Неточные совпадения
Не так ли, благодетели?»
— Так! —
отвечали странники,
А про себя подумали:
«Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом?..»
«Зато, скажу не хвастая,
Любил меня
мужик!
— Мне не кажется важным, не забирает меня, что ж ты хочешь?… —
отвечал Левин, разобрав, что то, что он видел, был приказчик, и что приказчик, вероятно, спустил
мужиков с пахоты. Они перевертывали сохи. «Неужели уже отпахали?» подумал он.
Его не рассердили ни вид крестьянской лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он велел согнать их встретившемуся
мужику), ни насмешливый и глупый ответ
мужика Ипата, которого он встретил и спросил: «Что, Ипат, скоро сеять?» — «Надо прежде вспахать, Константин Дмитрич»,
отвечал Ипат.
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к
мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (
мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о народе, и на вопрос, знает ли он народ, был бы в таком же затруднении
ответить, как на вопрос, любит ли он народ.
Он помнил, как он пред отъездом в Москву сказал раз своему скотнику Николаю, наивному
мужику, с которым он любил поговорить: «Что, Николай! хочу жениться», и как Николай поспешно
отвечал, как о деле, в котором не может быть никакого сомнения: «И давно пора, Константин Дмитрич».
— Мое мнение только то, —
отвечал Левин, — что эти вертящиеся столы доказывают, что так называемое образованное общество не выше
мужиков. Они верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы….
— Цена дорога, Платону не выручить, Константин Дмитрич, —
отвечал мужик, выбирая колосья из потной пазухи.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» —
отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы
мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
— Как милости вашей будет завгодно, —
отвечал на все согласный Селифан, — коли высечь, то и высечь; я ничуть не прочь от того. Почему ж не посечь, коли за дело, на то воля господская. Оно нужно посечь, потому что
мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то и посеки; почему ж не посечь?
На вопрос, далеко ли деревня Заманиловка,
мужики сняли шляпы, и один из них, бывший поумнее и носивший бороду клином,
отвечал...
Капитан-исправник замечал: «Да ведь чинишка на нем — дрянь; а вот я завтра же к нему за недоимкой!»
Мужик его деревни на вопрос о том, какой у них барин, ничего не
отвечал.
И к какой мне стати просить благословения у
мужика?» — «Все равно, Петруша, —
отвечала мне матушка, — это твой посаженый отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит…» Я не соглашался.
Мужик либо не
отвечал ничего, либо произносил слова вроде следующих: «А мы могим… тоже, потому, значит… какой положон у нас, примерно, придел».
— Где понять! —
отвечал другой
мужик, и, тряхнув шапками и осунув кушаки, оба они принялись рассуждать о своих делах и нуждах. Увы! презрительно пожимавший плечом, умевший говорить с
мужиками Базаров (как хвалился он в споре с Павлом Петровичем), этот самоуверенный Базаров и не подозревал, что он в их глазах был все-таки чем-то вроде шута горохового…
— Кто ж его знает! —
ответил Базаров, — всего вероятнее, что ничего не думает. — Русский
мужик — это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. [Госпожа Ратклиф (Редклифф) — английская писательница (1764–1823). Для ее произведений характерны описания фантастических ужасов и таинственных происшествий.] Кто его поймет? Он сам себя не понимает.
Павел Петрович недолго присутствовал при беседе брата с управляющим, высоким и худым человеком с сладким чахоточным голосом и плутовскими глазами, который на все замечания Николая Петровича
отвечал: «Помилуйте-с, известное дело-с» — и старался представить
мужиков пьяницами и ворами.
— Какое о недоимке, братец ты мой! —
отвечал первый
мужик, и в голосе его уже не было следа патриархальной певучести, а, напротив, слышалась какая-то небрежная суровость, — так, болтал кое-что; язык почесать захотелось. Известно, барин; разве он что понимает?
— Мой дед землю пахал, — с надменною гордостию
отвечал Базаров. — Спросите любого из ваших же
мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
— А меня, батенька, привезли на грузовике, да-да! Арестовали, черт возьми! Я говорю: «Послушайте, это… это нарушение закона, я, депутат, неприкосновенен». Какой-то студентик, мозгляк, засмеялся: «А вот мы, говорит, прикасаемся!» Не без юмора сказал, а? С ним — матрос, эдакая, знаете, морда: «Неприкосновенный? — кричит. — А наши депутаты, которых в каторгу закатали, — прикосновенны?» Ну, что ему
ответишь? Он же —
мужик, он ничего не понимает…
— Там, в Париже, —
ответил Лютов, указав пальцем почему-то в потолок. — Мне Лидия писала, — с ними еще одна подруга… забыл фамилию. Да, — мужичок шевелится, — продолжал он, потирая бугристый лоб. — Как думаешь: скоро взорвется
мужик?
— Вася! —
ответил он, виновато разводя руками. — Он все раздает, что у него ни спроси. Третьего дня позволил лыко драть с молодых лип, — а вовсе и не время лыки-то драть, но ведь
мужики — не взирают…
— Успеешь, — глухо
ответил мужик, не пошевелясь.
Самгин, не
ответив, смотрел, как двое
мужиков ведут под руки какого-то бородатого, в длинной, ниже колен, холщовой рубахе; бородатый, упираясь руками в землю, вырывался и что-то говорил, как видно было по движению его бороды, но голос его заглушался торжествующим визгом человека в красной рубахе, подскакивая, он тыкал кулаком в шею бородатого и орал...
— А ты что, нарядился
мужиком, болван? — закричал он на человека в поддевке. — Я
мужиков — порю! Понимаешь? Песенки слушаете, картеж, биллиарды, а у меня люди обморожены, черт вас возьми! И мне —
отвечать за них.
