Неточные совпадения
Гордость заиграла в нем, засияла жизнь, ее волшебная даль, все
краски и лучи, которых еще недавно
не было. Он уже
видел себя за границей с ней, в Швейцарии на озерах, в Италии, ходит в развалинах Рима, катается в гондоле, потом теряется в толпе Парижа, Лондона, потом… потом в своем земном раю — в Обломовке.
Он перечитал, потом вздохнул и, положив локти на стол, подпер руками щеки и смотрел на себя в зеркало. Он с грустью
видел, что сильно похудел, что прежних живых
красок, подвижности в чертах
не было. Следы молодости и свежести стерлись до конца.
Не даром ему обошлись эти полгода. Вон и седые волосы сильно серебрятся. Он приподнял рукой густые пряди черных волос и тоже
не без грусти
видел, что они редеют, что их темный колорит мешается с белым.
— Я вспомнила в самом деле одну глупость и когда-нибудь расскажу вам. Я была еще девочкой. Вы
увидите, что и у меня были и слезы, и трепет, и
краска… et tout се que vous aimez tant! [и все, что вы так любите! (фр.)] Но расскажу с тем, чтобы вы больше о любви, о страстях, о стонах и воплях
не говорили. А теперь пойдемте к тетушкам.
Он пожимал плечами, как будто озноб пробегал у него по спине, морщился и, заложив руки в карманы, ходил по огороду, по саду,
не замечая
красок утра, горячего воздуха, так нежно ласкавшего его нервы,
не смотрел на Волгу, и только тупая скука грызла его. Он с ужасом
видел впереди ряд длинных, бесцельных дней.
А как удержать
краски на предметах, никогда
не взглянуть на них простыми глазами и
не увидеть, что зелень
не зелена, небо
не сине, что Марк
не заманчивый герой, а мелкий либерал, Марфенька сахарная куколка, а Вера…»
Хотелось бы верно изобразить вам, где я, что
вижу, но о многом говорят чересчур много, а сказать нечего; с другого, напротив, как ни бейся,
не снимешь и бледной копии, разве вы дадите взаймы вашего воображения и
красок.
Притаившись, я соображал: пороть — значит расшивать платья, отданные в
краску, а сечь и бить — одно и то же, видимо. Бьют лошадей, собак, кошек; в Астрахани будочники бьют персиян, — это я
видел. Но я никогда
не видал, чтоб так били маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по лбу, то по затылку, — дети относились к этому равнодушно, только почесывая ушибленное место. Я
не однажды спрашивал их...
Я, проходя мимо, будто так нечаянно схвачу ведерко их с
краской,
вижу — легонько: на гуще, знаете, а
не на масле; а я веду так, что где уж шифервейс [Шифервейс — сорт свинцовых белил, считающийся одним из лучших.], так шифервейс и идет.
Она вздрогнула, взглянула на меня, чашка выскользнула из ее рук, упала на мостовую и разбилась. Нелли была бледна; но, взглянув на меня и уверившись, что я все
видел и знаю, вдруг покраснела; этой
краской сказывался нестерпимый, мучительный стыд. Я взял ее за руку и повел домой; идти было недалеко. Мы ни слова
не промолвили дорогою. Придя домой, я сел; Нелли стояла передо мной, задумчивая и смущенная, бледная по-прежнему, опустив в землю глаза. Она
не могла смотреть на меня.
Последние слова Раиса Павловна произнесла с опущенными глазами и легкой
краской на лице: она боялась выдать себя, стыдилась, что в этом ребенке
видит свою соперницу. Она любила Лушу, и ей тяжело было бы перенести слишком тесное сближение ее с Прейном, с которым, собственно, все счеты были давно кончены… но, увы! — любовь в сердце женщины никогда
не умирает, особенно старая любовь.
Все это я
не во сне
видел, а воочию. Я слышал, как провинция наполнялась криком, перекатывавшимся из края в край; я
видел и улыбки, и нахмуренные брови; я ощущал их действие на самом себе. Я помню так называемые «столкновения», в которых один толкался, а другой думал единственно о том, как бы его
не затолкали вконец. Я
не только ничего
не преувеличиваю, но, скорее,
не нахожу настоящих
красок.
Пью ее угощенье, а сам через стакан ей в лицо смотрю и никак
не разберу: смугла она или бела она, а меж тем
вижу, как у нее под тонкою кожею, точно в сливе на солнце,
краска рдеет и на нежном виске жилка бьет…
Не верит. Отправился по начальству.
