Тако и более еще по справедливости возглаголют от вас многие. Что дадим мы, владыки сил, в ответ? Прикроем бесчувствием уничижение наше, и видится воспаленна ярость в очах наших на вещающих сице. Таковы бывают нередко ответы наши вещаниям истины. И никто да
не дивится сему, когда наилучший между нами дерзает таковая: он живет с ласкателями, беседует с ласкателями, спит в лести, хождает в лести. И лесть и ласкательство соделают его глуха, слепа и неосязательна.
Неточные совпадения
Видит теперь все ясно текущее поколение,
дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков,
не зря, что небесным огнем исчерчена
сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отвсюду устремлен пронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.
Петру Валерьянычу я, однако,
не признался, что еще допреж
сего, с лишком тридцать пять лет тому, это самое чудо видел, потому вижу от великого удовольствия показывает человек, и стал я, напротив,
дивиться и ужасаться.
Он до
сих пор молчал, и на него никто
не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись, и, вероятно, все
подивились, как он мог до
сих пор оставаться незамеченным.
Я до
сих пор
не понимаю и сам
дивлюсь, как это я тогда ему крикнул.
— Друг мой, — сказал он, — я до
сих пор как будто
не верю моему счастью… Настя тоже. Мы только
дивимся и прославляем всевышнего. Сейчас она плакала. Поверишь ли, до
сих пор я как-то
не опомнился, как-то растерялся весь: и верю и
не верю! И за что это мне? за что? что я сделал? чем я заслужил?
Она трепетала за Зину и
дивилась тому, что она
не уходит, как всегда до
сих пор поступала при подобных собраниях.
С этих пор так мало свойственное легкомысленному, но честному маньяку Бенни звание шпиона было усвоено ему и удерживается за ним даже и до
сего дня, с упорством, в котором поистине
не знаешь чему более
дивиться — глупости или злобе ничтожных людей этой низкой «партии», давшей впоследствии неожиданно самых лихих перевертней еще нового фасона.
Сосед. Эка благодать у хозяина твоего. И сыпать некуда. Мы и то
дивимся все, какой у твоего хозяина второй год хлеб родится. Как будто ему кто сказывает. То, летось, сухой год — в болоте
посеял; у людей
не родилось, а вы полно гумно наставили. Нынче мочливое лето — догадался же он на горах
посеять. У людей попрел, а у вас обломный хлеб. И зерно-то, зерно! (Трясет на руке и берет на зуб.)
—
Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько у тебя на всякое дело уменья, столь много у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми книгами [Певчие книги. Крюки — старинные русские ноты, до
сих пор обиходные у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по белу свету с рогожскими порученностями. При твоем остром разуме
не с келейницами возиться, а торги бы торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному народу добром послужить.
Сердце сердцу весть подает. И у Лизы новый братец с мыслей
не сходит… Каждое слово его она вспоминает и каждому слову
дивится, думая, отчего это она до
сих пор ни от кого таких разумных слов
не слыхивала…
Лара
не расспрашивала его, как и чем он намерен жить далее и в каком положении его дела, но Жозеф был любопытнее и искренно
подивился, что сестрин дом до
сих пор
не продан.
Но
подивитесь же, какая с самим с ним произошла глупость: по погребении Катерины Астафьевны, он,
не зная как с собой справиться и все-таки супротив самой натуры своей строптствуя, испил до дна тяжелую чашу испытания и, бродя там и сям, очутился ночью на кладбище, влекомый, разумеется, существующею силой самой любви к несуществующему уже субъекту, и здесь он соблаговолил присесть и, надо думать
не противу своей воли, просидел целую ночь, припадая и плача (по его словам от того будто, что немножко лишнее на нутро принял), но как бы там ни было, творя
сей седален на хвалитех, он получил там сильную простуду и в результате оной перекосило его самого, как и его покойницу Катерину Астафьевну, но только с сообразным отличием, так что его отец Кондратий щелкнул
не с правой стороны на левую, а с левой на правую, дабы он, буде вздумает, мог бы еще правою рукой перекреститься, а левою ногой сатану отбрыкнуть.