Неточные совпадения
Отъезда
день давно просрочен,
Проходит и последний срок.
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в
банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут
на двор осьмнадцать кляч...
— Мы почти уже колония. Металлургия наша
на 67 процентов в руках Франции, в
деле судостроения французский капитал имеет 77 процентов. Основной капитал всех
банков наших 585 миллионов, а иностранного капитала в них 434; в этой — последней — сумме 232 миллиона — французских.
Уж я теперь забыл, продолжал ли Фаддеев делать экспедиции в трюм для добывания мне пресной воды, забыл даже, как мы провели остальные пять
дней странствования между маяком и
банкой; помню только, что однажды, засидевшись долго в каюте, я вышел часов в пять после обеда
на палубу — и вдруг близехонько увидел длинный, скалистый берег и пустые зеленые равнины.
5) Коридорная девушка гостиницы «Мавритания» Евфимия Бочкова
на другой
день после кончины Смелькова внесла
на свой текущий счет в местный коммерческий
банк 1800 рублей серебром.
— Видишь, Надя, какое
дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто
на том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом
дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот, что еще в
банке скажут: может, и поверят. А если не поверят, тогда придется обратиться к Ляховскому.
У цирюльников было правило продержать десять минут
банку, чтобы лучше натянуло, но выходило
на деле по-разному. В это время цирюльник уходил курить, а жертва его искусства спокойно лежала, дожидаясь дальнейших мучений. Наконец терпения не хватало, и жертва просила окружающих позвать цирюльника.
В известный
день его приглашают
на «мельницу» поиграть в
банк — другой игры
на «мельницах» не было, — а к известному часу там уж собралась стройно спевшаяся компания шулеров, приглашается и исполнитель, банкомет, умеющий бить наверняка каждую нужную карту, — и деньги азартного вора переходят компании.
Все, знавшие Ечкина, смеялись в глаза и за глаза над его новой затеей, и для всех оставалось загадкой, откуда он мог брать денег
на свою контору. Кроме долгов, у него ничего не было, а из векселей можно было составить приличную библиотеку. Вообще Ечкин представлял собой какой-то непостижимый фокус. Его новая контора служила несколько
дней темой для самых веселых разговоров в правлении Запольского
банка, где собирались Стабровский, Мышников, Штофф и Драке.
— Так, так… Сказывают, что запольские-то купцы сильно начали закладываться в
банке. Прежде-то этого было не слыхать… Нынче у тебя десять тысяч, а ты затеваешь
дело на пятьдесят. И сам прогоришь, да
на пути и других утопишь. Почем у вас берут-то
на заклад?
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески
на Оби в трех местах. Тоже
дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж
дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию
на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и
банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
Дело в том, что поместил его в
банк на службу Галактион,
на которого он молился, а теперь у Галактиона вышли «контры» с Штоффом и самим Мышниковым.
Галактиону приходилось только соглашаться. Да как и было не согласиться, когда все
дело висело
на волоске? Конечно, было жаль выпускать из своих рук целую половину предприятия, но зато можно было расширить
дело. А главное заключалось в том, что компаньоны-пароходчики составляли большинство в банковском правлении и могли, в случае нужды, черпать из
банка, сколько желали.
— Позвольте мне кончить, господа…
Дело не в названии, а в сущности
дела. Так я говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш
банк с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход,
на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется главному двигателю… Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю тост за…
Этот разговор с Ермилычем засел у писаря в голове клином. Вот тебе и
банк!.. Ай да Ермилыч, ловко! В Заполье свою линию ведут, а Ермилыч свои узоры рисует. Да, штучка тепленькая, коли
на то пошло. Писарю даже сделалось смешно, когда он припомнил родственника Карлу, мечтавшего о своем кусочке хлеба с маслом. Тут уж
дело пахло не кусочком и не маслом.
Клиентов
банка Вахрушка
разделил на несколько категорий: одни — настоящие купцы, оборотистые и важные, другие — пожиже, только вид
на себя напущают, а остальные — так, как мякина около зерна. Одна видимость, а начинки-то и нет.
