Неточные совпадения
Самгин, прихлебывая
вино, ожидал, когда инженер
начнет извиняться за поведение Бердникова. Конечно, он пришел по поручению толстяка
с этой целью. Попов
начал говорить так же возбужденно, как при первой встрече. Держа в одной руке сигару, в другой стакан
вина, он говорил, глядя на Самгина укоризненно...
Турчанинов взглянул на него удивленно и снова
начал пить чай
с вином, а Безбедов, шагая по скрипучему паркету, неистовым голосом, всхрапывая, стал декламировать...
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы
вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а
начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
Дело в том, что в словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было, что он решительно не заметил,
с самого
начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик ее на себя принял как за нечто должное, то есть что так и следовало его «распечь» за
вину его.
— Ну, чудесно, что ты заехал. Не хочешь позавтракать? А то садись. Бифштекс чудесный. Я всегда
с существенного
начинаю и кончаю. Ха, ха, ха. Ну,
вина выпей, — кричал он, указывая на графин
с красным
вином. — А я об тебе думал. Прошение я подам. В руки отдам — это верно; только пришло мне в голову, не лучше ли тебе прежде съездить к Топорову.
И никому из присутствующих,
начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и
вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Вечером я услышал у стрелков громкие разговоры. По настроению я догадался, что они немного выпили. Оказалось, что Дерсу притащил
с собой бутылку спирта и угостил им солдат.
Вино разгорячило людей, и они
начали ссориться между собой.
Пока староста наливал
вино в стаканы, я заметил, что один из присутствующих, одетый не совсем по-крестьянски, был очень беспокоен, обтирал пот, краснел — ему нездоровилось; когда же староста провозгласил мой тост, он
с какой-то отчаянной отвагой вскочил и, обращаясь ко мне,
начал речь.
Она плачет день и ночь
с причитываниями, поминая своих покинутых родных, как усопших, а муж, сознавая свою великую
вину перед ней, молчит угрюмо, но, наконец, выйдя из себя,
начинает бить ее и бранить за то, что она приехала сюда.
Англичане еще более стали удивляться и
начали накачивать
вином и Левшу и курьера и так целые три дня обходилися, а потом говорят: «Теперь довольно». По симфону воды
с ерфиксом приняли и, совсем освежевши,
начали расспрашивать Левшу: где он и чему учился и до каких пор арифметику знает?
Вспомнил он отца, сперва бодрого, всем недовольного,
с медным голосом, потом слепого, плаксивого,
с неопрятной седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку
вина и залив себе салфетку соусом, вдруг засмеялся и
начал, мигая ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится человек от мгновенной внутренней боли, и встряхнул головой.
— Маркиза, я преступница! — шутливо, но
с сознанием тяжкой
вины начала дама, не вставая
с коленей и обнимая маркизу за талию.
Взглянув на свой полухронометр, Тетюев
с прежней улыбкой
начал прощаться. Заговорщики выпили после него еще бутылку какого-то
вина и тоже
начали прощаться.
То ногу волочить приходится, то лопатка заноет, да и руки
начинают трястись (стакан
с вином рискует расплескать, покуда донесет до рта).
От обедов a la carte в курзале перешли к табльдоту в кургаузе, перестали говорить о шампанском и обратились к местному кислому
вину, приговаривая: вот так винцо! бросили погоню за молодыми бесшабашными советниками и
начали заигрывать
с коллежскими и надворными советниками. По вечерам посещали друг друга в конурах, причем Дыба читал вслух"Ключ к таинствам природы"Эккартсгаузена и рассказывал анекдоты из жизни графа Михаила Николаевича, сопровождая эти рассказы приличным экспекторированием.
Придя туда, они сели к окну, в сторонке, чтоб не быть очень на виду. Калинович велел подать два обеда и бутылку
вина. Он несколько затруднялся, каким бы образом и
с чего
начать разговор; но Дубовский сам предупредил его.
«Этакий дурак!..» — думал Калинович, наблюдая его в окошко, и от нечего делать допил бутылку
вина. Кровь немного взволновалась: счастливый редактор
с его француженкой, танцовщицей и
с писательницей
начал рисоваться в его воображении в различного рода соблазнительных картинах.
— И котлетку, и кофею, и
вина прикажите еще прибавить, я проголодался, — отвечал Петр Степанович,
с спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина. Господин Кармазинов был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки,
с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что вовсе и не шло к его довольно сытенькому брюшку и к плотно округленным частям
начала его ног; но вкусы бывают различны. На коленях его был развернут до полу шерстяной клетчатый плед, хотя в комнате было тепло.
На данном после похорон обеде присутствовали только чиновники депутатского собрания, имея во главе своей секретаря, певчие архиерейские и приходский священник
с причтом; самый обед прошел весьма прилично; конечно, один из столоначальников депутатского собрания, подвыпив, негромко воскликнул своему собеседнику: «Он меня гнал, так и черт его дери, что умер!» Хотел было также и бас из певчих провозгласить вечную память покойнику, но управляющий, ходивший около стола, успевал как-то вовремя и сразу прекращать все это, и вообще винного снадобья не много красовалось на столе, и то это были одни только виноградные
вина, а водка еще
с самого
начала обеда была куда-то убрана.
