоко убежденные в том, что на этом свете все обстоит благополучно и так будет без конца, стоит только
по утрам и ложась спать
молиться богу.
Утром и вечером князь Сергей Сергеевич горячо
молился, и молитва укрепляла его, поселяла надежду в его истерзанном сердце. Он терпеливо ждал свидания, которое должно было,
по его мнению, разъяснить все.
Утром, на восходе солнца, когда дома еще догорали, погорелый старик и с ним две старухи
молились на восток, потому что их иконы сгорели, а другим,
по их словам, они поклоняться не привыкли.
— Как же,
молюсь. Только
по вечерам, а
утром некогда, работы много. Подмети, постели убери, посуду помой, Ваське чаю приготовь, подай — сами знаете, сколько дела.
— Это еще неизвестно, кто спятил: ты или я. Ты зачем каждое
утро тут выкидываешь? «
Молюсь,
молюсь», — прогундосил он по-церковному. — Так не
молятся. Ты жди, ты терпи, а то: «Я
молюсь». Поганец ты, своеволец, по-своему гнуть хочешь. Ан вот тебя и загнуло: где Семен? Говори, где Семен? За что погубил мужика? Где Семен, говори!
В день приезда молодых,
утром,
по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день
молилась о том, чтоб это ежедневное свидание сошло благополучно.