Неточные совпадения
Наполеонами и так далее, все до
единого были преступниками, уже тем одним, что,
давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно,
не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь.
Говорил он с необыкновенным участием, но сдержанно и как-то усиленно серьезно, совершенно как двадцатисемилетний доктор на важной консультации, и ни
единым словом
не уклонился от предмета и
не обнаружил ни малейшего желания войти в более личные и частные отношения с обеими
дамами.
Аркадий ощущал на сердце некоторую робость, когда при первых звуках мазурки он усаживался возле своей
дамы и, готовясь вступить в разговор, только проводил рукой по волосам и
не находил ни
единого слова.
Ты возразил, что человек жив
не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он
дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Именно мне все так и кажется, когда я к людям вхожу, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, так вот «
давай же я и в самом деле сыграю шута,
не боюсь ваших мнений, потому что все вы до
единого подлее меня!» Вот потому я и шут, от стыда шут, старец великий, от стыда.
А как приехать ко мне —
не твоя беда;
дам я тебе перстень с руки моей: кто наденет его на правый мизинец, тот очутится там, где пожелает, во
единое ока мгновение.
— Ни
единого! — воскликнул инженер. — Сегодня все они в комиссии нахватали работ и за пять рублей ни одного человека в день
не дадут.
Но они служили своему нелепому, неведомому Богу — мы служим лепому и точнейшим образом ведомому; их Бог
не дал им ничего, кроме вечных, мучительных исканий; их Бог
не выдумал ничего умнее, как неизвестно почему принести себя в жертву — мы же приносим жертву нашему Богу,
Единому Государству, — спокойную, обдуманную, разумную жертву.
Такому обществу ничего другого
не остается, как
дать подписку, что члены его все до
единого, от мала до велика, во всякое время помирать согласны.
То, что люди назвали то, что сложилось потом, тем же словом, которое Христос употреблял о чем-то другом, никак
не дает им права утверждать того, что Христос основал
единую истинную церковь.
И когда, успокоенная и умиротворенная, она возвращалась домой и встречала там раскаявшегося Феденьку, то ни
единым движением
не давала ему знать, что замечает его проделки, а только говорила...
Во весь этот день Дуня
не сказала
единого слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня взяла на руки сына, украдкою вышла из избы, пробралась в огород и там уже
дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на руках ее, упала
не одна горькая слеза…
Дама была из тех новых, даже самоновейших женщин, которые мудренее нигилистов и всего доселе появлявшегося в женском роде: это демократки с желанием барствовать; реалистки с стремлением опереться на всякий предрассудок, если он представляет им хотя самую фиктивную опору; проповедницы, что «
не о хлебе
едином человек жив будет», а сами за хлеб продающие и тело и честную кровь свою.
— Вам снова, — говорит, — надо тронуться в путь, чтобы новыми глазами видеть жизнь народа. Книгу вы
не принимаете, чтение мало вам
даёт, вы всё ещё
не верите, что в книгах
не человеческий разум заключён, а бесконечно разнообразно выражается
единое стремление духа народного к свободе; книга
не ищет власти над вами, но
даёт вам оружие к самоосвобождению, а вы — ещё
не умеете взять в руки это оружие!
История представляет нам самовластных Владык в виде грозного божества, которое требует
единого слепого повиновения,
не дает отчета в путях своих — гремит, и смертные упадают в прах ничтожества,
не дерзая воззреть на всемогущество.
Мало того: она
дала себе клятвенное обещание хранить молчание со всеми домашними и никогда, ни в каком случае, хотя бы такая решимость могла стоить ей жизни,
не произносить перед ними ни
единого слова.
—
Не о хлебе
едином, сказано в писании… Ну вот и оправдалось. Схватило за сердце и сосёт… и будет сосать, пока простора
не дашь душе… Завалили мы душу-то всяким хламом, она и стонет без воздуха-то.
