Неточные совпадения
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя, что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К ней подошли гуськом:
«Что
ж дальше?»
— Сами знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры…
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу детей… На радость ли?
Вам тоже
надо знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы, —
Уж взяли одного!
Идем домой понурые…
Два старика кряжистые
Смеются… Ай, кряжи!
Бумажки сторублевые
Домой под подоплекою
Нетронуты несут!
Как уперлись: мы нищие —
Так тем и отбоярились!
Подумал я тогда:
«Ну, ладно
ж! черти сивые,
Вперед не доведется вам
Смеяться
надо мной!»
И прочим стало совестно,
На церковь побожилися:
«Вперед не посрамимся мы,
Под розгами умрем...
— Что
ж, верно ушиблись, когда упали? — сказал гувернер. — Я говорил, что это опасная игра. И
надо сказать директору.
— Да что
ж это такое? — сказала она с таким искренним и комическим удивлением. — Что тебе от меня
надо?
— Да что
ж, все едут.
Надо тоже помочь и Сербам. Жалко.
— Что
ж, и сделал для него папа, что
надо?
— А! Ну, в этом случае что
ж, пускай едут; только, повредят эти немецкие шарлатаны…
Надо, чтобы слушались… Ну, так пускай едут.
Вот они и сладили это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого
надо было наказать. Сами посудите, что
ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Ну, что прикажете отвечать на это?.. Я стал в тупик. Однако
ж после некоторого молчания я ему сказал, что если отец станет ее требовать, то
надо будет отдать.
— Что
ж вы, смеяться, что ли,
надо мной приехали? — сказал, сердясь, Петух. — Что мне в вас после обеда?
— Да что
ж в самом деле, отчего он ничего не хочет показать? Что он за девочка… непременно
надо, чтобы он стал на голову!
Однако
ж и не спрошу: вам и в самом деле что-нибудь
надо?
— Нет, брат, не но, а если серьги, в тот же день и час очутившиеся у Николая в руках, действительно составляют важную фактическую против него контру — однако
ж прямо объясняемую его показаниями, следственно еще спорную контру, — то
надо же взять в соображение факты и оправдательные, и тем паче что они факты неотразимые.
Еще немного, и это общество, эти родные, после трехлетней разлуки, этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудь говорить, — стали бы, наконец, ему решительно невыносимы. Было, однако
ж, одно неотлагательное дело, которое так или этак, а
надо было непременно решить сегодня, — так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь он обрадовался делу, как выходу.
— А вы и на силу претендуете? Хе-хе-хе! Удивили же вы меня сейчас, Родион Романыч, хоть я заранее знал, что это так будет. Вы же толкуете мне о разврате и об эстетике! Вы — Шиллер, вы — идеалист! Все это, конечно, так и должно быть, и
надо бы удивляться, если б оно было иначе, но, однако
ж, как-то все-таки странно в действительности… Ах, жаль, что времени мало, потому вы сами прелюбопытный субъект! А кстати, вы любите Шиллера? Я ужасно люблю.
Дико́й. Что
ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому
надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин,
надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот так и вышло. Что
ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Кабанов. Кулигин,
надо, брат, бежать, искать ее. Я, братец, знаешь, чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует, что ах! На нее-то глядя, сердце рвется. Чего
ж вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
Кулигин. Что
ж делать-то, сударь!
Надо стараться угождать как-нибудь.
Дико́й. Понимаю я это; да что
ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что
надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Вожеватов. Не разорюсь, Мокий Парменыч! Что
ж делать, за удовольствия платить
надо: они даром не достаются; а бывать у них в доме большое удовольствие.
— А я собралась на панихиду по губернаторе. Но время еще есть. Сядем. Послушай, Клим, я ничего не понимаю! Ведь дана конституция, что же еще
надо? Ты постарел немножко: белые виски и очень страдальческое лицо. Это понятно — какие дни! Конечно, он жестоко наказал рабочих, но — что
ж делать, что?
Матрена. Кто
ж его знает? Уж это его дело.
Надо полагать, что и тут ничего себе не выиграет.
— Что
ж я тебе скажу? — задумчиво говорил он. — Может быть, в тебе проговаривается еще нервическое расстройство: тогда доктор, а не я, решит, что с тобой.
Надо завтра послать… Если же не то… — начал он и задумался.
— И не нужно никакого! — сказал Штольц. — Ты только поезжай: на месте увидишь, что
надо делать. Ты давно что-то с этим планом возишься: ужели еще все не готово? Что
ж ты делаешь?
— Что
ж ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно. Поди же, я сейчас иду вслед за тобою. Мне
надо заниматься, я сяду писать.
— Как что
ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то
надо, и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься без гроша…
Она бежала, тащила и его. Он упирался и ворчал. Однако
ж надо было сесть в лодку и поехать.
