Неточные совпадения
Вронский на балах явно ухаживал
за Кити, танцовал с нею и ездил в
дом, стало быть, нельзя было сомневаться в серьезности его намерений. Но, несмотря на то, мать всю эту зиму
находилась в страшном беспокойстве и волнении.
Полтора года назад Версилов, став через старого князя Сокольского другом
дома Ахмаковых (все тогда
находились за границей, в Эмсе), произвел сильное впечатление, во-первых, на самого Ахмакова, генерала и еще нестарого человека, но проигравшего все богатое приданое своей жены, Катерины Николаевны, в три года супружества в карты и от невоздержной жизни уже имевшего удар.
— О нет! — ответила
за нее Вера Иосифовна. — Мы приглашали учителей на
дом, в гимназии же или в институте, согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растет, она должна
находиться под влиянием одной только матери.
Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин Кистеневки последний раз перешел
за порог своего
дома. Гроб понесли рощею. Церковь
находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я
нахожусь за десять тысяч верст от
дому, где-то в Палеве, в этом конце света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно — среда сегодня или четверг…
При
доме находился большой сад; одной стороной он выходил прямо в поле,
за город.
«Вот, говорит, господа, я спьяна,
за тысячу рублей, подкупил священника похоронить медведя у церкви, по церковному обряду, а вот, говорит, и поличное это самое
находится у него в
доме!» Священник — туда-сюда, отшутиться было хотел, но они постановление написали, требуют, чтобы и он зарукоприкладствовал…
Дом блестящего полковника Абреева
находился на Литейной; он взял его
за женой, урожденной княжной Тумалахановой.
Дом прежде имел какое то старинное и азиатское убранство; полковник все это выкинул и убрал
дом по-европейски. Жена у него, говорят, была недальняя, но красавица. Эту прекрасную партию отыскала для сына еще Александра Григорьевна и вскоре затем умерла. Абреев
за женой, говорят, получил миллион состояния.
— Мало ли, друг мой, в
доме занятий
найдется? С той минуты, как утром с постели встанешь, и до той, когда вечером в постель ляжешь, — всё в занятиях. Всякому надо приготовить,
за всем самой присмотреть. Конечно, всебольше мелочи, но ведь ежели с мелочами справляться умеешь, тогда и большое дело не испугает тебя.
Отца не было
дома; но матушка, которая с некоторого времени
находилась в состоянии почти постоянного глухого раздражения, обратила внимание на мой фатальный вид и сказала мне
за ужином: «Чего ты дуешься, как мышь на крупу?» Я только снисходительно усмехнулся в ответ и подумал: «Если б они знали!» Пробило одиннадцать часов; я ушел к себе, но не раздевался, я выжидал полночи; наконец, пробила и она.
Только к центру, там, где
находится и базарная площадь, город становится как будто люднее и принимает физиономию торгового села. Тут уже попадаются изредка каменные
дома местных купцов, лари, на которых симметрически расположены калачи и баранки, тут же снуют приказные, поспешающие в присутствие или обратно, и, меланхолически прислонясь где-нибудь у ворот, тупо посматривают на базарную площадь туземные мещане, в нагольных тулупах, заложив одну руку
за пазуху, а другую засунув в боковой карман.
Но опять дело: не знаю — на какой я такой улице
нахожусь и что это
за дом, у которого я стою?
При детях
находилась еще и гувернантка, бойкая русская барышня, поступившая в
дом тоже пред самым выездом и принятая более
за дешевизну.
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать
за собой внутрь двора, где и
находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «
Дом мой —
дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие
дому твоего и место селения славы твоея».
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в
доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему
дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж
за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии
находилась голова бедной невесты.
6. Оный же муж ее, назад тому три года, послан на службу во вторую армию, где и был два года, и оттуда, ныне другой год,
за грудною болезнию, о которой выше значит, по весне отпущен, а посему и был в
доме одно лето, в которую бытность и нанял вместо себя в службу в Бахмуте на Донце казака, а как его звать и прозвания, да и где теперь
находится, не знает; — а после сего
Жена его
находилась вовсе не в таком положении; она лет двадцать вела маленькую партизанскую войну в стенах
дома, редко делая небольшие вылазки
за крестьянскими куриными яйцами и тальками; деятельная перестрелка с горничными, поваром и буфетчиком поддерживала ее в беспрестанно раздраженном состоянии; но к чести ее должно сказать, что душа ее не могла совсем наполниться этими мелочными неприятельскими действиями — и она со слезами на глазах прижала к своему сердцу семнадцатилетнюю Ваву, когда ее привезла двоюродная тетка из Москвы, где она кончила свое ученье в институте или в пансионе.
