Неточные совпадения
Удивила меня забота обо мне курганского соседа, [Курганский сосед — А. Ф. Бригген.] хотя его замечание жандарму отчасти справедливо, но совершенно неуместно.
Бог ему судья! И он его простит — в этом создании есть какая-то
непостижимая загадка.
По мере того как вы будете примечать сии движения и относить их к Христу, в вас действующему, он будет в вас возрастать, и наконец вы достигнете того счастливого мгновения, что в состоянии будете ощущать его с такой живостью, с таким убеждением в действительности его присутствия, что с
непостижимою радостью скажете: «так точно, это он, господь,
бог мой!» Тогда следует оставить молитву умную и постепенно привыкать к тому, чтобы находиться в общении с
богом помимо всяких образов, всякого размышления, всякого ощутительного движения мысли.
Весь мир олицетворен: каждая река, каждый лес, каждый пригорок — являются вместилищем высших сил, и самые
боги являются между людьми, принимают участие в их действиях, помогают им, противятся, смешиваются с ними, иногда сами поражаются их героями, полубогами, и над всем этим тяжко властвует
непостижимая, неотразимая, грозная сила судьбы…
В начале, т. е. в Софии, через Софию, на основании Софии, Софиею, сотворил
Бог актом неизреченного и
непостижимого во всемудрости и всемогуществе творчества, силу и природу коего мы ощущаем в каждом дыхании, в каждом миге своего бытия, небо и землю.
«Тот, кто мудро познал, как надо любить (έ ρφν)
Бога, который превыше слова и знания и всяческого отношения в каком бы то ни было смысле и свободен от природы (έζηρμένου και φύσεως), кто оставит все чувственное и мыслимое, всякое время и вечность (αιώνα) и место, и вполне освободится наконец от всякой действенности (ενεργείας), возбуждаемой чувствами, или словом, или умом, тот достигнет несказанным и
непостижимым образом божественной сладости, превосходящей слово и ум; этот путь и слово ведомы только подающему таковую благодать
Богу и удостоившимся ее получить от
Бога, здесь не привносится ничего природного или книжного, раз уже все, что может быть сказано или познано, совершенно преодолено и покрыто молчанием» [Migne, 91. col. 1153 (Ambiguorum liber), ό δε θεός απλώς και αορίστως υπέρ πάντα τα οντά εστί, τα περιέχοντα τε καί περιεχόμενα… αρά σωφρόνως ό διαγνούς πώς έρ^ν του θεού δει, του υπέρ λόγον καί γνώσιν και πάσης απλώς της οιασδήποτε παντάπασι σχέσεως, έζηρημένου και φύσεως, πάντα τα αίσθητά καί νοητά καί πάντα χρόνον και αιώνα καί τόπον ασχέτως παρελεύσεται καί πάσης τελευταϊον όλης της Kai αϊσθησιν και λόγον καί νουν ενεργείας εαυτόν ύπερφυώς απογυμνώσας ά'ρ'ρήτως τε καί αγνώστως της υπέρ λόγον καί νουν θείας τερπνότητος έπιτεύξεται, καθ' δν οϊδε τρόπον τε καί λόγον ό την τοιαύτην δωρούμενος χάριν θεός καί οίταύτην παρά θεοΰ λαβείν αξιωθέντες, οϋκετ ουδέν φυσικόν ή γραπτόν έαυτφ συνεπικομιζόμενος, πάντων αύτφ των λεχθήναι ή γνωσθήναι δυναμένων παντελώς ύπερβαθέντων καί κατασιγασθέντων.].
Господь Иисус есть
Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как
Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем божество и человечество, таинственным и для ума
непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко
Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
Неизреченный, неименуемый,
непостижимый, недоведомый, недомыслимый
Бог открывается твари в имени, слове, культе, богоявлениях, боговоплощении.
Противопоставить же
Богу круглый и заведомый нуль и затем предпочесть Ему этот последний способно только
непостижимое безумие «дна адова».
Бог постижим только в силу и меру своего откровения о Себе: «Видел дух мой с радостным ужасом, что вне пределов сего вечного округа (шара Вечности) ничего не было, как только бесконечное
непостижимое Божество, без цели и пределов, и что вне сего шара Вечности ничего не можно было о самом
Боге ни видеть, ни познавать, кроме только отрицательного познания, то есть что Он не есть» (гл. V, § 6).
Fr. 916, B, — 917, A. Cp. Quod. pot. ins. sol. Pf. II, 202: ««την άκατάληπτον θεού φύσιν, δτι μη προς το είναι μόνον καταλαβεΐν ου δύναται» (
непостижимую природу
Бога нельзя постигнуть, кроме лишь Его бытия).] (см. Муретов, цит. соч., 113–115).
Под тем ничто, из которого
Бог создал мир, надо разуметь «несказанную и
непостижимую, неприступную для всех умов светлость божественной благости» (ineffabilem et incomprehensibilem divinae bonitatis inaccessibilem claritatem) [Ib., 19.].
Григорий говорит: «
Непостижимым же называю не то, что
Бог существует, но то, что Он такое…
Трансцендентный
Бог есть навеки неведомая, недоступная,
непостижимая, неизреченная Тайна, к которой не существует никакого приближения.
Мысль о творении мира
непостижимым и свободным актом
Бога встречает в Беме сознательного философского и религиозного противника.
Бог творит мир, — в Абсолютном сверхъединстве
непостижимым образом возникает относительное и множественное, космическое εν και παν.
Моя жена — даром, что она лютеранка, она верит в русского
бога и привечает разных бродячих монахов и странников, которых я, между нами сказать, терпеть не могу; но представьте вы себе, что один из таких господ, какой-то Павлин, до сих пор иногда пишущий нам
непостижимые письма, смысл которых становится ясен после какого-нибудь непредвиденного события, недели три тому назад прислал нам письмо, в котором между всяким вздором было сказано; «а плод,
богу предназначенный он ангелом заповест сохранить во всех путях, и на руках его возьмут, и не разбиется».
Чистейшие духи тогда сверхъестественно как бы исчезнут в Самом
Боге, как бы во мраке
непостижимого и неприступного света» (с. 361–362).
Или сила — неопределенная,
непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, — великое всё или ничего, — говорил он сам себе, — или это тот
Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей?
Лекарю как назло решительно никто не приходил в голову, и дьякон остался победителем лекаря и еще более утвердил за отцом Туберозовым такую репутацию, что, хотя, может быть, и есть в настоящее время один человек, который его умнее, но и то, где же этот человек?
Бог знает где; далеко, в Петербурге. Да и потом, это совсем не человек, а «министр юстиции», это нечто мифическое, нечто такое, что существует только как олицетворение какой-то
непостижимой идеи и отнюдь не ест ни пирогов со снетками, ни кашицы.