Лучше всех держала себя от начала до конца Харитина. Она даже решила сгоряча, что все деньги отдаст отцу, как только получит их из
банка. Но потом
на нее напало раздумье. В самом
деле, дай их отцу, а потом и поминай, как звали. Все равно десятью тысячами его не спасешь. Думала-думала Харитина и придумала. Она пришла в кабинет к Галактиону и передала все деньги ему.
Впрочем, Галактион почти не жил дома, а все разъезжал по
делам банка и
делам Стабровского. Прохоров не хотел сдаваться и вел отчаянную борьбу. Стороны зашли уже слишком далеко, чтобы помириться
на пустяках. Стабровский с каждым годом развивал свои операции все шире и начинал теснить конкурента уже
на его территории. Весь вопрос сводился только
на то, которая сторона выдержит дольше. О пощаде не могло быть и речи.
И вот как раз теперь этот давно ожидаемый срок подошел: только что кончилась большая контрактовая ярмарка, и все нотариальные конторы совершали ежедневно сделки
на громадные суммы. Тамара знала, что нотариус отвозил обычно залоговые и иные деньги в
банк по субботам, чтобы в воскресенье быть совершенно свободным. И вот потому-то в пятницу
днем нотариус получил от Тамары следующее письмо...
— О, это немного другое
дело, — ответил Дикинсон. — Да, я был каменщиком. И я поклялся надевать доспехи каменщиков во всех торжественных случаях… Сегодня я был
на открытии
банка в N. Я был приглашен учредителями. А кто приглашает Дика Дикинсона, тот приглашает и его старую рабочую куртку. Им это было известно.
Сияющий и весёлый принялся Илья в этот вечер за обычное своё занятие — раздачу собранных за
день диковин. Дети уселись
на землю и жадными глазами глядели
на грязный мешок. Илья доставал из мешка лоскутки ситца, деревянного солдатика, полинявшего от невзгод, коробку из-под ваксы, помадную
банку, чайную чашку без ручки и с выбитым краем.
В августе Редька приказал нам собираться
на линию.
Дня за два перед тем, как нас «погнали» за город, ко мне пришел отец. Он сел и не спеша, не глядя
на меня, вытер свое красное лицо, потом достал из кармана наш городской «Вестник» и медленно, с ударением
на каждом слове, прочел о том, что мой сверстник, сын управляющего конторою Государственного
банка, назначен начальником отделения в казенной палате.
Моисей ходит уже в шляпе котелком; он часто приезжает в город
на беговых дрожках по каким-то
делам и останавливается около
банка.
На другой
день поутру князь велел опять заложить себе карету и, взяв все сто тысяч с собой, поехал в
банк, где положил деньги
на свое имя. Выходя из
банка, князь вдруг встретился с Николя Оглоблиным.
И теперь и в доме, и в саду, и в хозяйстве он, разумеется, с изменениями, свойственными времени, старался воскресить общий дух жизни деда — всё
на широкую ногу, довольство всех вокруг и порядок и благоустройство, а для того чтоб устроить эту жизнь,
дела было очень много: нужно было и удовлетворять требованиям кредиторов и
банков и для того продавать земли и отсрочивать платежи, нужно было и добывать деньги, для того чтобы продолжать вести где наймом, где работниками, огромное хозяйство в Семеновском с 4000 десятин запашки и сахарным заводом; нужно было и в доме и в саду делать так, чтобы не похоже было
на запущение и упадок.
Но есть всему конец
на свете,
И даже выспренним мечтам.
Ну, к
делу. Гарин в кабинете.
О чудеса! Хозяин сам
Его встречает с восхищеньем,
Сажает, потчует вареньем,
Несет шампанского стакан.
«Иуда!» — мыслит мой улан.
Толпа гостей теснилась шумно
Вокруг зеленого стола;
Игра уж дельная была,
И
банк притом благоразумный.
Его держал сам казначей
Для облегчения друзей.
Хирин. Да… Ваша супруга, кажется, образованная, а в понедельник
на прошлой неделе такое выпалила, что я потом
дня два только руками разводил. Вдруг при посторонних спрашивает: «Правда ли, что у нас в
банке муж накупил акций Дряжско-Пряжского
банка, которые упали
на бирже? Ах, мой муж так беспокоится!» Это при посторонних-то! И зачем вы откровенничаете с ними, не понимаю! Хотите, чтобы они вас под уголовщину подвели?
