Неточные совпадения
Можно сказать, что не столько радовался
ученик, когда пред ним раскрывалась какая-<нибудь> труднейшая фраза и обнаруживается настоящий смысл
мысли великого писателя, как радовался он, когда пред ним распутывалось запутаннейшее дело.
Он выбежал вслед за
учеником медника. Самгин, протирая запотевшее стекло, ожидал услышать знакомые звуки выстрелов. С треском закрылись ставни, — он, вздрогнув, отшатнулся. Очень хотелось чувствовать себя спокойно, но этому мешало множество мелких
мыслей; они вспыхивали и тотчас же гасли, только одна из них, погаснув, вспыхивала снова...
Педанты, которые каплями пота и одышкой измеряют труд
мысли, усомнятся в этом… Ну, а как же, спросим мы их, Прудон и Белинский, неужели они не лучше поняли — хоть бы методу Гегеля, чем все схоласты, изучавшие ее до потери волос и до морщин? А ведь ни тот, ни другой не знали по-немецки, ни тот, ни другой не читали ни одного гегелевского произведения, ни одной диссертации его левых и правых последователей, а только иногда говорили об его методе с его
учениками.
Одна из сестер Золотухиной, как я уже упомянул выше, была выдана замуж в губернский город за приходского священника, и Марье Маревне пришло на
мысль совершенно основательное предположение, что добрые родные, как люди зажиточные и притом бездетные, охотно согласятся взять к себе в дом племянника и поместить его в губернскую гимназию приходящим
учеником.
Через несколько дней из округа пришла телеграмма: немедленно устранить Кранца от преподавания. В большую перемену немец вышел из гимназии, чтобы более туда не возвращаться. Зеленый и злой, он быстро шел по улице, не глядя по сторонам, весь поглощенный злобными
мыслями, а за ним шла гурьба
учеников, точно стая собачонок за затравленным, но все еще опасным волком.
Но всему же, наконец, бывает предел на свете: Сверстову, более чем когда-либо рассорившемуся на последнем следствии с исправником и становым, точно свыше ниспосланная, пришла в голову
мысль написать своему другу Марфину письмо с просьбой спасти его от казенной службы, что он, как мы видели, и исполнил, и пока его послание довольно медленно проходило тысячеверстное пространство, Егор Егорыч, пожалуй, еще более страдал, чем
ученик его.
Передонов старался припомнить Пыльникова, да как-то все не мог ясно представить его себе. До сих пор он мало обращал внимания на этого нового
ученика и презирал его за смазливость и чистоту, за то, что он вел себя скромно, учился хорошо и был самым младшим по возрасту из
учеников пятого класса. Теперь же Варварин рассказ зажег в нем блудливое любопытство. Нескромные
мысли медленно зашевелились в его темной голове…
Каждое чувство и каждая
мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, театре, литературе,
учениках и во всех картинках, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей или богом живого человека.
Кокошкин не только был охотник играть на театре, но и большой охотник учить декламации; в это время был у него
ученик, молодой человек, Дубровский, и тоже отчасти ученица, кажется, в театральной школе, г-жа Борисова; ему пришла в голову довольно странная
мысль: выпустить ее в роли Дидоны, а
ученика своего Дубровского в роли Энея; но как в это время года никто бы из оставшихся жителей в Москве не пошел их смотреть, то он придумал упросить Шушерина, чтоб он сыграл Ярба.
Это значит, что
мысль усвоена ими с полнотою и ясностью, достаточною для того, чтобы возбудить в них внутреннее чувство, — и счастлив учитель, который умеет часто приводить своих
учеников в такое состояние.
Но мальчик никак не мог удовлетвориться такими понятиями; он не мог примириться с
мыслью, что, по его выражению, «виденное им не было исключительным злодейством, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича; что такие поступки не только дозволяются, но требуются от него как исполнение его должности; что сами родители высеченных мальчиков благодарят учителя за строгость, а мальчики будут благодарить со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским голосом, сечь своих
учеников и оставаться в то же время честным, добрым и тихим человеком».
Жестокости всех революций — только следствие жестокостей правителей. Революционеры понятливые
ученики. Никогда свежим людям не могла бы прийти дикая
мысль о том, что одни люди могут и имеют право силою устраивать жизнь других людей, если бы все властвующие люди, все правители не обучали бы этому народы.
Он ловил себя на нехороших
мыслях, и ему становилось стыдно, или же он умилялся и тогда чувствовал огорчение и досаду оттого, что она держала себя с ним так холодно, деловито, как с
учеником, не улыбаясь и точно боясь, как бы он не прикоснулся к ней нечаянно. Он всё думал: как бы так внушить ей доверие, познакомиться с нею покороче, потом помочь ей, дать ей понять, как дурно она преподает, бедняжка.
Если бы этот мальчишка был не сыном, а моим
учеником или подсудимым, я не трусил бы так и мои
мысли не разбегались бы!..»
И опять она думала о своих
учениках, об экзамене, о стороже, об училищном совете; и когда ветер доносил справа шум удалявшейся коляски, то эти
мысли мешались с другими. Хотелось думать о красивых глазах, о любви, о том счастье, какого никогда не будет…
В своих
мыслях о религии Маркс был
учеником Фейербаха, но развивал
мысли Фейербаха в социальном направлении.
Так нервно, прыжками работали
мысли графа Иосифа Яновича Свянторжецкого. Граф Свянторжецкий недаром был
учеником отцов иезуитов. Все тонкости человеческой хитрости были им изучены и сослужили ему в данном случае хорошую службу в деле раскрытия хитросплетений кровавой интриги.