— Сын их единородный, — начал старик с грустною, но внушительною важностью, —
единая их утеха и радость в жизни, паче всего тем, что, бывши еще в молодых и цветущих летах, а уже в больших чинах состояли, и службу свою продолжали больше в иностранных землях, где, надо полагать, лишившись тем временем супруги своей, потеряли первоначально свой рассудок, а тут и жизнь свою кончили, оставивши на руках нашей старушки свою — дочь, а их внуку, но и той господь бог, по воле своей,
не дал долгого веку.
— И кому б такая блажь вспала в голову, чтоб меня взять за себя?..
Не бывать мне кроткой, послушной женой — была б я сварливая, злая, неугодливая!.. На малый час
не было б от меня мужу спокою!.. Служи мне, как извечный кабальный, ни шаг из воли моей выйти
не смей, все по-моему делай! А вздумал бы наперекор, на все бы пошла. Жизни
не пожалела б, а уж
не дала бы
единого часа над собой верховодить!..
— Слушаю, братец, слушаю, кормилец ты мой, — отвечала Платонида. — Все будет по приказу исполнено. Птице к окошку
не дам подлететь, на
единую пядь
не отпущу от себя Матренушку, келарничать пойду — на замок запру.
Философия монизма, признающая только
Единое как в себе замкнутую субстанцию,
не знает материнства (а потому
не знает, конечно, и отцовства): для нее ничего
не рождается к бытию, и яростный, всепожирающий Кронос вечно поедает детей своих, вновь возвращает в себя свое семя,
не давая ему излиться плодотворящим дождем на жаждущее оплодотворения ничто.
Гораздо легче
дать здесь отрицательный ответ, чем положительный: то
не было, конечно,
единое истинное причащение Тела и Крови Христовых во оставление грехов, ибо этого, абсолютного, причащения нет вне Церкви Христовой и помимо боговоплощения и Голгофы.
— Мудрено, брат, придумал, — засмеялся приказчик. — Ну, выдам я тебе пачпорт, отпущу, как же деньги-то твои добуду?.. Хозяин-то ведь, чать, расписку тоже спросит с меня. У него, брат,
не как у других — без расписок ни
единому человеку медной полушки
не велит
давать, а за всякий прочет, ежели случится, с меня вычитает… Нет, Сидорка, про то
не моги и думать.
Но если его реально-духовно, внутренне, онтологически
не существует, то
дай возможность свободному выявлению многообразия, свободному исканию еще
не найденной
единой истины.
Единая в нем странность заключается, что он
не дает никому своего благословения, какового, по святости его жизни, жаждут все православные, посещающие сию обитель.
—
Не в картинности и витиеватости сила нашего «духовного» слова, — скромно остановил меня отец Алексей, — а в удаче и счастье найти среди слушателей хоть
единую душу, куда навеки западет сказанное слово, и исполнится на ней слово Евангелия: «А иное семя упало на добрую почву и
дало плод». Доброе слово, в час сказанное, — сила, государь мой, великая сила!
— Как возможно, родимый? Нам ли таку скотину держать?.. Нет, нечего бога гневить, помиловало начальство: ни
единой коровки
не дали… Всей волостью поклонились тогда мужички управляющему, почем там с души пришлось, поблагодарствовали…
Дал господь — откупились. Помиловали начальники,
дай бог им, нашим добродеям, здоровья —
не роздали коровушек. Прописали, где следует: «желающих
не оказалось».
Учение Христа
дает вам такие правила, которые наверно сходятся с вашим законом, потому что ваш закон альтруизма или
единой воли есть
не что иное, как дурная перифраза того же учения Христа.
— Прости меня, Настя. Безвинно погубил я тебя. Погубил. Прости,
единая любовь моя. И благослови детей в сердце своем. Вот они: вот Настя, вот Василий. Благослови. И отыди с миром.
Не страшись смерти. Бог простил тебя. Бог любит тебя. Он
даст тебе покой. Отыди с миром. Там увидишь Васю. Отыди с миром.
Чувства страха я
не испытывал, но вполне естественное раздражение и даже гнев
не дали мне уснуть; однако ожидание мое было бесплодно, и ни
единая тень, ни
единый звук
не нарушили ночного молчания и пустоты за окном.