Неточные совпадения
Свалив
беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.
Зажгли костер, сложилися,
За водкой двое сбегали,
А прочие покудова
Стаканчик изготовили,
Бересты понадрав.
Приспела скоро водочка.
Приспела и закусочка —
Пируют мужички!
Да тут
беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка…»
— Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не того! —
Укланяла золовушку,
Сама нейду
на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся —
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути с огнем!»
— Гони его, родимая,
По шее! — «А не хочешь ты
Солдаткой быть?» Я к дедушке:
«Что делать? Научи...
Грозит
беда великая
И в нынешнем году:
Зима стояла лютая,
Весна стоит дождливая,
Давно бы сеять надобно,
А
на полях — вода!
Другие то же думали,
Да только
на антихриста,
И чуяли
беду.
— Это точно, что с правдой жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем
беду на себя накликать!
Самое крайнее, что дозволялось ввиду идущей навстречу
беды, — это прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть
на все время, покуда
беда будет кутить и мутить.
Едва успели глуповцы поправиться, как бригадирово легкомыслие чуть-чуть не навлекло
на них новой
беды.
Кроме того,
беда одна не ходит, и дела об устройстве инородцев и об орошении полей Зарайской губернии навлекли
на Алексея Александровича такие неприятности по службе, что он всё это последнее время находился в крайнем раздражении.
— Проходит великая княгиня с каким-то послом, и
на его
беду зашел у них разговор о новых касках.
— Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю. Что делать?
Беды большой нет. Бог милостив… благодарствуй… — говорил он, уже сам не зная, что говорит, и отвечая
на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал
на своей руке, и вышел из комнаты.
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя
на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда
беда пала
на его голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно было слишком ужасно, слишком неестественно.
— Ах нет! — с досадой сказал Левин, — это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован — это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой
беды бедности и необразования помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры
на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
Кстати: Вернер намедни сравнил женщин с заколдованным лесом, о котором рассказывает Тасс в своем «Освобожденном Иерусалиме». «Только приступи, — говорил он, —
на тебя полетят со всех сторон такие страхи, что боже упаси: долг, гордость, приличие, общее мнение, насмешка, презрение… Надо только не смотреть, а идти прямо, — мало-помалу чудовища исчезают, и открывается пред тобой тихая и светлая поляна, среди которой цветет зеленый мирт. Зато
беда, если
на первых шагах сердце дрогнет и обернешься назад!»
— «Да, шаловлив, шаловлив, — говорил обыкновенно
на это отец, — да ведь как быть: драться с ним поздно, да и меня же все обвинят в жестокости; а человек он честолюбивый, укори его при другом-третьем, он уймется, да ведь гласность-то — вот
беда! город узнает, назовет его совсем собакой.
Он рассуждал, и в рассуждении его видна была некоторая сторона справедливости: «Почему ж я? зачем
на меня обрушилась
беда?
Не один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями
на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то
беда, что ни за какие деньги, нижé имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
— Какой неколебимый характер!» А нанесись
на эту расторопную голову какая-нибудь
беда и доведись ему самому быть поставлену в трудные случаи жизни, куды делся характер, весь растерялся неколебимый муж, и вышел из него жалкий трусишка, ничтожный, слабый ребенок, или просто фетюк, как называет Ноздрев.
— Бог приберег от такой
беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не
на чем: некому лошадей подковать.
В довершение
бед какой-то из молодых людей сочинил тут же сатирические стихи
на танцевавшее общество, без чего, как известно, никогда почти не обходится
на губернских балах.
На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не он, то не вышло бы ничего, — тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать
на себя
беду, но языка никак уже не мог придержать.
Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их добродетели природной,
И, признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
Внушать любовь для них
беда,
Пугать людей для них отрада.
Быть может,
на брегах Невы
Подобных дам видали вы.
Кого ж любить? Кому же верить?
Кто не изменит нам один?
Кто все дела, все речи мерит
Услужливо
на наш аршин?
Кто клеветы про нас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не
беда?
Кто не наскучит никогда?