Эту историю, простую и страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно начать издали,
за пять лет до наших дней и до ее конца: пять лет тому назад в горах, в маленькой деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она
находилась в
доме свекра. Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым характером — любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с гор.
Домой идти ему не хотелось, — на душе было тяжко, немощная скука давила его. Он шёл медленно, не глядя ни на кого, ничем не интересуясь, не думая. Прошёл одну улицу, механически свернул
за угол, прошёл ещё немного, понял, что
находится неподалёку от трактира Петрухи Филимонова, и вспомнил о Якове. А когда поравнялся с воротами
дома Петрухи, то ему показалось, что зайти сюда нужно, хотя и нет желания заходить. Поднимаясь по лестнице чёрного крыльца, он услыхал голос Перфишки...
Таких
домов, разумеется, было немного, и притом все они
находились не у нас в провинции, где жил безвыездно дядя, а в Петербурге, в Москве и
за границею, куда Яков Львович не заглядывал.
— Да отчего же! Посидим
дома, пошлем
за обедом в кухмистерскую, напьемся чаю, потолкуем… Может быть, что-нибудь да и
найдется!
Дом Григорьевых с постоянно запертыми воротами и калиткою на задвижке
находился за Москвой-рекой на Малой Полянке, в нескольких десятках саженей от церкви Спаса в Наливках.
Ераст. Уж я и то должен
за счастье считать, что с вами
нахожусь… В одном
доме живем, а когда вас увидишь!
Посреди села
находился небольшой пруд, вечно покрытый гусиным пухом, с грязными, изрытыми берегами; во ста шагах от пруда, на другой стороне дороги, высился господский деревянный
дом, давно пустой и печально подавшийся набок;
за домом тянулся заброшенный сад; в саду росли старые, бесплодные яблони, высокие березы, усеянные вороньими гнездами; на конце главной аллеи, в маленьком домишке (бывшей господской бане) жил дряхлый дворецкий и, покрёхтывая да покашливая, каждое утро, по старой привычке, тащился через сад в барские покои, хотя в них нечего было стеречь, кроме дюжины белых кресел, обитых полинялым штофом, двух пузатых комодов на кривых ножках, с медными ручками, четырех дырявых картин и одного черного арапа из алебастра с отбитым носом.
Местность, где
находился дом Лепутана, была
за Москвой-рекою к Яузе, где-то на бережку.
И, обняв Скворцова
за талию, я повел его к церкви… Заведя его в ограду, я поговорил с ним, и когда, по моему расчету, свадебный кортеж был уже в
доме, — оставил его, не указав ему места, где
находится украденный у него самовар.
Выбравши все из сундука, Патап Максимыч стал считать, а Чубалов на счетах класть. В сериях, в наличных деньгах и векселях до восьмисот тысяч рублей
нашлось, да
домов, лесных дач, барж и промысловых заведений тысяч на четыреста выходило, так что всего
за миллион перевалило.
Плющевая беседка
находилась над самым обрывом. Из нее можно было видеть всю зеркальную поверхность залива и приморский сестрорецкий курорт. Его крыши и трубы
домов выглядывали из-за сплошной стены розовых стволов и зеленых шапок сосен, пихт и елей.
Кроме Нины Владимировны, Марьи Васильевны и детей, в
доме находилась вторая нянюшка, выходившая саму хозяйку
дома и теперь помогавшая Марье Васильевне присматривать
за детьми.
Жили в Казани и шумно и привольно, но по части высшей „интеллигенции“ было скудно. Даже в Нижнем
нашлось несколько писателей
за мои гимназические годы; а в тогдашнем казанском обществе я не помню ни одного интересного мужчины с литературным именем или с репутацией особенного ума, начитанности. Профессора в тамошнем свете появлялись очень редко, и едва ли не одного только И.К.Бабста встречал я в светских
домах до перехода его в Москву.
Дома наших родителей
находились очень недалеко друг от друга: наш на Верхне-Дворянской;
за углом, на Старо-Дворянской,
дом Ставровских; через несколько
домов —
дом «черных».
