Неточные совпадения
— Никогда, никогда не поверю, чтобы женщина, — вскричал я опять, — могла уступить своего
мужа другой женщине, этому я не поверю!..
Клянусь, что моя мать в том не участвовала!
Он тогда еще был очень красивый кирасирский офицер, в белом мундире, и я бог знает как обрадовалась этому сватанью и могу
поклясться перед богом, что первое время любила моего
мужа со всею горячностью души моей; и когда он вскоре после нашей свадьбы сделался болен, я, как собачонка, спала, или, лучше сказать, сторожила у его постели.
— Да, это бывает, но обыкновенно ошибаются в характере человека, но чтобы не знать, кто он по происхождению своему, — это невозможно! Я готова
поклясться, что
муж мой не беглый, — он слишком для того умный и образованный человек.
Услышав это, Эмилия испугалась и стала умолять ведьму, чтоб она не губила ее своими россказнями,
клялась, что она ни в чем не виновна пред
мужем, даже в мечтах не испытывает искушения изменить ему, а старуха — не верила ей.
— Вы, я вижу, хотите сегодня поразить меня вашим цинизмом, — говорила Зинаида Федоровна, ходя в сильном волнении по гостиной. — Мне отвратительно вас слушать. Я чиста перед богом и людьми, и мне не в чем раскаиваться. Я ушла от
мужа к вам и горжусь этим. Горжусь,
клянусь вам моею честью!
Анна Павловна. Ну как же вы хотите после всех его гадостей, после того, как он
клялся, что этого не будет и что если это будет, то он сам лишает себя всех прав
мужа и дает ей полную свободу?
Если она не заставала его в мастерской, то оставляла ему письмо, в котором
клялась, что если он сегодня не придет к ней, то она непременно отравится. Он трусил, приходил к ней и оставался обедать. Не стесняясь присутствием
мужа, он говорил ей дерзости, она отвечала ему тем же. Оба чувствовали, что они связывают друг друга, что они деспоты и враги, и злились, и от злости не замечали, что оба они неприличны и что даже стриженый Коростелев понимает все. После обеда Рябовский спешил проститься и уйти.
Любопытство меня жгло… вы этого не понимаете, но,
клянусь богом, я уже не могла владеть собой, со мной что-то делалось, меня нельзя было удержать, я сказала
мужу, что больна, и поехала сюда…
— Но уж вперед такой глупости не будет… Нет? не будет?
Поклянись мне!
поклянись всем, что тебе всего дороже на свете! — горячо приступила она к
мужу, не выпуская его из объятий. — А уж этот проклятый пистолетишко! Уж погоди ж ты: я его так теперь упрячу, что уж никогда не найти тебе!.. Не-ет, уж это кончено!
— Ежели не противен… не откажите… явите Божескую милость… Богом
клянусь —
мужем добрым буду, верным, хорошим.
— Ну бывает или не бывает, а на этот раз так не будет!
Клянусь богом,
мужем моим, всем на свете
клянусь: этого не будет! Подыми только его господь, а уж тогда я сама, я все ему открою, и он ее бросит.
Через полчаса он уже узнал про мать Сани, про „ехидну-горбунью“, про ее злобу и клевету, про то, как Саню тетка Марфа приучает к наливке и сводит „с межевым“, по наущенью той же горбуньи. Мавра Федосеевна
клялась, что ее барыня никогда
мужу своему не изменяла и что Саня — настоящая дочь Ивана Захарыча.
Анна Павловна не хотела и слушать, потом начала умолять, чтобы
муж позволил ей остаться еще хоть полчаса; потом, сама не зная зачем, извинялась,
клялась — и всё это шёпотом, с улыбкой, чтобы публика не подумала, что у нее с
мужем недоразумение. Она стала уверять, что останется еще недолго, только десять минут, только пять минут; но акцизный упрямо стоял на своем.
— Я могу умереть раньше ее, — заметил Спаланцо. — Но,
клянусь богом, я выдал бы ее, если бы не был ее
мужем!
Петр
клялся и божился, что
мужа Маргариты Николаевны в Рудневе не было, а гостили только приезжие из Москвы француз де Грене и итальянец Тонелли.
Для этого-то в нашем кругу изобретен так называемый «морганатический брак», в котором
муж и жена считаются таковыми перед Богом, так как
клялись перед Его алтарем, но не считаются ими перед людьми.
— Надежда Корнильевна, — начал он, — об этой минуте я мечтал в течение многих бессонных ночей. В ваших руках моя жизнь и смерть. Я знаю, что вы замужем, но вас выдали насильно. А теперь молю вас, ответьте мне на один вопрос, от которого зависит моя судьба. Любите ли вы своего
мужа? Скажете вы «да», я
клянусь вам — мы никогда больше не увидимся! Но если вы скажете «нет» — о, тогда я вправе носить ваш образ в моем сердце как святыню и сделаю ради него все на свете.
— Я приношу это знамя легиону могилевского воеводы Топора (пана Жвирждовского), — сказала красавица, — вы знаете, что я после смерти
мужа до сих пор отказывала в руке моей всем ее искателям. Тот, кто водрузит это знамя на куполе смоленского собора, хоть бы он был не лучше черта, получит с этой рукой мое богатство и сердце.
Клянусь в том всеми небесными и адскими силами.
Иногда, без всякого повода, Лукерья Павловна умоляла
мужа, чтобы он
клялся ей в вечной любви и верности.
— Да… но
клянусь вам, что эта любовь давно похоронена в моем сердце и никто, даже он не узнает о ней…
Клянусь вам… Мы должны будем жить всю жизнь… Я не могу жить с тайной от вас… от своего
мужа…
Когда же этот самый драчун-муж заболел и приступил умирать, то он стал так ужасно тосковать, что Зинаида Павловна над ним разжалобилась, и когда он стал ее просить, чтобы она «сняла образ Курской Заступницы и
поклялась, что после него не пойдет ни за кого замуж, то она сняла Заступницу и заклялась».
Зинаида Павловна, с одной стороны, была очень рада, что теперь она опять замужняя, а с другой — она боится, как бы ей не было наказания от бога за то, что она
поклялась не выходить замуж после своего первого
мужа.