В первый же
день Ашанин с партией своих спутников, решивших осматривать Лондон вместе, небольшой группой, состоящей из четырех человек (доктор, жизнерадостный мичман Лопатин, гардемарин Иволгин и Володя), побродил по улицам, был в соборе св. Павла, в Тоуэре, проехал под Темзой по железной дороге по сырому туннелю, был в громадном здании
банка, где толпилась масса посетителей, и где царил тем не менее образцовый порядок, и после сытного обеда в ресторане закончил свой обильный впечатлениями
день в Ковентгарденском театре, слушая оперу и поглядывая
на преобладающий красный цвет дамских туалетов.
Желтовато-мутная вода этой глубокой реки, судоходной
на протяжении 80 миль от устья для самых больших, глубокосидящих кораблей, напомнила Ашанину китайские реки Вусунг и Янтсе Кианг. Но
на Донае нет почти мелей и
банок, которыми изобилуют китайские реки. Донай уже, берега его покрыты густой дикой растительностью. Местами река суживается
на поворотах и
на пароходе то и
дело приходится перекладывать руль с борта
на борт, и в таких узких местах ветви береговых кустарников лезут в отворенные иллюминаторы кают.
Капитан то и
дело выходил наверх и поднимался
на мостик и вместе с старшим штурманом зорко посматривал в бинокль
на рассеянные по пути знаки разных отмелей и
банок, которыми так богат Финский залив. И он и старший штурман почти всю ночь простояли наверху и только
на рассвете легли спать.
Ванскок стояла посреди комнаты
на том самом месте, где ее обнял Горданов; маленькая, коренастая фигура Помадной
банки так прикипела к полу всем своим
дном, лицо ее было покрыто яркою краской негодования, вывороченные губы широко раскрылись, глаза пылали гневом и искри лись, а руки, вытянувшись судорожно, замерли в том напряжении, которым она отбросила от себя Павла Николаевича.
Потолковав о крахе
банка и о судьбе Петра Семеныча, Авдеев и его приятели отправились
на пирог к знакомому, у которого в этот
день была именинница жена.
На именинах все гости говорили только о крахе
банка. Авдеев горячился больше всех и уверял, что он давно уже предчувствовал этот крах и еще два года тому назад знал, что в
банке не совсем чисто. Пока ели пирог, он описал с десяток противозаконных операций, которые ему были известны.
Директора городского
банка Петра Семеныча, бухгалтера, его помощника и двух членов отправили ночью в тюрьму.
На другой
день после переполоха купец Авдеев, член ревизионной комиссии
банка, сидел с приятелями у себя в лавке и говорил...
На другой
день утром, после бессонной ночи, Авдеев, как всегда, отправился к себе в лавку. Покупатели принесли ему известие, что в истекшую ночь прокурор отправил в тюрьму еще товарища директора и письмоводителя
банка. Это известие не обеспокоило Авдеева.
— Владимир Николаевич, я вам хотела сказать… Я третьего
дня написала директору
банка и напомнила ему его слово, что он примет вас
на службу… Он ко мне хорошо относится, я была при его дочери, когда она была больна дифтеритом… Он сделает…
Мириманов изумился: деньги его лежали в
банке, а
на днях только было объявлено, что все вклады в
банках конфискуются. Он пошел объясняться в ревком. Долго спорили, торговались. Наконец, спустили ему до пятнадцати тысяч. Мириманов внес.
Когда родственник его, теперешний предводитель, начал ему намекать
на „тиски“, в какие может попасть, Иван Захарыч сейчас же подумал: „уж не запустил ли лапу в сундук опеки?“ Может ли он отвечать за него? По совести — нет. Да и не за него одного… Ведь и директора
банка — тоже дворяне, пользовались общим доверием, как себя благородно держали… А теперь вон каких
дел натворили!..
Обладать им есть возможность!
Дело состоит в выигрыше времени. Он пойдет с аукциона сейчас же, по долгу в кредитное общество. Денег потребуется не очень много. Да если бы и сто тысяч — они есть, лежат же без пользы в конторе государственного
банка, в билетах восточного займа. Высылай проценты два раза в год. Через два-три месяца вся операция сделана. Можно перезаложить в частные руки. И этого не надо. Тогда векселя учтут в любом
банке.