Видит, дом, где начальник живет, новой
краской выкрашен. Швейцар — новый, курьеры — новые. А наконец, и сам начальник — с иголочки. От прежнего начальника вредом пахло, а от нового — пользою. Прежний хоть и угрюмо смотрел, а ничего
не видел, этот — улыбается, а все
видит.
Въехав в Слободу, Серебряный
увидел, что дворец, или монастырь, государев отделен от прочих зданий глубоким рвом и валом. Трудно описать великолепие и разнообразие этой обители. Ни одно окно
не походило на другое, ни один столб
не равнялся с другим узорами или
краской. Множество глав венчали здание.
Как всегда, у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. С огнем давно уже
не работали, шарами
не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли. Все вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я
вижу во тьме весь подвал, все эти столы, баночки с
красками на подоконниках, пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями в углу, под медным умывальником, похожим на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника.
Кто ее
не видел, тот ее
не знает: ни Каналетти, ни Гварди (
не говоря уже о новейших живописцах)
не в силах передать этой серебристой нежности воздуха, этой улетающей и близкой дали, этого дивного созвучия изящнейших очертаний и тающих
красок.
Мельком, сбоку я взглянул на Олесю и
увидел, как сбежала
краска с ее лица и как задрожали ее губы. Но она
не ответила мне ни слова. Несколько минут я молча шел с ней рядом. В траве громко кричали кузнечики, и откуда-то издалека доносился однообразный напряженный скрип коростеля.
К тому, что я стал рабочим, уже привыкли и
не видят ничего странного в том, что я, дворянин, ношу ведра с
краской и вставляю стекла; напротив, мне охотно дают заказы, и я считаюсь уже хорошим мастером и лучшим подрядчиком, после Редьки, который хотя и выздоровел и хотя по-прежнему красит без подмостков купола на колокольнях, но уже
не в силах управляться с ребятами; вместо него я теперь бегаю по городу и ищу заказов, я нанимаю и рассчитываю ребят, я беру деньги взаймы под большие проценты.
Особенно прилагается это к ландшафтам: их равнины, горы, деревья ничего
не знают друг о друге; им
не может вздуматься соединиться в живописное целое; в стройных очерках и
красках мы их
видим только потому, что сами стоим на том, а
не на другом месте.
Люди ходят и удивляются: как это они,
краски, так хитро расположены! И больше ничего. Написаны целые книги, целые горы книг об этом предмете; многие из них я читал. Но из Тэнов, Карьеров, Куглеров и всех, писавших об искусстве, до Прудона включительно,
не явствует ничего. Они все толкуют о том, какое значение имеет искусство, а в моей голове при чтении их непременно шевелится мысль: если оно имеет его. Я
не видел хорошего влияния хорошей картины на человека; зачем же мне верить, что оно есть?
Иногда становилось ему досадно, когда он
видел, как заезжий живописец, француз или немец, иногда даже вовсе
не живописец по призванью, одной только привычной замашкой, бойкостью кисти и яркостью
красок производил всеобщий шум и скапливал себе вмиг денежный капитал.
«Парнасский щепетильник» совершенно соглашается с мнением г. Афанасьева, говоря: «Я с восхищением
вижу в некоторых головах целительное действие; ибо многие, присматриваясь пристально к описанным весьма худыми
красками лицам и находя в них
не знаю какое-то с собою подобие, совершенно бросили юродствовать и принялись за разум» («Парнасский щепетильник», стр. 29).
Солнце невыносимо пекло нам затылки, Коновалов устроил из моей солдатской шинели нечто вроде ширмы, воткнув в землю палки и распялив на них шинель. Издали долетал глухой шум работ на бухте, но ее мы
не видели, справа от нас лежал на берегу город тяжелыми глыбами белых домов, слева — море, пред нами — оно же, уходившее в неизмеримую даль, где в мягких полутонах смешались в фантастическое марево какие-то дивные и нежные, невиданные
краски, ласкающие глаз и душу неуловимой красотой своих оттенков…
Весенний закат, пламенный, с пышными облаками, каждый вечер давал что-нибудь необыкновенное, новое, невероятное, именно то самое, чему
не веришь потом, когда эти же
краски и эти же облака
видишь на картине.