— Вы знаете ли, Василий Иваныч, —
начала Катрин, усевшись
с Тулузовым за стол, — что Валерьян заставил было меня пристраститься к
вину, и не тогда, когда я сделалась его женой, нет!.. Еще прежде, когда я была девушкой, он приезжал иногда к нам поздно-поздно ужинать, и я непременно уж
с ним беседовала и бражничала.
Ротмистр Порохонцев встал, поднял вровень
с лицом кубок и, посмотрев сквозь
вино на огонь,
начал...
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения
с ними воздействовать на них только христианским к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого,
начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им
вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному животному закону борьбы, ниже которого не может спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
Ни разу не сложил он оружия перед неприятелем, и все действие, оказываемое на него
вином, ограничивалось переменою цвета лица и несколько большим одушевлением,
с которым он
начинал лгать (blaguer).
Эти уроки пошли молодым Брагиным «в наук». Михалко потихоньку
начал попивать
вино с разными приисковыми служащими, конечно в хорошей компании и потихоньку от тятеньки, а Архип
начал пропадать по ночам. Братья знали художества друг друга и покрывали один другого перед грозным тятенькой, который ничего не подозревал, слишком занятый своими собственными соображениями. Правда, Татьяна Власьевна проведала стороной о похождениях внуков, но прямо все объяснить отцу побоялась.
Все шло чин чином, и крестьяне, несмотря на тесноту, наблюдали почтительное молчание; но в ту самую минуту, как молодой, по тогдашнему обычаю, бросил наземь и
начал топтать ногами стклянку
с вином, из которой во время венчанья пил попеременно со своей невестою, народ зашумел, и глухой шепот раздался на церковной паперти.
Анна Юрьевна пила это
вино, когда была в клубе еще в
начале лета
с юным своим музыкальным талантом. При этой мысли она невольно вздохнула, постаравшись скрыть от всех этот вздох.
Он очень хорошо понимал, что ему
с такой умной и ученой госпожой не сговорить, а потому замолчал и, для развлечения себя, принялся пить
вино; но так как знаменитого бургондского около него не было, то Николя
начал продовольствовать себя добрым портвейном и таким образом к концу обеда нализался порядочно.
Он
начинал уже попивать, т. е. хмелеть от
вина, чего прежде
с ним не бывало.
И Серпуховской
начал врать так складно и так непрерывно, что хозяин не мог вставить ни одного слова и
с унылым лицом сидел против него, только для развлечения подливая себе и ему
вино в стаканы.
В последнее время
с ним произошли кое-какие перемены: он как-то осунулся, стал хмелеть от
вина, чего
с ним раньше никогда не бывало, и его черные брови
начинают седеть.
— И еще я утверждал — это происходило, когда объявили свободу
вину, — что
с полугаром надо обращаться осмотрительно, не
начинать прямо
с целого штофа, но постепенно подготовлять себя к оному, сначала выпивая рюмку, потом две рюмки, потом стакан и т. д. Не смею скрыть, что этой филантропической выдумкой я возбудил против себя неудовольствие всех господ кабатчиков.
У него есть и еще одно удивительное свойство, какое присуще и китайской водке ханджин: если на другой день после попойки выпить поутру стакан простой холодной воды, то молодое
вино опять
начинает бродить, бурлить и играть в желудке и в крови, а сумасбродное его действие возобновляется
с прежней силой.
Мы уже сказали, что Асклипиодот был очень «слаб к
вину»,
с двух рюмок он уже
начинал пьянеть, раскисал и к каждому слову
начинал прибавлять «хорошо»; более сильная степень опьянения выражалась в нем непременным желанием кого-нибудь «сконфузить», причем он обнаруживал необыкновенную изобретательность.
В комнате было страшно накурено, дым волнами стоял до самого потолка; от выпитого
вина и пропитанного табачным дымом воздуха голова у меня
начинала кружиться, а Мухоедов
с побледневшим лицом по-прежнему сидел на диване, то принимаясь что-нибудь рассказывать
с лихорадочной поспешностью, то опять смолкал и совершенно неподвижно смотрел куда-нибудь в одну точку.
Но сии два Поэта не образовали еще нашего слога: во время Екатерины Россияне
начали выражать свои мысли ясно для ума, приятно для слуха, и вкус сделался общим, ибо Монархиня Сама имела его и любила нашу Словесность; и если Она Своими ободрениями не произвела еще более талантов,
виною тому независимость Гения, который один не повинуется даже и Монархам, дик в своем величии, упрям в своих явлениях, и часто самые неблагоприятные для себя времена предпочитает блестящему веку, когда мудрые Цари
с любовию призывают его для торжества и славы.
За ужином Ступицын очень боялся того, чтобы жена не
начала выговаривать, но все-таки сохранил присутствие духа и, вместе
с Пашетой, уничтожил большую часть каждого блюда и выпил почти полбутылки
вина.
