Неточные совпадения
Зелеными
облаками и неправильными трепетолистными куполами лежали
на небесном
горизонте соединенные вершины разросшихся
на свободе дерев.
Самгин вышел
на крыльцо, оглянулся, прислушался, — пустынно и тихо, только где-то во дворе колют дрова. День уже догорал, в небе расположились полосы красных
облаков, точно гигантская лестница от
горизонта к зениту. Это напоминало безлюдную площадь и фигуру Дьякона, в красных лохмотьях крови
на мостовой вокруг него.
Темнота.
На горизонте скопились удалявшиеся
облака, и только высоко над головой слабо мерцали кое-где звезды. Он вслушивался в эту тишину и всматривался в темноту, ничего не слыша и не видя.
Вот и сегодня то же: бледно-зеленый, чудесный, фантастический колорит, в котором есть что-то грустное; чрез минуту зеленый цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых
облаков, и наконец весь
горизонт облит пурпуром и золотом — последние следы солнца; очень похоже
на тропики.
С вершины перевала нам открылся великолепный вид
на реку Улахе. Солнце только что скрылось за
горизонтом. Кучевые
облака на небе и дальние горы приняли неясно-пурпуровую окраску. Справа от дороги светлой полосой змеилась река. Вдали виднелись какие-то фанзы. Дым от них не подымался кверху, а стлался по земле и казался неподвижным. В стороне виднелось небольшое озерко. Около него мы стали биваком.
Сумерки спустились
на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала. День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали
на небе и освещали кучевые
облака, столпившиеся
на горизонте. В стороне шумел горный ручей, в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Ближайшие вершины имели причудливые очертания, за ними толпились другие, но контуры их были задернуты дымкой синеватого тумана, а дальше уже нельзя было разобрать, горы это или кучевые
облака на горизонте.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто цветами поле, развертываются сотни, тысячи цветов
на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые цветами луга, покрытые цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные
облака своими переливами слегка оттеняют по
горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние
облака над вершинами тех гор»
Июль в начале. Солнце еще чуть-чуть начинает показываться одним краешком; скучившиеся
на восточной окраине
горизонта янтарные
облака так и рдеют. За ночь выпала обильная роса и улила траву; весь луг кажется усеянным огненными искрами;
на дворе свежо, почти холодно; ядреный утренний воздух напоен запахом увлажненных листьев березы, зацветающей липы и скошенного сена.
Были ли в ее жизни горести, кроме тех, которые временно причинила смерть ее мужа и дочери, — я не знаю. Во всяком случае, старость ее можно было уподобить тихому сиянию вечерней зари, когда солнце уже окончательно скрылось за пределы
горизонта и
на западе светится чуть-чуть видный отблеск его лучей, а вдали плавают
облака, прообразующие соленья, варенья, моченья и всякие гарниры, — тоже игравшие в ее жизни немаловажную роль. Прозвище «сластены» осталось за ней до конца.
Пустотелов выходит
на балкон, садится в кресло и отдыхает. День склоняется к концу, в воздухе чувствуется роса, солнце дошло до самой окраины
горизонта и, к великому удовольствию Арсения Потапыча, садится совсем чисто. Вот уж и стадо гонят домой; его застилает громадное
облако пыли, из которого доносится блеянье овец и мычанье коров. Бык, в качестве должностного лица, идет сзади. Образцовый хозяин зорко всматривается в даль, и ему кажется, что бык словно прихрамывает.
Белые
облака лежали
на самом
горизонте, не закрытом домами и крышами.
Часа через два начало смеркаться. Солнце только что скрылось за
облаками, столпившимися
на горизонте, и окрасило небо в багрянец. Над степью пробегал редкий ветер. Он шелестел засохшею травою, пригибая верхушки ее к сугробам. Снежная равнина безмолвствовала. Вдруг над головой мелькнуло что-то белесоватое, большое. По бесшумному полету я узнал полярную сову открытых пространств.
При каждой вспышке молнии я видел тучи
на небе, каждое дерево в отдельности, видел одновременно ближние и дальние предметы и
горизонт, где тоже поминутно вспыхивали молнии и были горы, похожие
на облака, и
облака, похожие
на горы. Потоки воды, падающей с неба, освещаемые бледноголубыми вспышками атмосферного электричества, казались неподвижными стеклянными нитями, соединявшими небо и землю.