Стала после этого громада толковать, кто ж теперь у них, в Новой-Каменке, будет шинкарем? Потому что,
видите ли, хоть Янкеля
не стало, а шинок все стоял себе на пригорочке, и на дверях остались намазанные белою
краской кварта и жестяной крючок…
— Разве
не видите, что лезете в чужой ящик? Вот общие
краски.
Камчужная, ни её берега никаких особенных красот
не представляли, но Половецкому все теперь казалось в каком-то особенном освещении, точно он
видел эту бледную
красками и линиями русскую северную природу в первый раз.
—
Не терпишь, кулугур, православного табаку? То-то! Архирейский аромат! — гордо заявляет он и, недоумевая, продолжает: — А я вот никогда картин
не видал, то есть в книжках
видел. В книжках оно помогает понять написанное, а вот отдельно —
не знаю! И даже
не понимаю — как это можно нарисовать
красками, а я бы понял без слов? То есть сколько я
не понимаю на земле! Даже сосчитать невозможно!
Впрочем, для дяди
не нужны были такие предосторожности: раз как-то нечаянно он заглянул в залу прямо из лакейской,
увидел нас без фраков, в фартуках, запачканных
красками — и даже
не спросил, что это значит.
О “мази” же. Мазь — была. Ровная, прочная, темно-коричневая, маврова, мулатова, Господо-Богова. Только
не “намазан” был, а — вымазан, и даже — выварен: в адовом ли кофе лирической бессонницы, в ореховом ли настое всех сказок, в наследственной ли чужеземной прикрови —
не знаю. Знаю только, что ровнее и коричневее, коричневое — и ровнее — и роднее — я
краски на лицене
видела. Разве на лице нашего шоколадного дома в Трехпрудном.
Имеется в виду известное изречение Гете: «существует свет, многоцветье окружает нас, но
не будь света и
красок в собственном нашем глазу, мы бы
не увидели их и во сне» (Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни.
Уличная сцена окрашивалась в свои вековечные грязные
краски, но, к счастию генеральши, занятая бесчувственною Форовой, она
не все здесь
видела и еще того менее понимала.
—
Краски. Я
видела, как прислали большой ящик из города, — отвечала,
не задумываясь, та, — тебе
краски, мне куклу, a Тасе…
Я ничего
не видел белее этого лица: даже у мертвых больше
краски в лице, чем на этом молоденьком, безусом.
На потолке
увидел он темный круг — тень от абажура. Ниже были запыленные карнизы, еще ниже — стены, выкрашенные во время оно в сине-бурую
краску. И дежурная комната показалась ему такой пустыней, что стало жалко
не только себя, но даже таракана…
Сегодня репетируем с одиннадцати до четырех. Дверь театра открыта настежь, и я
вижу в театральном саду, в куче накаленного зноем песка моего принценьку. Матреша отпросилась у меня пойти полоскать белье на речке, и принца сторожат по очереди те, кто в данную минуту
не участвует на сцене. Сейчас Витина очередь.
Вижу, как он размалевывает на цветочной клумбе
красками для грима безносого амура, заставляя поминутно моего мальчика запрокидывать головенку и покатываться со смеху.
«Чудак мой хозяин», — подумал Ермий и, встав с постели, подошел к Памфалону, взглянул в лицо его и засмотрелся. Вчера вечером он
видел Памфалона при лампе и готового на скоморошество, с завитою головою и с лицом, разрисованным
красками, а теперь скоморох спал, смыв с себя скоморошье мазанье, и лицо у него было тихое и прекрасное. Ермию казалось, будто это совсем
не человек, а ангел.
Сам прибыть, однако, несмотря на отчаянные письма жены, в мрачных
красках обрисовавшей опасность для жизни ребенка постигшей ее болезни, он, как мы
видели,
не торопился и приехал уже тогда, когда всякая опасность миновала и маленькая Кора, только с несколько побледневшими щечками, была окончательно возвращена к жизни.
— Можно бы продлить список, да он и без того длинен. Вы
видите, я положил на свои портреты черной
краски,
не жалея их.
— Безумец, жалкий маляр, несчастный школьник, влюбленный в
краски! Перед тобой проходят люди, а ты только и
видишь, что лягушечьи глаза — как повернулся твой язык, чтобы сказать это? О, если бы хоть раз ты заглянул в человеческую душу! Какие сокровища нежности, любви, кроткой веры, святого смирения открыл бы ты там. И тебе, дерзкому, показалось бы, что ты вошел в храм — светлый, сияющий огнями храм. Но
не мечите бисера перед свиньями, — сказано про таких, как ты.