Ему уже заранее
начал представляться холостой вечер
с винами,
с ужином, но вдруг задумался, потому что всякому хозяину недостаточно было пригласить сибарита, но ему надобно было вместе
с тем прислать гостю сюртук, галстук и некоторые другие принадлежности мужского костюма.
Обращение со всеми — материнское… Н-да… Извольте понять: живёшь на земле, ни один чёрт даже и плюнуть на тебя не хочет, не то что зайти иногда и спросить — что, как, и вообще — какая жизнь? по душе она или по душу человеку? А
начнёшь умирать — не только не позволяют, но даже в изъян вводят себя. Бараки…
вино… два
с полтиной бутылка! Неужто нет у людей догадки? Ведь бараки и
вино большущих денег стоят. Разве эти самые деньги нельзя на улучшение жизни употреблять, — каждый год по нескольку?
И вот —
с прошлого года — литература
начала ополчаться против откупов, откупщики стали возвышать цену на
вино, разбавленное более, нежели когда-нибудь, начальство стало подтверждать и напоминать указную цену, откупщики изобрели специальную водку, народ стал требовать
вина по указной цепе, целовальники давали ему отравленную воду, народ шумел, полиция связывала и укрощала шумящих, литература писала обо всем этом безыменные статейки…
Платонов. Сначала вы как будто благоволили ко мне, удостаивали меня своим благовниманием, а теперь и видеть меня не хотите! Я в одну комнату — вы в другую, я в сад — вы из сада, я
начинаю говорить
с вами, вы отнекиваетесь или говорите сухое, знойное «да» и уходите… Наши отношения превратились в какое-то недоумение… Виноват я? Противен? (Встает.)
Вины я за собой никакой не чувствую. Потрудитесь сейчас же вывести меня из этого институтски-глупого положения! Выносить его долее я не намерен!
Не задавая вопросов и не зная,
с чего
начать, я стал успокоивать Ольгу и предложил ей
вина.
Я верю в медицину. Насмешки над нею истекают из незнания смеющихся. Тем не менее во многом мы ведь, действительно, бессильны, невежественны и опасны;
вина в этом не наша, но это именно и дает пищу неверию в нашу науку и насмешкам над нами. И передо мною все настойчивее
начал вставать вопрос: это недоверие и эти насмешки я признаю неосновательными, им не должно быть места по отношению ко мне и к моей науке, — как же мне для этого держаться
с пациентом?
На суде убийца упорно отрицал свою
вину. Всё говорило против него, и убедиться в его виновности было так же нетрудно, как в том, что эта земля черная, но судьи точно
с ума сошли: они по десяти раз взвешивали каждую улику, недоверчиво посматривали на свидетелей, краснели, пили воду… Судить
начали рано утром, а кончили только вечером.
Начав, как я сказал выше,
с того, что возвел Nathalie Волосатину в сан богини, я просил у нее прощения в том, что огорчил ее моею невоспитанностью, — и далее пространно описывал ей мое душевное состояние и объяснял причины, от которых оно произошло, то есть я выисповедался, что пил
вино и вообще пал; но однако, по счастию, я еще как-то удержался — и, скорбя о своем падении, ничего не открыл насчет королевецких ярмарочных дам под шатрами, а объяснил ужас и низость своего падения экивоками.
Однако и тетка сидела тихонькая и оказывала ему всякое внимание;
с него
начинали обносить кушанья, отец беспрестанно угощал его
вином, и все
с ним обходились как
с настоящим барином, даже почтительнее, чем
с предводителем.
В Холодне не сказали бы того, что я слышал лет десять тому назад в одном уездном городе от продавца
вин, у которого спрашивал шампанского: «А что, батюшка, будем мы делать, когда вдова Клико помрет?» Пили, правда, много, очень много, но
с патриотизмом — все свое доморощенное: целебные настойки под именами великих россиян, обессмертивших себя сочинением этих питий наравне
с изобретателями железных дорог и электрических телеграфов, и наливки разных цветов по теням ягод,
начиная от янтарного до темно-фиолетового.
В тот самый день,
с которого мы
начали наше правдивое повествование, у князя Василия Андреевича Святозарова был товарищеский обед, обильно политый всевозможными
винами.
Он снова
начал прибегать к спасительному
вину, искать сильных, заглушающих этот внутренний голос, ощущений в игре в карты и рулетку, и в оргиях
с женщинами, которых цинизм граничит
с грацией, и в беспутстве которых есть своего рода поэзия, поэзия низменных душ.
После трапезы, к которой был приглашен и приезжий московский гость, царь
начал шутить
с своими любимцами, приказывая то и дело наполнять их чаши, как и чашу князя Василия, дорогим фряжским
вином.
Луиза, стоя на иголках, искала себе опоры в милой Кете, но не могла найти ее кругом себя; пригожие Флора и Помона дожидались
с трепетом сердечным, когда Аполлон прикажет им
начать свое приветствие новорожденной; народ, вдыхая в себя запах съестных припасов и
вина, роптал, что бестолковые господа так долго искушают их терпение.