«Но вот вдали
на горизонте показались первые
облака. Они росли, громоздились, как скалы, покрывая мало-помалу голубой небосклон…»
— Неужели это уж Севастополь? — спросил меньшой брат, когда они поднялись
на гору, и перед ними открылись бухта с мачтами кораблей, море с неприятельским далеким флотом, белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые, лиловатые
облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по желтым горам, окружающим город, и стоявшие в синем небе, при розоватых лучах солнца, уже с блеском отражавшегося и спускавшегося к
горизонту темного моря.
Был знойный летний день 1892 года. В высокой синева тянулись причудливые клочья рыхлого белого тумана. В зените они неизменно замедляли ход и тихо таяли, как бы умирая от знойной истомы в раскаленном воздухе. Между тем кругом над чертой
горизонта толпились, громоздясь друг
на друга, кудрявые
облака, а кое-где пали как будто синие полосы отдаленных дождей. Но они стояли недолго, сквозили, исчезали, чтобы пасть где-нибудь в другом месте и так же быстро исчезнуть…
С утра, чуть брезжил свет, уж весь
горизонт был сплошь обложен ими;
облака стояли словно застывшие, очарованные; проходил час, другой, третий, а они всё стояли
на одном месте, и даже незаметно было ни малейшей перемены ни в колере, ни в очертаниях их.
Она вглядывалась в полевую даль, вглядывалась в эти измокшие деревни, которые в виде черных точек пестрели там и сям
на горизонте; вглядывалась в белые церкви сельских погостов, вглядывалась в пестрые пятна, которые бродячие в лучах солнца
облака рисовали
на равнине полей, вглядывалась в этого неизвестного мужика, который шел между полевых борозд, а ей казалось, что он словно застыл
на одном месте.
Эта наблюдательная и, в сущности, очень добрая особа работала
на Пазухиных, как мельничное колесо, но, когда
на горизонте всплывало тревожившее ее
облако, она бросала всякую работу, надевала
на голову черную шерстяную шаль и отправлялась по гостям, где ей всегда были рады.
Когда они пришли в Болотово, начинало уже смеркаться. Но сумерки замедлялись огненною багровою зарею, которая медленно потухала
на западе. Надо было ждать холодной ясной ночи. Небо очистилось уже от
облаков: кое-где начинали мигать звезды.
На востоке, в туманном
горизонте, чуть-чуть разгоралось другое зарево: то был месяц, светлый лик которого не суждено уже было видеть Григорию… Но месяц еще не показывался.
Облака на горизонте опустились в море, вода его стала еще спокойнее и синей.
Или
облако унесется далее, вслед за убегающим днем, и будет так же сверкать
на чужом дальнем
горизонте, к
на него будут смотреть другие глаза, в в чьей-то душе зародятся такие же мечты…
И вот, как бы в ответ
на его предсказания,
на горизонте появляется
облако, в воздухе чувствуется удушливость, вдалеке слышатся раскаты грома…
Солнце между тем садилось, слегка золотя ярко-розовым цветом края кучковатых
облаков, скопившихся
на горизонте.
Впереди дороги,
на горизонте, собиралась туча: тёмно-сизые, лохматые
облака сползались в тяжёлую, почти чёрную массу, и она двигалась навстречу мельнику, бросая от себя
на землю густую тень.
Солнце скрылось за снеговым хребтом и бросало последние розовые лучи
на длинное, тонкое
облако, остановившееся
на ясном, прозрачном
горизонте.
Заалел восток; сперва
на дальнем
горизонте слегка
на облака огнем брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг — пламя! Роса
на траве загорелась; проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее… А косой ничего не видит, не слышит, только одно твердит: «Погубил я друга своего, погубил!»
Солнце зашло в
облака, и только узкая багрово-красная полоска горела
на горизонте, обещая назавтра ветер.
Горизонт был чист, и
на нем то и дело показывались белеющие пятна парусов или дымки пароходов. Солнце, яркое, но не греющее, холодно смотрело с высоты неба, по которому бегали перистые
облака, и доставляло большое удовольствие старому штурману Степану Ильичу, который уже брал высоты, чтобы иметь, наконец, после нескольких дней без наблюдений, точное место, то есть знать широту и долготу, в которой находится корвет.