«Что за господин?..какой-то Обломов… что он тут делает… Dieu sait», — все это застучало ему в голову. — «Какой-то!» Что я тут делаю? Как что? Люблю Ольгу; я ее… Однако
ж вот уж в свете родился вопрос: что я тут делаю? Заметили… Ах, Боже мой! как же,
надо что-нибудь…»
— Что
ж так тревожиться, Илья Ильич? — сказал Алексеев. — Никогда не
надо предаваться отчаянию: перемелется — мука будет.
«Да, да; но ведь этим
надо было начать! — думал он опять в страхе. — Троекратное „люблю“, ветка сирени, признание — все это должно быть залогом счастья всей жизни и не повторяться у чистой женщины. Что
ж я? Кто я?» — стучало, как молотком, ему в голову.
— Что
ж делать!
Надо работать, коли деньги берешь. Летом отдохну: Фома Фомич обещает выдумать командировку нарочно для меня… вот, тут получу прогоны на пять лошадей, суточных рубля по три в сутки, а потом награду…
— Что
ж это я в самом деле? — сказал он вслух с досадой, —
надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и…
— Чего тебе
надо? Ну, носовой платок, пожалуй. Что
ж, тебе не хотелось бы так пожить? — спросил Обломов. — А? Это не жизнь?
«Ну, вот — это исполнено теперь: что
ж дальше? ужели так все и будет? — говорил он. —
Надо поосторожнее справиться!..»
— А что
ж делать? Вот, чтоб этого не терпеть, — говорила бабушка, стороной глядя на Веру, — и
надо бы было этой Кунигунде спроситься у тех, кто уже пожил и знает, что значит страсти.
— Что вы? — так и остановился я на месте, — а откуда
ж она узнать могла? А впрочем, что
ж я? разумеется, она могла узнать раньше моего, но ведь представьте себе: она выслушала от меня как совершенную новость! Впрочем… впрочем, что
ж я? да здравствует широкость!
Надо широко допускать характеры, так ли? Я бы, например, тотчас все разболтал, а она запрет в табакерку… И пусть, и пусть, тем не менее она — прелестнейшее существо и превосходнейший характер!
«У меня ль не житье! — дивится Максим Иванович, — у матери босой бегал, корки жевал, чего
ж он еще пуще прежнего хил?» А учитель и говорит: «Всякому мальчику, говорит,
надо и порезвиться, не все учиться; ему моцион необходим», и вывел ему все резоном.
— Что
ж такое, что сын! Если он с вами, то он негодяй. Если вы сын Версилова, — обратилась она вдруг ко мне, — то передайте от меня вашему отцу, что он негодяй, что он недостойный бесстыдник, что мне денег его не
надо… Нате, нате, нате, передайте сейчас ему эти деньги!
— Да что
ж с дурой поделаешь? Сказано — дура, так дура и будет вовеки. Спокойствие, видишь, какое-то он ей доставит: «
Надо ведь, говорит, за кого-нибудь выходить, так за него будто всего ей способнее будет»; а вот и увидим, как там ей будет способнее. Хватит себя потом по бокам руками, а уж поздно будет.
Надо было, однако
ж, съездить в Саймонстоун и узнать пообстоятельнее, когда идем в море.
Наконец мы вошли на первый рейд и очутились среди островов и холмов. Здесь застал нас штиль, и потом подул противный ветер;
надо было лавировать. «Куда
ж вы? — говорили японцы, не понимая лавировки, — вам
надо сюда, налево». Наконец вошли и на второй рейд, на указанное место.
Я узнал от смотрителя, однако
ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне
надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
Где же Нагасаки? Города еще не видать. А! вот и Нагасаки. Отчего
ж не Нангасаки? оттого, что настоящее название — Нагасаки, а буква н прибавляется так, для шика, так же как и другие буквы к некоторым словам. «Нагасаки — единственный порт, куда позволено входить одним только голландцам», — сказано в географиях, и куда,
надо бы прибавить давно, прочие ходят без позволения. Следовательно, привилегия ни в коем случае не на стороне голландцев во многих отношениях.
Однако
ж я поехал с Посьетом и Мегфором, особенно когда узнал, что до фабрики
надо ехать по незнакомой мне дороге.
Однако нам объявили, что мы скоро снимаемся с якоря, дня через четыре. «Да как же это? да что
ж это так скоро?..» — говорил я, не зная, зачем бы я оставался долее в Луконии. Мы почти все видели; ехать дальше внутрь —
надо употребить по крайней мере неделю, да и здешнее начальство неохотно пускает туда. А все жаль было покидать Манилу!
Однако
ж я подумал, что уж если обедать по-японски, так
надо вполне обедать, и потому попробовал и горячей воды: все так же нехорошо, как если б я попробовал ее и за русским столом.
— Что
ж? — повторил фельдшер. — В мертвецкую убрать
надо.
— Так что
ж?
Надо убивать? Или, как один государственный человек предлагал, выкалывать глаза? — сказал Игнатий Никифорович, победоносно улыбаясь.