Призрака суетный искатель,
Трудов напрасно не губя,
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читатель!
Предмет достойный: ничего
Любезней, верно, нет его.
— Молчи ж! — прикрикнул сурово
на него товарищ. — Чего тебе еще хочется знать? Разве ты не видишь, что весь изрублен? Уж две недели как мы с тобою скачем не переводя духу и как ты в горячке и жару несешь и городишь чепуху. Вот в первый раз заснул покойно. Молчи ж, если не хочешь нанести сам себе
беду.
Сам Тарас, увидя
беду его, поспешил
на выручку.
Беспорядочный наряд — у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах, — показывал, что они или только что избегнули какой-нибудь
беды, или же до того загулялись, что прогуляли все, что ни было
на теле.
Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались
на воздухе. Бедный оратор, накликавший сам
на свою шею
беду, выскочил из кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле, схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил...
Тарас видел еще издали, что
беда будет всему Незамайковскому и Стебликивскому куреню, и вскрикнул зычно: «Выбирайтесь скорей из-за возов, и садись всякий
на коня!» Но не поспели бы сделать то и другое козаки, если бы Остап не ударил в самую середину; выбил фитили у шести пушкарей, у четырех только не мог выбить: отогнали его назад ляхи.
Что ж за козак тот, который кинул в
беде товарища, кинул его, как собаку, пропасть
на чужбине?
Сильный был он козак, не раз атаманствовал
на море и много натерпелся всяких
бед.
— Не печалься, друзьяка! — отозвался куренной атаман Бородатый. — В том нет вины твоей, что схватили тебя нагого.
Беда может быть со всяким человеком; но стыдно им, что выставили тебя
на позор, не прикрывши прилично наготы твоей.
—
Беда, атаман, окрепли ляхи, прибыла
на подмогу свежая сила!..
— Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то
беда, что в таратайках, а то
беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся
на Украйне, панове! А вы тут сидите
на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается
на свете.
В самое последнее прощанье он странно улыбался
на пламенные удостоверения сестры и Разумихина о счастливой их будущности, когда он выйдет из каторги, и предрек, что болезненное состояние матери кончится вскоре
бедой.
Кудряш. Кто же ему угодит, коли у него вся жизнь основана
на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А
беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Кабанов. Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует,
беда! Уж я вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно
на части, чтобы знал…
Катерина. Тиша,
на кого ты меня оставляешь! Быть
беде без тебя! Быть
беде!
—
«Эх, братцы, это всё не так»,
Сосед толкует Фока:
«не то
беда, что клеть далёка,
Да надо
на дворе лихих держать собак...
А сверх того, хоть иногда
Он вздремлет
на заре, так новая
беда...
Уж я не говорю, что всё тебе
беды,
Что́
на тебя ни попадает:
Безделка — ленты лоскуток...
За то
на одного из них пришла
беда...
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдёт
на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело всё погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нём винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись;
А кисти сочные, как яхонты горят;
Лишь то
беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдёт,
Хоть видит око,
Да зуб неймёт.
Пробившись попусту час целой,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен — ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьёшь».
И словом, слава шла,
Что Крот великий зверь
на малые дела:
Беда лишь, под носом глаза Кротовы зорки,
Да вдаль не видят ничего...
На ту
беду Лиса близёхонько бежала...
Нет, в наших мужиках не столько мало толку,
Чтоб
на свою
беду тебя спасли они.
«Сестрица! знаешь ли,
беда!»
На корабле Мышь Мыши говорила:
«Ведь оказалась течь: внизу у нас вода
Чуть не хватила
До самого мне рыла».
Ямщик поскакал; но все поглядывал
на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, —
беда: буран!..»
— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я
на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме.
Беда да и только! Как покажусь я
на глаза господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.
Одна
беда: Маша; девка
на выданье, а какое у ней приданое? частый гребень, да веник, да алтын денег (прости бог!), с чем в баню сходить.
— Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли! Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика
беда! Брань
на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье — и разойдитесь; а мы вас уж помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит?
На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?