Сухощавый, небольшого роста пожилой человек в стареньком теплом пальто и старой походной фуражке, проведший большую часть своей полувековой труженической жизни в плаваниях, всегда ревнивый и добросовестный в исполнении своего долга и аккуратный педант, какими обыкновенно бывали прежние штурмана, внимательно посмотрел
на горизонт, взглянул
на бежавшие по небу кучевые темные
облака, потянул как будто воздух своим длинноватым красным носом с желтым пятном, напоминавшим о том, как Степан Ильич отморозил себе лицо в снежный шторм у берегов Камчатки еще в то время, когда красота носа могла иметь для него значение, и проговорил...
На горизонте вокруг серо и мрачно. Изредка мелькнет парус такого же штормующего судна и скроется во мгле. Нависшее совсем низко небо покрыто темными клочковатыми
облаками, несущимися с бешеной быстротой.
Солнце только что выплыло из-за
горизонта, переливавшего золотисто-пурпурными цветами, и, ослепительное, медленно поднималось по голубому небосклону, то прячась в белоснежных перистых, быстро несущихся
облаках, то снова показываясь из-за них и заливая блеском полосу моря,
на котором сверкали зайчики. Ветер заметно стихал, и скоро
на обоих спутниках-корветах, почти одновременно, поставили топселя и лиселя с одной стороны.
Море черно. Черно и кругом
на горизонте. Черно и
на небе, покрытом
облаками. А корвет, покачиваясь и поклевывая носом, бежит себе, рассекая эту непроглядную тьму, подгоняемый ровным свежим ветром, узлов по восьми.
На корвете тишина. Только слышатся свист и подвывание ветра в снастях да тихий гул моря и всплески его о борта корвета.
Можно подумать, что с наступлением тьмы воздух делается звукопроницаемее.
На западе медленно угасала заря, а с другой стороны надвигалась теплая июньская ночь. Над обширным водным пространством Амура уже витал легкий сумрак:
облака на горизонте потускнели, и в небе показались первые трепещущие звезды.
Когда солнце поднялось над
горизонтом градусов
на десять, верхние
облака приняли чрезвычайно красивую окраску.
Темнота
на горизонте сквозила — день начал брезжить. По небу двигались большие
облака, а за ними блестели редкие побледневшие звезды; земля была окутана еще мраком, но уже можно было рассмотреть все предметы; белоснежная гладь реки, пар над полыньей и деревья, одетые в зимний наряд, казалось, грезили и не могли очнуться от охватившего их оцепенения.
Мои спутники еще спали тем сладким утренним сном, который всегда особенно крепок и с которым так не хочется расставаться. Огонь давно уже погас. Спящие жались друг к другу и плотнее завертывались в одеяла.
На крайнем восточном
горизонте появилась багрово-красная полоска зари. Она все увеличивалась в размерах, словно зарево отдаленного пожара отражалось в
облаках.
Был тихий летний вечер. Янтарное солнце только что скрылось за
горизонтом и своими догорающими лучами золотило края
облаков в небе. Сияние его отражалось в воздухе, в воде и в окнах домов какого-то отдаленного поселка, предвещая
на завтра хорошую погоду.
Иногда бывает, что
облака в беспорядке толпятся
на горизонте и солнце, прячась за них, красит их и небо во всевозможные цвета: в багряный, оранжевый, золотой, лиловый, грязно-розовый; одно облачко похоже
на монаха, другое
на рыбу, третье
на турка в чалме.
Тихо, мертвенно было в природе. Черные тучи густо обложили
горизонт, изредка лишь мерцали
на нем редкие звездочки, но и те одну за другой заволакивали дождевые
облака.
Тихо, мертвенно было в природе. Черные тучи густо обложили
горизонт, изредка лишь мерцали
на нем редкие звездочки, но и те одну за другою заволакивали дождевые
облака.
Когда Юрий Михайлович с женой подъезжали
на извозчике к аэродрому, голубая пустыня неба ожила своею жизнью: от
горизонта поднимались и, развертываясь, точно ставя все новые паруса, медленно проплывали в зените округлые, сверкающие белизной, торжественные
облака.
Но таяли
облака, уходили по склону, синими сфинксами
на подвернутых лапах сторожили
горизонт, и видимо даже для глаз, смотрящих исподнизу, креп, густел и разливался беспредельно великий небесный простор, пустынный океан.