Неточные совпадения
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей
на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя
на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое
дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая
на какую-нибудь сажень к скалистой стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять
на середину
бухты.
Утром уже
на другой
день, 11-го марта, мы вошли в
бухту Пио-Квинто северным входом и стали за островком того же имени, защищающим рейд.
Фрегат повели, приделав фальшивый руль, осторожно, как носят раненого в госпиталь, в отысканную в другом заливе, верстах в 60 от Симодо, закрытую
бухту Хеда, чтобы там повалить
на отмель, чинить — и опять плавать. Но все надежды оказались тщетными.
Дня два плаватели носимы были бурным ветром по заливу и наконец должны были с неимоверными усилиями перебраться все (при морозе в 4˚) сквозь буруны
на шлюпках, по канату,
на берег, у подошвы японского Монблана, горы Фудзи, в противуположной стороне от
бухты Хеда.
Вследствие колебания морского
дна у берегов Японии в
бухту Симодо влился громадный вал, который коснулся берега и отхлынул, но не успел уйти из
бухты, как навстречу ему, с моря, хлынул другой вал, громаднее. Они столкнулись, и не вместившаяся в
бухте вода пришла в круговоротное движение и начала полоскать всю
бухту, хлынув
на берега, вплоть до тех высот, куда спасались люди из Симодо.
Бог с вами: типун бы вам
на язык —
на якорь становимся!» В самом
деле скомандовали: «Из
бухты вон!», потом: «Отдай якорь!» Раздался минутный гром рванувшейся цепи, фрегат дрогнул и остановился.
Сегодня два события, следовательно, два развлечения: кит зашел в
бухту и играл у берегов да наши куры, которых свезли
на берег, разлетелись, штук сто. Странно: способность летать вдруг в несколько
дней развилась в лесу так, что не было возможности поймать их; они летали по деревьям, как лесные птицы. Нет сомнения, что если они одичают, то приобретут все способности для летанья, когда-то, вероятно, утраченные ими в порабощенном состоянии.
Следующие 3
дня провели за починкой обуви. Прежде всего я позаботился доставить продовольствие Н.А. Пальчевскому, который собирал растения в окрестностях
бухты Терней.
На наше счастье, в устье Тютихе мы застали большую парусную лодку, которая шла
на север. Дерсу уговорил хозяина ее, маньчжура Хэй Бат-су [Хэй-ба-тоу — черный лодочник.], зайти в
бухту Терней и передать Н.А. Пальчевскому письма и 2 ящика с грузом.
Закусив немного, мы собрали свои котомки и тронулись в путь. Около моря я нашел место бивака Н.А. Пальчевского. Из письма, оставленного мне в бутылке, привязанной к палке, я узнал, что он здесь работал несколько
дней тому назад и затем отправился
на север, конечным пунктом наметив себе
бухту Терней.
Годом основания Корсаковского считается 1869 год, но это справедливо лишь по отношению к нему как к пункту ссыльной колонии;
на самом же
деле первый русский пост
на берегу
бухты Лососей был основан в 1853-54 гг.
То, что мы сейчас собираемся сделать, — без сомнения, преступление. По своеобразному старинному обычаю, позволяется ловить в
бухте рыбу только
на удочку и в мережки. Лишь однажды в год, и то не больше как в продолжение трех
дней, ловят ее всей Балаклавой в общественные сети. Это — неписаный закон, своего рода историческое рыбачье табу.
С полчаса он ходил по
дну бухты, и путь его отмечался массой воздушных пузырьков, которые вскипали над ним
на поверхности воды.
И когда
на другой
день маленький жалкий катер повел паром к выходу из
бухты, то у Белых камней уже дожидались почти все рыбачьи баркасы, стоявшие в
бухте.
Остальные переминались. Уехать во время междоусобицы, когда вот-вот начнут
делить золото Пэда?! Рискнувший
на это рисковал также вернуться к пустой
бухте или в лучшем случае увидеть
на горизонте тыл «Фитиля». Редж продолжал...
— Поскорей не можно… поскорей опять неловко будет: как же ж так-таки сразу после спектакля?.. Мало ль что может потом обернуться! А мы так, через месяц, сперва Яроц, а потом я. Надо наперед отправить наши росписки, то есть будто мы должны там, а деньги прямо
на имя полиции; полиция вытребует кредиторов и уплатит сполна, а нам росписки перешлет обратно. Вот это так. Это
дело будет, а то так, по-татарски — ни с
бухты, ни барахты! — «Завше розумне и легальне и вшистко розумне и легальне!»
— Да как тебе сказать!.. Ужасно ведь неловко это… И как приступить?.. Ведь это ей покажется и странно, и подозрительно, если так «ни с
бухты ни с барахты» ляпнешь ей: переведи, мол, все состояние
на мое имя!.. А сама она еще не догадалась об этом… Надо как-нибудь исподволь, поосторожней да половче, а тут, может, не сегодня завтра придется браться за
дело, уходить в Литву. Вот тут и раздумывай над такою задачей.
Все большие притоки Анюя находятся в верхнем его течении. Если итти вверх по течению, то первой рекой, впадающей в него с левой стороны, как мы уже знаем, будет река Тормасунь, потом в двух
днях пути от нее — река Гобилли. Затем в половине
дня расстояния с левой же стороны две реки — Малая и Большая Поди, а за ними в четырех километрах — река Дынми. По ней я и наметил путь
на реку Допи, впадающую в
бухту Андреева.
Было везде тихо, тихо. Как перед грозою, когда листья замрут, и даже пыль прижимается к земле. Дороги были пустынны, шоссе как вымерло. Стояла страстная неделя.
Дни медленно проплывали — безветренные, сумрачные и теплые.
На северо-востоке все время слышались в тишине глухие буханья. Одни говорили, — большевики обстреливают город, другие, — что это добровольцы взрывают за
бухтою артиллерийские склады.
Передняя правая сторона была занята морем из настоящей воды — с заливами, проливами,
бухтами, с коралловым островом в середине; сквозь стекло спереди можно было видеть
дно моря, коралловое основание острова, морские звезды
на песчаном
дне.