— От
мужика ты… мы ничего не услышим, кроме: отдайте мне землю, —
ответил Самгин, неохотно и ворчливо.
— А на дворе, где я приставал в городе-то, слышь ты, —
отвечал мужик, — с пошты приходили два раза спрашивать, нет ли обломовских
мужиков: письмо, слышь, к барину есть.
Мужики ничего не
ответили.
— Умней тебя, — неожиданно и по-прежнему важно
ответил мужик.
— Дитё, —
отвечает ему ямщик, — дитё плачет. — И поражает Митю то, что он сказал по-своему, по-мужицки: «дитё», а не «дитя». И ему нравится, что
мужик сказал «дитё»: жалости будто больше.
— Согласен, —
отвечал он, — я с вами согласен. Да все же нужно такое, особенное расположение! Иной
мужика дерет как липку, и ничего! а я… Позвольте узнать, вы сами из Питера или из Москвы?
— А что будешь делать с размежеваньем? —
отвечал мне Мардарий Аполлоныч. — У меня это размежевание вот где сидит. (Он указал на свой затылок.) И никакой пользы я от этого размежевания не предвижу. А что я конопляники у них отнял и сажалки, что ли, там у них не выкопал, — уж про это, батюшка, я сам знаю. Я человек простой, по-старому поступаю. По-моему: коли барин — так барин, а коли
мужик — так
мужик… Вот что.
— А отчего недоимка за тобой завелась? — грозно спросил г. Пеночкин. (Старик понурил голову.) — Чай, пьянствовать любишь, по кабакам шататься? (Старик разинул было рот.) Знаю я вас, — с запальчивостью продолжал Аркадий Павлыч, — ваше дело пить да на печи лежать, а хороший
мужик за вас
отвечай.
Ворота заскрыпели; парень вышел с дубиною и пошел вперед, то указывая, то отыскивая дорогу, занесенную снеговыми сугробами. «Который час?» — спросил его Владимир. «Да уж скоро рассвенет», —
отвечал молодой
мужик. Владимир не говорил уже ни слова.
«Можешь ли ты, старик, — сказал он, — достать мне лошадей до Жадрина?» — «Каки у нас лошади», —
отвечал мужик.
Староста, важный
мужик, произведенный Сенатором и моим отцом в старосты за то, что он был хороший плотник, не из той деревни (следственно, ничего в ней не знал) и был очень красив собой, несмотря на шестой десяток, — погладил свою бороду, расчесанную веером, и так как ему до этого никакого дела не было,
отвечал густым басом, посматривая на меня исподлобья...
— Да, батюшка, —
отвечал мужик, — ты прости; на ум пришел мне один молодец наш, похвалялся царь-пушку поднять и, точно, пробовал — да только пушку-то не поднял!
— Я тебя, бедный человек, не хулю, —
отвечал капитан. —
Мужик ты стоющий, но с тобой приходится наживать тяжбу… Иди себе с богом…
— Да черт его удержит, Храпуна, —
отвечает старший кучер Никита, степенный
мужик с окладистой бородой. — Задавить его, вот и весь разговор.
Hа любезности панов он
отвечал дерзостями, а
мужикам спускал своеволие и грубости, на которые самый смирный из «шляхтичей» непременно бы
отвечал оплеухами.
Карачунский с удивлением взглянул через плечо на «здешнего хозяина», ничего не
ответил и только сделал головой знак кучеру. Экипаж рванулся с места и укатил, заливаясь настоящими валдайскими колокольчиками. Собравшиеся у избы
мужики подняли Петра Васильича на смех.
Аннушка так устала, что не могла даже
ответить Слепню приличным образом, и молча поплелась по плотине. Было еще светло настолько, что не смешаешь собаку с человеком. Свежие осенние сумерки заставляли ее вздрагивать и прятать руки в кофту. Когда Аннушка поровнялась с «бучилом», ей попался навстречу какой-то
мужик и молча схватил ее прямо за горло. Она хотела крикнуть, но только замахала руками, как упавшая спросонья курица.
— Ничего, слава богу, — нехотя
отвечала Енафа, поглядывая искоса на обогревшихся
мужиков. — Вот что, Кирилл, сведи-ка ты гостя к девицам в келью, там уж его и ухлебите, а ты, Мосеюшко, не взыщи на нашем скитском угощении.
— Это
мужикам воля вышла, Домнушка, а не бабам, — грустно
ответила Рачителиха.
— Да это вот они,
мужики, одного «чертом» зовут, —
отвечал по-русски Рациборский.
— Дыть Господь одарил, — вздыхая,
отвечал задний
мужик.
Когда же мой отец спросил, отчего в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему
отвечали, что так приказал староста Мироныч; что в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все
мужики постарше и бабы-ребятницы уехали ночевать в село, но после обедни все приедут, и что в поле остался только народ молодой, всего серпов с сотню, под присмотром десятника.
— Это что еще значит?.. Кто у вас еще тут проживает и кому вы пристанодержательствуете? — обратился Вихров строго к
мужикам. — Говорить сейчас же, а не то все вы
отвечать за то будете!
— Да ведь это сын, ваше высокородие, того мужичка, который купил Парфенку-то в рекруты; вот ему это и не по нутру, что я говорю, —
отвечал корявый
мужик. — Ну-те, черти, — крикнул он затем в окно другим понятым, стоявшим на улице, — подите, пособите покойницу-то вынуть из гроба.
— Не выдумали, а повернули так ловко, —
отвечал прокурор, —
мужики дали им совсем другие показания, чем давали вам.
— Я-с это, —
отвечал один из понятых, ужасно корявый и невзрачный
мужик.