Неточные совпадения
Я был готов любить весь
мир, — меня никто не понял: и я выучился
ненавидеть.
Этот гнойник русского народа, осмеливавшийся называть себя союзом русского народа,
ненавидел все, что есть великого в русском народе, все творческое, все, что свидетельствовало о высоком призвании русского народа в
мире.
Он
ненавидит буржуазный
мир и хочет его гибели.
[Потрясающий образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье Царство — иллюзия, какое утешение может остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства
мира, который мы не
ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три царства: царство Ветхого Завета, Отца, царство страха; царство Нового Завета, Сына, царство искупления; царство Евангелия от Иоанна, Св.
Я помню, например, как наш почтенный Виктор Петрович Замин, сам бедняк и почти без пристанища, всей душой своей только и болел, что о русском крестьянине, как Николай Петрович Живин, служа стряпчим, ничего в
мире не произносил с таким ожесточением, как известную фразу в студенческой песне: «Pereat justitia!», как Всеволод Никандрыч, компрометируя себя, вероятно, на своем служебном посту,
ненавидел и возмущался крепостным правом!..
Мир не видал двух других людей, из которых один был бы столь пламенно чтим, а другой — столь искренно
ненавидим.
— И как мило помирились, — отвечает Александров. — Боже, как я был тогда глуп и мнителен. Как бесился, ревновал, завидовал и
ненавидел. Вы одним взглядом издалека внесли в мою несчастную душу сладостный
мир. И подумать только, что всю эту бурю страстей вызвала противная, замаринованная классная дама, похожая на какую-то снулую рыбу — не то на севрюгу, не то на белугу…
— Я сам Наполеона всегда
ненавидел и говорил, что он ничтожество, что в нем капли нет крови Наполеона Первого, но в этом он прав: Россия должна обособить славянский
мир! — кричал Долгов.
Если мне скажут, что нельзя любить сестру так пылко, вот мой ответ: любовь — везде любовь, то есть самозабвение, сумасшествие, назовите как вам угодно; — и человек, который
ненавидит всё, и любит единое существо в
мире, кто бы оно ни было, мать, сестра или дочь, его любовь сильней всех ваших произвольных страстей.
Они-то именно, по выражению г. Устрялова, «коснели в старых понятиях, которые переходили из рода в род, из века в век; спесиво и с презрением смотрели на все чужое, иноземное;
ненавидели все новое и в каком-то чудном самозабвении воображали, что православный россиянин есть совершеннейший гражданин в
мире, а святая Русь — первое государство» (Устрялов, том I, «Введение», XXIX).
Себя, других, весь
мир я
ненавидел,
Я все губил.
— После отхода поезда, с которым уехал мой купец, — говорил Бенни, — я, признаюсь, долго думал: зачем же этот человек взманивал меня, зачем он меня вез и что это такое он теперь сделал? Я ничего этого не мог себе разрешить и чувствовал только, что, вероятно, еще ни один революционер в
мире не был поставлен в такое смешное, глупое и досадное положение, в какое поставлен был я. Я был жалок самому себе и самого себя
ненавидел; но возвращаться не хотел. Меня словно что-то роковое неодолимо тянуло в Россию.
Не долго это сердце увядало,
И
мир ему! — в единый миг оно
Любить и
ненавидеть перестало...
У вас честный образ мыслей, и потому вы
ненавидите весь
мир.
— Страшно; не могу я больше жить за свой собственный страх и счет; нужно, непременно нужно связать себя с общей жизнью, мучиться и радоваться,
ненавидеть и любить не ради своего «я», все пожирающего и ничего взамен не дающего, а ради общей людям правды, которая есть в
мире, что бы я там ни кричал, и которая говорит душе, несмотря на все старания заглушить ее.
«Отцы наши, — говорила она, — жили всегда в
мире и дружбе; у них было одно бедствие и счастие, ибо они одно любили и
ненавидели.
Главный доктор в заведении был добрейший человек в
мире, но, без сомнения, более поврежденный, нежели половина больных его (он надевал, например, на себя один шейный и два петличных ордена для того, чтобы пройти по палатам безумных; он давал чувствовать фельдшерам, что ему приятно, когда они говорят «ваше превосходительство», а чином был статский советник, и разные другие шалости ясно доказывали поражение больших полушарий мозга); больные
ненавидели его оттого, что он сам, стоя на одной почве с ними, вступал всегда в соревнование.
Мир душе твоей, мой бедный друг! (Подходит к Войницеву.) Ради бога, выслушай! Не оправдаться я пришел… Не мне и не тебе судить меня… Я пришел просить не за себя, а за тебя… Братски прошу тебя…
Ненавидь, презирай меня, думай обо мне как хочешь, но не… убивай себя! Я не говорю про револьверы, а… вообще… Ты слаб здоровьем… Горе добьет тебя… Не буду я жить!.. Я себя убью, не ты себя убьешь! Хочешь моей смерти? Хочешь, чтоб я перестал жить?
Как удивительно то, что
мир терпит и воспринимает из высших откровений истины только самые древние и теперь уже несвоевременные, но всякое прямое откровение, всякую самобытную мысль он считает ничтожною, иногда прямо
ненавидит!
И Христос знал это и предсказывал своим ученикам, что за то, что они будут следовать его учению, их будут предавать на мучения и убивать и что
мир будет их
ненавидеть, как он
ненавидел его, потому что они будут не слугами
мира, а слугами отца.
Он восклицает: «Не будет
миру свободы, пока все религиозное, политическое не превратится в человеческое, простое», и «Мало
ненавидеть корону, надобно перестать уважать и фригийскую шапку; мало не признавать преступлением оскорбления величества, надобно признавать преступлением salus populi [Благо народа (лат.).]».
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я
ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоём челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас
мира, стыд природы,
Упрёк ты Богу на земле.
Эти «реакционеры», в большинстве случаев эстетические роялисты, клерикалы и аристократы,
ненавидели священной ненавистью буржуазный
мир XIX века.
Мир христианский остался грешным
миром, он падал, изменял своему Богу, делал зло, в нем люди
ненавидели друг друга, и вместо закона любви исполняли закон ненависти.
— Я
ненавижу тебя! — шептало странное, бесформенное пятно человека, охваченного туманом и вырванного им из живого
мира. — Я
ненавижу тебя!
— Ты хочешь знать, зачем говорю я правду? Затем, что я
ненавижу ложь и предаю ее вечному проклятию! Затем, что роковая судьба сделала меня жертвою несправедливости, и, как жертва, как Тот, Кто принял на Себя великий грех
мира и его великие страдания, я хочу указать людям путь. Жалкий эгоист, ты знаешь только себя и свое несчастное искусство, а я — я люблю людей.
Люди эти часто вовсе не знают учения Христа, не понимают его, часто не принимают, так же как и враги их, главной основы Христовой веры — непротивления злу, часто даже
ненавидят Христа; но вся их вера в то, какова должна быть жизнь, почерпнута из учения Христа. Как бы ни гнали этих людей, как бы ни клеветали на них, но это — единственные люди, не покоряющиеся безропотно всему, что велят, и потому это — единственные люди нашего
мира, живущие не животной, а разумной жизнью, — единственные верующие люди.
Но новый «социалистический»
мир ненавидит свободу и истребляет ее без остатка.