Неточные совпадения
Привалов с особенным вниманием слушал доктора. Он хотел видеть в нем того учителя, под влиянием которого
развилась Надежда Васильевна, но, к своему сожалению, он не нашел того, чего искал.
Он был либерален, и она была либеральна. Оба выписали из Петербурга двух товарок ее по институту, ходивших с стрижеными волосами и отрицавших авторитеты, и ездили с ними в открытых экипажах по городу. Оба страстно желали, чтоб торговля
развивалась, а судоходство оправдывало
надежды начальства. Оба верили, что кредит возродит земледелие и даст толчок нашей заснувшей промышленности. И в ожидании всего этого оба сладко вздыхали…
Сестра продолжала и закончила постройку с тою же быстротою, с которой он вел ее, а когда дом был совершенно отстроен, первым пациентом вошел в пего ее брат. Семь лет провел он там — время, вполне достаточное для того, чтобы превратиться в идиота; у него
развилась меланхолия, а сестра его за это время постарела, лишилась
надежд быть матерью, и когда, наконец, увидала, что враг ее убит и не воскреснет, — взяла его на свое попечение.
Почему я в самом деле не спросил Бессонова? Я и теперь не могу ответить на этот вопрос. Тогда я еще ничего не понимал в отношениях его к
Надежде Николаевне. Но смутное предчувствие чего-то необыкновенного и таинственного, что должно было случиться между этими людьми, уже и тогда наполняло меня. Я хотел остановить Бессонова в его горячей речи об оппортунизме, хотел прервать его изложение спора о том,
развивается ли в России капитализм или не
развивается, но всякий раз слово останавливалось у меня в горле.
«Ришар, — говорит она, — я невинна, да неужели и ты не веришь, что невинна!» И тут уже среди стона угнетенной женщины звучит вопль негодования, гордости, той непреклонной гордости, которая
развивается на краю унижения, после потери всех
надежд, —
развивается вместе с сознанием своего достоинства и тупой безвыходности положения.
Борьба была неравная, и семьдесят лет взяли свое. С трудом дотащился он до Кобрина и здесь слег. Хотя он и написал в Петербург, что остановился только на четыре дня, но такое решение не основывалось ни на чем, кроме
надежды, и остановка потребовалась в десять раз длиннее. Здесь болезнь его
развилась и выразилась в новых, небывалых еще симптомах.
С потерею сладкой
надежды иметь утешение в другом ребенке, в сердце княгини Зинаиды Сергеевны с необычайной силой
развилось и укрепилось чувство любви к оставшемуся в Петербурге сыну — маленькому Васе.