Прошло уже достаточно времени, чтобы они могли обернуть назад в слободу; между тем день проходил
за днем, а они не возвращались. Григорий Лукьянович
находился в сильнейшем страхе и беспокойстве. Наконец, дня через три после смерти князя Василия Прозоровского, во двор
дома Малюты в александровской слободе вкатила повозка и из нее вышли оба его наперсника. Григорий Лукьянович
находился в известной уже читателям своей отдельной горнице и, увидав в окно приезжих, сам бросился отворять им дверь.
Знают также они, что молодая девушка, которую, несмотря на близость ее к барыне и барину, все же любили в
доме за кроткий нрав и даже порой небезопасное заступничество перед барыней
за не особенно провинившихся,
находится в погребице, в распоряжении его, Кузьмы.
—
За кого ж принимаете вы русских? — сказал он. — Нет, достопочтенный гость мой! обитатели здешние никому не поклоняются, кроме как иконам своих святых. Балсамины же
находятся почти в каждом
доме и подсолнечники в каждом саду, потому что других цветов русские почти не держат, а цветы здесь любят. Impatiens hortensis выписан еще недавно семенами из Голландии рассадителем всего полезного и приятного в России. Но любезнейший собеседник наш ждет с нетерпением продолжения вашего рассказа.
Предоставив всецело своей жене выслушивать комплименты и любезности, рассыпаемые щедрою рукою представителями и представительницами высшего петербургского света по адресу его миллионов, он большую часть года
находился за границей, где, как и
дома, свободное от дела время отдавал своей громадной библиотеке, пополняемой периодически выходящими в свет выдающимися произведениями как по всем отраслям знания, так и по литературе.
В них с точностью были прописаны не только все его проступки в Петербурге,
за которые он даже подвергался административной высылке из столицы, но и то, что он
находится под следствием по обвинению в тяжком уголовном преступлении — поджог своего собственнного
дома, и, кроме того, получено официальное требование русского правительства о выдаче отставного корнета Николая Герасимовича Савина, как бежавшего от русского правосудия.
К случаю только поручено ему было от короля римского, Максимилиана, узнать, что
за страна
находится на востоке, о которой слухи стали доходить и до цесарского
дома и которой дела начинали понемногу вязаться с делами Европы.
Последний почти безвыходно
находился в
доме и сделался, ввиду болезни Арины Тимофеевны,
за отсутствием прислуги, необходимым человеком.
По бокам деревянного решетчатого забора, окрашенного тоже в серую краску, с такими же репчатыми воротами посредине,
находились два флигеля, в три окна каждый, выходящий на улицы. В правом флигеле помещалась кухня, а в левом людская — оба флигеля были соединены с главным
домом крытыми галереями.
За домом был тенистый сад, а
за обоими флигелями тянулись обширные надворные постройки.
— Он отдает эту усадьбу
за бесценок, а сам уже
находится в Александро-Невском монастыре послушником. В виде вклада он отдал все имевшиеся у него деньги и те, которые выручил от продажи
дома на Васильевском острове. Покупную цену
за эту дачу тоже, по его желанию, надо будет внести в монастырскую казну.
Под такими допросами Глебу Алексеевичу приходилось
находиться очень часто, особенно
за последнее время, когда после полученной из Холмогор роковой вести о смерти предмета его платонической любви — герцогини Анны Леопольдовны, около двух месяцев не выходил из
дому, сказавшись больным и предаваясь наедине сокрушению о постигшей его утрате.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее
за ранеными через два
дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа
находилась в восторженно-счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
Только раз, возвращаясь в свою комнату после занятий с Володей, я услыхал где-то близко плачущий голос самой маленькой: это было так необычно, так не в порядке
дома, что я остановился и наконец открыл тихо дверь,
за которой
находилась девочка.
Семья его состояла из раздражительной, часто ссорившейся с ним из-за всяких пустяков, вульгарной жены, сына не совсем удачного, мота и кутилы, но вполне «порядочного», как понимал отец, человека, и двух дочерей, из которых одна, старшая, хорошо вышла замуж и жила в Петербурге, и меньшая любимая дочь Лиза, та самая, которая почти год тому назад исчезла из
дома и только теперь
нашлась с ребенком в дальнем губернском городе.
Это был всегда слегка пьяный старый пристав, развращенный публичными
домами, которые
находились в его участке и платили ему большие деньги
за свое существование; и умирать ему вовсе не хотелось.