Неточные совпадения
В саду они наткнулись на мужика, чистившего дорожку. И уже
не думая о том, что мужик
видит ее заплаканное, а его взволнованное лицо,
не думая о том, что они имеют вид людей, убегающих от какого-то несчастья, они быстрыми шагами шли вперед, чувствуя, что им надо высказаться и разубедить друг друга, побыть одним вместе и избавиться этим от того
мучения, которое оба испытывали.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я
не советую вам делать этого. Разве я
не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к
мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама
не должна желать этого. Нет, я
не колеблясь
не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным
мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это
вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты
не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам
не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
Все это отражалось в его существе: в голове у него была сеть ежедневных, ежеминутных соображений, догадок, предвидений,
мучений неизвестности, и все от вопросов,
увидит или
не увидит он ее? Что она скажет и сделает? Как посмотрит, какое даст ему поручение, о чем спросит, будет довольна или нет? Все эти соображения сделались насущными вопросами его жизни.
— Месяц, два тому назад ничего
не было, были какие-то порывы — и вдруг так скоро… вы
видите, что это ненатурально, ни ваши восторги, ни
мучения: извините, cousin, я
не верю, и оттого у меня нет и пощады, которой вы добиваетесь.
Я
видел, с каким
мучением и с каким потерянным взглядом обернулся было князь на миг к Стебелькову; но Стебельков вынес взгляд как ни в чем
не бывало и, нисколько
не думая стушевываться, развязно сел на диван и начал рукой ерошить свои волосы, вероятно в знак независимости.
Ужасны были, очевидно, невинные страдания Меньшова — и
не столько его физические страдания, сколько то недоумение, то недоверие к добру и к Богу, которые он должен был испытывать,
видя жестокость людей, беспричинно мучающих его; ужасно было опозорение и
мучения, наложенные на эти сотни ни в чем неповинных людей только потому, что в бумаге
не так написано; ужасны эти одурелые надзиратели, занятые мучительством своих братьев и уверенные, что они делают и хорошее и важное дело.
Как ни ужасно бессмысленны были
мучения, которым подвергались так называемые уголовные, всё-таки над ними производилось до и после осуждения некоторое подобие законности; но в делах с политическими
не было и этого подобия, как это
видел Нехлюдов на Шустовой и потом на многих и многих из своих новых знакомых.
Конечно, в других таких случаях Кирсанов и
не подумал бы прибегать к подобному риску. Гораздо проще: увезти девушку из дому, и пусть она венчается, с кем хочет. Но тут дело запутывалось понятиями девушки и свойствами человека, которого она любила. При своих понятиях о неразрывности жены с мужем она стала бы держаться за дрянного человека, когда бы уж и
увидела, что жизнь с ним —
мучение. Соединить ее с ним — хуже, чем убить. Потому и оставалось одно средство — убить или дать возможность образумиться.
— Нет, и вы в глубине души вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам
не было бы тяжело и мучительно
видеть супругу, сестру, мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в «Гамлете», что для человека одно из самых ужасных
мучений — это подозревать, например, что мать небезупречна…
«И вот они собрались, чтобы придумать казнь, достойную преступления… Хотели разорвать его лошадьми — и это казалось мало им; думали пустить в него всем по стреле, но отвергли и это; предлагали сжечь его, но дым костра
не позволил бы
видеть его
мучений; предлагали много — и
не находили ничего настолько хорошего, чтобы понравилось всем. А его мать стояла перед ними на коленях и молчала,
не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Долго говорили они, и вот один мудрец сказал, подумав долго...
Мало того, в пренебрежении ее ко мне были, например, вот какие утонченности: она знает, положим, что мне известно какое-нибудь обстоятельство ее жизни или что-нибудь о том, что сильно ее тревожит; она даже сама расскажет мне что-нибудь из ее обстоятельств, если надо употребить меня как-нибудь для своих целей, вроде раба или на побегушки; но расскажет всегда ровно столько, сколько надо знать человеку, употребляющемуся на побегушки, и — если мне еще
не известна целая связь событий, если она и сама
видит, как я мучусь и тревожусь ее же
мучениями и тревогами, то никогда
не удостоит меня успокоить вполне своей дружеской откровенностию, хотя, употребляя меня нередко по поручениям
не только хлопотливым, но даже опасным, она, по моему мнению, обязана быть со мной откровенною.
