Неточные совпадения
— Ну-ка, барин,
моей тюрьки, — сказал он, присаживаясь на колени перед
чашкой.
Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По
чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись,
моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
Но чай несут: девицы чинно
Едва за блюдечки взялись,
Вдруг из-за двери в зале длинной
Фагот и флейта раздались.
Обрадован музыки громом,
Оставя
чашку чаю с ромом,
Парис окружных городков,
Подходит к Ольге Петушков,
К Татьяне Ленский; Харликову,
Невесту переспелых лет,
Берет тамбовский
мой поэт,
Умчал Буянов Пустякову,
И в залу высыпали все,
И бал блестит во всей красе.
Размышления
мои прерваны были Савельичем, вошедшим ко мне с
чашкою чая.
—
Чашки возьму, — шептала она, — и чайники, еще вон этот диванчик возьму и маленькие кресельца, да эту скатерть, где вышита Диана с собаками. Еще бы мне хотелось взять
мою комнатку… — со вздохом прибавила она.
— Бабушка, — просила Марфенька, — мне цветничок и садик, да
мою зеленую комнату, да вот эти саксонские
чашки с пастушком, да салфетку с Дианой…
Само собою, я был как в чаду; я излагал свои чувства, а главное — мы ждали Катерину Николаевну, и мысль, что через час я с нею наконец встречусь, и еще в такое решительное мгновение в
моей жизни, приводила меня в трепет и дрожь. Наконец, когда я выпил две
чашки, Татьяна Павловна вдруг встала, взяла со стола ножницы и сказала...
Нас попросили отдохнуть и выпить
чашку чаю в ожидании, пока будет готов обед. Ну, слава Богу! мы среди живых людей: здесь едят. Японский обед! С какой жадностью читал я, бывало, описание чужих обедов, то есть чужих народов, вникал во все мелочи, говорил, помните, и вам, как бы желал пообедать у китайцев, у японцев! И вот и эта мечта
моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что будет, как подадут, как сядут — все это занимало нас.
Слуга подходил ко всем и протягивал руку: я думал, что он хочет отбирать пустые
чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники
мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям
моего соседа есть палочками.
Вбежали люди, начали разбирать эту кучу обломков, но в то же мгновение вся эта куча вместе с людьми понеслась назад, прямо в
мой угол: я только успел вовремя подобрать ноги. Рюмки, тарелки,
чашки, бутылки в буфетах так и скакали со звоном со своих мест.
Когда не было леса по берегам, плаватели углублялись в стороны для добывания дров. Матросы рубили дрова, офицеры таскали их на пароход. Адмирал порывался разделять их заботы, но этому все энергически воспротивились, предоставив ему более легкую и почетную работу, как-то: накрывать на стол,
мыть тарелки и
чашки.
— Это оттого, что ваш палец в воде. Ее нужно сейчас же переменить, потому что она мигом нагреется. Юлия, мигом принеси кусок льду из погреба и новую полоскательную
чашку с водой. Ну, теперь она ушла, я о деле: мигом, милый Алексей Федорович, извольте отдать мне
мое письмо, которое я вам прислала вчера, — мигом, потому что сейчас может прийти маменька, а я не хочу…
Не успел я расплатиться со старым
моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром. Маленькая кокетка со второго взгляда заметила впечатление, произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая свет. Я предложил отцу ее стакан пуншу; Дуне подал я
чашку чаю, и мы втроем начали беседовать, как будто век были знакомы.
За этими спартанскими трапезами мы вспоминали, улыбаясь, длинную процессию священнодействия обеденного стола у княгини и у
моего отца, где полдюжина официантов бегала из угла в угол с
чашками и блюдами, прикрывая торжественной mise en scène, [постановкой (фр.).] в сущности, очень незатейливый обед.
Я зачерпнул из ведра
чашкой, она, с трудом приподняв голову, отхлебнула немножко и отвела руку
мою холодной рукою, сильно вздохнув. Потом взглянула в угол на иконы, перевела глаза на меня, пошевелила губами, словно усмехнувшись, и медленно опустила на глаза длинные ресницы. Локти ее плотно прижались к бокам, а руки, слабо шевеля пальцами, ползли на грудь, подвигаясь к горлу. По лицу ее плыла тень, уходя в глубь лица, натягивая желтую кожу, заострив нос. Удивленно открывался рот, но дыхания не было слышно.
Пообедав сей раз гораздо хуже, нежели иногда обедают многие полковники (не говорю о генералах) в дальних походах, я, по похвальному общему обыкновению, налил в
чашку приготовленного для меня кофию и услаждал прихотливость
мою плодами пота несчастных африканских невольников.