На свое имя он не купит, найдет надежное лицо.
— Что ж?.. я маскарады лю-блю-ю, — протянул директор и быстро опустил голову вниз, к груди Палтусова. — Люблю. Это развлечение по мне. День-деньской здесь в банке-то этой, — сострил он, — ровно рыжик в уксусе болтаешься, одурь возьмет!.. Ни
на какое путное
дело не годишься. Ей-ей! В карты я не играю. Ну и завернешь в маскарад. Мужчина я нетронутый… Жених в самой поре. Только еще тоски не чувствую.
Во всеоружии, со значком присяжного поверенного, полученным за неделю до второго заседания по
делу банка (
на первом слушание
дела было отложено), явился Николай Леопольдович Гиршфельд в залу судебных заседаний, где мы застали его в начале второй части нашего правдивого повествования.
На другой
день Николай Леопольдович покончил с денежной стороной своей сделки со Стефанией Павловной Сироткиной и передал ей чековую книжку купеческого
банка, а в течение месяца исполнял и другие предписанные ее условия.
— Мы потеряли в акциях этого проклятого
банка двести тысяч рублей. Я после разговора с тобой о деньгах, оставшихся после сестры, поместил их в эти бумаги, увлекшись их быстрым повышением
на бирже. Они стояли твердо до последнего
дня, когда вдруг
банк лопнул и ворох накануне ценных бумаг превратился в ничего нестоящую макулатуру. Я сначала этому не верил, но сегодня получил точные справки.
В Москве
дело по залогу имения Луганского затянулось месяца
на два, а когда
день выдачи ссуды уже был назначен, вдруг из г. В-ны получена была
на имя
банка телеграмма Василия Васильевича, которой он просил
банк приостановиться выдачею ссуды до его приезда. Узнав об этом, Николай Леопольдович был положительно ошеломлен. Он не мог понять, как Луганский мог очутиться в В-не.
Имения эти приносили значительный доход, так что княгиня Полторацкая могла жить широко и в довольстве, да еще и откладывать
на черный
день в традиционную «кубышку», которая заменяла в те добрые старые времена
банки и сберегательные кассы.
Вся канцелярия губернского
банка была подобрана им в одну шайку из людей, готовых
на всякие черные
дела.
Когда же они проживут с мужем десять лет, то в десятую годовщину их свадьбы он или его жена, если они оба или один из них доживут до этого
дня, вручат ей квитанцию государственного
банка на тот миллион франков, который выиграл перед смертью в Монте-Карло ее отец, князь Чичивадзе, не упомянув имени ее отца.
В этот же
день он выехал из дома своей жены, распростившейся с ним как с посторонним человеком, в отделение Европейской гостиницы, а вечером написал и отправил письмо к Николаю Леопольдовичу Гиршфельду, в котором рассказал ему откровенно свое положение и требование тестя, просил его немедленно распорядиться переводом
на имя княгини Анны Васильевны Шестовой пятисот тысяч рублей через Государственный
банк, произведя для этого какие он заблагорассудит обороты с его имениями и капиталами.
— Нет,
на другой
день, так как денег из
банка я в тот
день не получила.
Глеб Алексеевич, увидев разрушение
дела не только своего ума, но и чувства, даже побледнел, и до крови себе закусил губу, но не сказал ни слова, как не сказал и потом, когда
на окнах появились
банки и бутылки.
— Конечно, ничего, но это не помешало мне быть сейчас у нее и уверить ее, что она потеряла
на акциях этого
банка триста две тысячи рублей. Таким образом, мы нажили
на этом
деле сто две тысячи. Надеюсь, что в этом случае ты ничего не будешь иметь против этого «мы»? — в свою очередь уколол он ее.
С присущим ему уменьем он в несколько
дней не только успокоил обоих, описав Луганскому в радужных красках его будущность, по получении залоговой суммы из
банка, и окончательного расчета с его теткой, и посулив Князеву за его верную службу и проведенный «каторжный», как выражался сам Александр Алексеевич, год, чуть не золотые горы, но даже успел взять с Василия Васильевича вексельных бланков
на сумму шестьдесят пять тысяч рублей.