— Разве вы
не видите, как они несчастны? Хотя бы эти, ваши мужики. Как тяжело им живётся и сколько несправедливости, горя,
мучений в их жизни!
Он вспомнил горе и страдание, какое довелось ему
видеть в жизни, настоящее житейское горе, перед которым все его
мучения в одиночку ничего
не значили, и понял, что ему нужно идти туда, в это горе, взять на свою долю часть его, и только тогда в душе его настанет мир.
Я
видел ее
мучения и
не ошибся.
— Полно, Вася, полно! Ну,
не кончить тебе, что ж такое? Я
не понимаю тебя; открой мне
мучения свои.
Видишь ли, я для тебя… Ах, боже мой, боже мой! — говорил он, шагая по комнате и хватаясь за все, что ни попадалось ему под руки, как будто немедленно ища лекарства для Васи. — Я сам завтра, вместо тебя, пойду к Юлиану Мастаковичу, буду просить, умолять его, чтоб дал еще день отсрочки. Я объясню ему все, все, если только это так тебя мучает…
—
Вижу, что конца
не будет моим
мучениям! Подай со стула мое платье, махамет!
Суд никого
не уничтожает, обрекая на обращение в изначальное ничто, ибо образ Божий неистребим и бессмертен, но он показывает каждому его самого в истинном свете, в цельности его образа, данного от природы и воссозданного свободой, и благодаря этому прозрению,
видя в себе черты ложности, человек страдает, испытывая «адские»
мучения.
Раскаяния никакого Раскольников
не испытывает, и вовсе
не мучения совести заставляют его сознаться в преступлении, — это великолепно показал Мережковский. Перечитываешь «Преступление и наказание» — и недоумеваешь: как могли раньше, читая одно, понимать совсем другое, как могли
видеть в романе истасканную «идею», что преступление будит в человеке совесть и в муках совести несет преступнику высшее наказание.
Придя домой, я, чтобы
не видеть, как ужинают, поскорее ложусь в постель и, закрывши глаза, мечтаю о том, как хорошо было бы претерпеть
мучения от какого-нибудь Ирода или Диоскора, жить в пустыне и, подобно старцу Серафиму, кормить медведей, жить в келии и питаться одной просфорой, раздать имущество бедным, идти в Киев.
Сигаеву вдруг стало обидно и жаль, что он будет мертв и
не увидит мучений изменницы. Месть тогда лишь сладка, когда имеешь возможность
видеть и осязать ее плоды, а что толку, если он будет лежать в гробу и ничего
не сознавать.
Мучения страдания испытывает только тот, кто, отделив себя от жизни мира,
не видя тех своих грехов, которыми он вносил страдания в мир, считает себя невиноватым и потому возмущается против тех страданий, которые он несет за грехи мира.
Чем больше думала Маргарита, тем больше она постигала, как загрязнено ее прошедшее, а выхода из этого лабиринта
мучений она
не видела.
—
Не в состоянии я буду мириться с тем миром, куда тебя тянет, Надя. Хотя бы ты была с талантом Дузе. Нельзя такому человеку, как я, быть мужем актрисы.
Не свои
мучения страшат меня, Надя, а то, что я тебе буду вечной помехой. И вот
видишь,
не способен я в эту минуту ставить такой вопрос: либо я, либо твоя сцена. Я должен отказаться, а
не ты.
Справляюсь с учителями церкви первых веков и
вижу, что учители первых веков все всегда определяли свое учение, отличающее их от всех других, тем, что они никого ни к чему
не принуждают, никого
не судят (Афинагор, Ориген),
не казнят, а только переносят
мучения, налагаемые на них судами человеческими.