— Вообрази себе, — говорил мне некогда
мой друг, — что кофе, налитый в твоей
чашке, и сахар, распущенный в оном, лишали покоя тебе подобного человека, что они были причиною превосходящих его силы трудов, причиною его слез, стенаний, казни и поругания; дерзай, жестокосердой, усладить гортань твою. — Вид прещения, сопутствовавший сему изречению, поколебнул меня до внутренности. Рука
моя задрожала, и кофе пролился.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка
моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная Пятница, охотница была до кофею и говаривала, что помогает он от головной боли. Как
чашек пять выпью, — говаривала она, — так и свет вижу, а без того умерла бы в три дни.
— Ну, хоть чаю напейся,
мой батюшка. Господи боже
мой! Приехал невесть откуда, и
чашки чаю ему не дадут. Лиза, пойди похлопочи, да поскорей. Я помню, маленький он был обжора страшный, да и теперь, должно быть, покушать любит.
Она осмотрелась и вдруг, к величайшему
моему удивлению, отставила
чашку, ущипнула обеими руками, по-видимому хладнокровно и тихо, кисейное полотнище юбки и одним взмахом разорвала его сверху донизу. Сделав это, она молча подняла на меня свой упорный, сверкающий взгляд. Лицо ее было бледно.
— Давно, друг
мой, — сказала Настенька и, поцеловав еще раз Калиновича, села разливать чай. — Ах, какие гадкие
чашки! — говорила она, тщательно обмывая с
чашек грязь. — И вообще, cher ami, посмотри, как у тебя в комнате грязно и нехорошо! При мне этого не будет: я все приведу в порядок.
В ящике записка на
мое имя: «От благодарных гусляков» и прекрасный фарфоровый чайный сервиз, где, кроме обычной дюжины
чашек, две большие с великолепным рисунком и надписью золотом: «В.А. Гиляровскому от Гуслиц». Другая такая же на имя жены. Одна именная
чашка сохранилась до сих пор.
— Да и выпью, чего кричишь! С праздником, Степан Дорофеич! — вежливо и с легким поклоном обратился он, держа
чашку в руках, к Степке, которого еще за полминуты обзывал подлецом. — Будь здоров на сто годов, а что жил, не в зачет! — Он выпил, крякнул и утерся. — Прежде, братцы, я много вина подымал, — заметил он с серьезною важностью, обращаясь как будто ко всем и ни к кому в особенности, — а теперь уж, знать, лета
мои подходят. Благодарствую, Степан Дорофеич.
— Александра Ивановна, приймите дань
моего наиглубочайшего почтения! — отвечал протопоп. — Всегдашняя радость
моя, когда я вас вижу. Жена сейчас встанет, позвольте мне просить вас ко мне на
чашку чая.
«Да ты колдунья, — с приятным изумлением сказал старик, приняв
чашку и отведав чай: — ты знаешь все
мои причуды; ну, если ты будешь так угождать мужу, то хорошо ему будет жить».
В углу
моя няня тихо мочила в полоскательной
чашке компрессы.
— Трубочку поскорее, трубочку и шоколад… Две
чашки шоколаду… Вы выкушаете? — спросил он меня и, не дождавшись
моего ответа, добавил: — Я чаю и кофе терпеть не могу: чай действует на сердце, а кофе — на голову; а шоколад живит… Приношу вам тысячу извинений, что мы так мало знакомы, а я позволяю себе шутить.
Появление этого свидетеля
моего комического ползания на четвереньках меня чрезвычайно сконфузило… Лакей-каналья держался дипломатическим советником, а сам едва не хохотал, подавая чай, но мне было не до его сатирических ко мне отношений. Я взял
чашку и только внимательно смотрел на все половицы, по которым пройдет лакей. Ясно, что это были половицы благонадежные и что по ним ходить было безопасно.
Он задумался, уныло глядя в
чашку со щами. Задумался и мальчик. Обедали они на том же столе, на котором горбун
мыл посуду.
— О, с великою
моею готовностью! — произнес Жуквич и сам принялся варить для Елены свежий кофе. При этом он несколько раз и очень проворно сполоснул кофейник, искусно повернул его, когда кофе скипел в нем, и, наконец, налил
чашку Елене. Кофе оказался превосходным.
Глафира (принимая
чашку). Мишель, сделай милость, подержи
мой зонтик! (Смеется.) Ах, у тебя все из рук валится.
Феона. Конечно, что не
моим бы ногам, только что усердие, так уж….(Ставит
чашку.)
Здесь были упомянуты: разбитая
чашка с голубой надписью «Дорогому мужу от верной жены»; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по требованию шкипера украл на палубе «Западного зерна»; украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ, раздавленный
моей ногой мундштук шкипера и разбитое — все мной — стекло каюты.
Так прошло семь или восемь минут. Маня все стояла у шкафа, и червячок все ворочался около ее губок, как вдруг раздался страшный удар грома и с треском раскатился по небу. Маня слабо вскрикнула, быстро бросила на пол
чашку и, забыв всякую застенчивость, сильно схватилась за
мою руку.
В то время, когда я, рассматривая
моих гостей, предавался всем этим соображениям, «прислуга» вошла и поставила на стол поднос с тремя
чашками горячего кофе.
Внутри у меня все загорелось. И я стал говорить. Я уже не боялся испугать его. О нет! Напротив, я намекнул, что и нос может провалиться. Я рассказал о том, что ждет
моего пациента впереди в случае, если он не будет лечиться как следует. Я коснулся вопроса о заразительности сифилиса и долго говорил о тарелках, ложках и
чашках, об отдельном полотенце…
Вот еще семья. И еще. Вон старик, семьдесят лет. «Lues II». Старик. В чем ты виноват? Ни в чем. В общей
чашке! Внеполовое, внеполовое. Свет ясен. Как ясен и беловатый рассвет раннего декабря. Значит, над амбулаторными записями и великолепными немецкими учебниками с яркими картинками я просидел всю
мою одинокую ночь.
Я взглянул на Фустова, но
мой приятель стоял ко мне спиной и принимал
чашку чаю из пухлых рук Элеоноры Карповны.
Выскочила я на минуточку на улицу — тут у нас, в нашем же доме, под низом кондитерская, — взяла десять штучек песочного пирожного и прихожу; сама поставила самовар; сама чаю
чашку ей налила и подаю с пирожным. Она взяла из
моих рук
чашку и пирожное взяла, откусила кусочек, да меж зубов и держит. Кусочек держит, а сама вдруг улыбается, улыбается, и весело улыбается, а слезы кап-кап-кап, так и брызжут; таки вот просто не текут, а как сок из лимона, если подавишь, брызжут.
«Так вот что значил
мой сон. Пашенька именно то, что я должен был быть и чем я не был. Я жил для людей под предлогом бога, она живет для бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело,
чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить богу?» — спрашивал он себя, и ответ был: «Да, но всё это было загажено, заросло славой людской. Да, нет бога для того, кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его».
Чтобы не беспокоить Надежду Федоровну, которая с
моим братом сидела в соседней комнате, он вывел Яковлева в залу, затворил дверь в гостиную, приказал подать самовар, бутылку рому и огромную
чашку, которую не грех было назвать маленькой вазой, и мы втроем сели посреди комнаты около круглого стола.
Я знакомлюсь через кого-нибудь, и вдруг, представьте, дом этот, в котором я ее видел, —
мой; и сижу я поутру за
чашкой кофею в бархатном халате…
Вильгельмина Федоровна. А если так, то плюнь на все!.. Пусть тебе дадут, что следует по закону, и уедем за границу! Я лучше по миру, с сумой готова идти, чем видеть, что муж
мой под начальством у мальчишки, который прежде за счастие считал, когда я позволю ему поцеловать
мою руку или налью
чашку чаю.
Эпизод с
чашкой и присутствие за стеной добродушного человека разогнали пока
мои мрачные мысли. Я лег и заснул вскоре крепким и беззаботным сном.
— Отойди, — сурово ответила брату Аксинья Захаровна. — Как бы воля
моя, в жизнь бы тебя не пустила сюда. Вот залетела ворона в высоки хоромы. На, пей, что ли! — прибавила она, подавая ему
чашку чаю.
Канонница с хозяйскими дочерьми вышла. Аксинья Захаровна
мыла и прибирала
чашки. Патап Максимыч зачал ходить взад и вперед по горнице, заложив руки за спину.
— Поживете, сударь
мой, Петр Степаныч, с
мое, узнаете ихнюю правду! Вор народ, одно слово вор… Страху не стало, всякий сам себе в нос подувает, — сказал Смолокуров, отирая лоб от крупного пота после пятой или шестой
чашки чая.
Ширялов. А вот Сенька не таков… нет, сударь ты
мой, не таков, не таков… Уж истинно бог в наказание послал. Компанию водит бог знает с кем, так, с людьми, не стоящими внимания (ставит
чашку на стол), внимания не стоящими…
«Толстой лежал на диване головой к окну и подпирал рукой свою светившуюся, как мне казалось, лучистую, большую голову. Он улыбнулся глазами и приподнялся. И, принимая левой рукой у меня
чашку, он правую подал мне и поздоровался. Меня охватило никогда не испытанное волнение. Я почувствовал спазмы в горле, нагнулся к его руке и приложился губами. И чувствую, как он притягивает к себе
мою голову и тоже целует ее.
Но, к
моему благополучию, чай оказался совсем холоден, так что я без особых затруднений проглотил всю
чашку одним духом — и на предложенный мне затем вопрос о
моей maman отвечал, что она, слава богу, здорова.