Неточные совпадения
7. Да памятует градоправитель, что
не от
кого иного слава Российской империи украшается, а прибытки казны умножаются, как от обывателя.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на
ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что это"громадное", это"всепокоряющее" —
не что
иное, как идиотство,
не нашедшее себе границ.
Страсти
не что
иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот,
кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна
не скачет и
не пенится до самого моря.
— Но знаете ли, что такого рода покупки, я это говорю между нами, по дружбе,
не всегда позволительны, и расскажи я или
кто иной — такому человеку
не будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства.
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал…
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал…
О много, много рок отъял!
Блажен,
кто праздник жизни рано
Оставил,
не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок
не что
иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот,
кто первый внушил человеку в раю неведения страсть к познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
— Мы — бога во Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он, Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы —
не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот,
кого люди безумным признают,
кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все
иные боги — от разума, от ухищрений его, и под именем Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
—
Кто же
иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть
не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его,
не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума
не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
— Какой дурак, братцы, — сказала Татьяна, — так этакого поискать! Чего, чего
не надарит ей? Она разрядится, точно пава, и ходит так важно; а кабы
кто посмотрел, какие юбки да какие чулки носит, так срам посмотреть! Шеи по две недели
не моет, а лицо мажет…
Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах ты, убогая! надела бы ты платок на голову, да шла бы в монастырь, на богомолье…»
Ребенок видит, что и отец, и мать, и старая тетка, и свита — все разбрелись по своим углам; а у
кого не было его, тот шел на сеновал, другой в сад, третий искал прохлады в сенях, а
иной, прикрыв лицо платком от мух, засыпал там, где сморила его жара и повалил громоздкий обед. И садовник растянулся под кустом в саду, подле своей пешни, и кучер спал на конюшне.
Он смущался, уходил и сам
не знал, что с ним делается. Перед выходом у всех оказалось что-нибудь: у
кого колечко, у
кого вышитый кисет,
не говоря о тех знаках нежности, которые
не оставляют следа по себе.
Иные удивлялись,
кто почувствительнее, ударились в слезы, а большая часть посмеялись над собой и друг над другом.
Это было более торжественное шествие бабушки по городу.
Не было человека, который бы
не поклонился ей. С
иными она останавливалась поговорить. Она называла внуку всякого встречного, объясняла, проезжая мимо домов,
кто живет и как, — все это бегло, на ходу.
— Хотя бы я и по знакомству сюда приходил, — начал вновь Смердяков, — но они и здесь меня бесчеловечно стеснили беспрестанным спросом про барина: что, дескать, да как у них,
кто приходит и
кто таков уходит, и
не могу ли я что
иное им сообщить? Два раза грозили мне даже смертью.
Не спится министерству; шепчется «первый» с вторым, «второй» — с другом Гарибальди, друг Гарибальди — с родственником Палмерстона, с лордом Шефсбюри и с еще большим его другом Сили. Сили шепчется с оператором Фергуссоном… Испугался Фергуссон, ничего
не боявшийся, за ближнего и пишет письмо за письмом о болезни Гарибальди. Прочитавши их, еще больше хирурга испугался Гладстон.
Кто мог думать, какая пропасть любви и сострадания лежит
иной раз под портфелем министра финансов?..
Вопросы предлагались письменно; наивность некоторых была поразительна. «
Не знаете ли вы о существовании какого-либо тайного общества?
Не принадлежите ли вы к какому-нибудь обществу — литературному или
иному? —
кто его члены? где они собираются?»
— А ты думал
кто? — сказал Чуб, усмехаясь. — Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы небось хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что-то, — если
не кабан, то, наверно, поросенок или
иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось.
Завсегдатаи «вшивой биржи». Их мало
кто знал, зато они знали всех, но у них
не было обычая подавать вида, что они знакомы между собой. Сидя рядом, перекидывались словами,
иной подходил к занятому уже столу и просил, будто у незнакомых, разрешения сесть. Любимое место подальше от окон, поближе к темному углу.
Кто был Христос и что Он для нас, это
не умственный вопрос,
не вопрос той или
иной теории разума, это вопрос нашего религиозного опыта, нашего религиозного восприятия, вопрос реального факта.
Тот лишь мистик,
кто любит мир
иной, божественный, и
не мистик — слишком любящий мир этот.
Надо или признать общие камеры уже отжившими и заменить их жилищами
иного типа, что уже отчасти и делается, так как многие каторжные живут
не в тюрьме, а в избах, или же мириться с нечистотой как с неизбежным, необходимым злом, и измерения испорченного воздуха кубическими саженями предоставить тем,
кто в гигиене видит одну только пустую формальность.
Кто мир нравственный уподобил колесу, тот, сказав великую истину,
не иное что, может быть, сделал, как взглянул на круглый образ земли и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Он утих и — к чему таить правду? — постарел
не одним лицом и телом, постарел душою; сохранить до старости сердце молодым, как говорят
иные, и трудно и почти смешно; тот уже может быть доволен,
кто не утратил веры в добро, постоянство воли, охоты к деятельности.
— А
кто его любит? Самое поганое дело… Целовальники, и те все разбежались бы, если бы ихняя воля. А только дело верное, поэтому за него и держимся… Ты думаешь, я много на караване заводском наживу?
Иной год и из кармана уплывет, а кабаками и раскроюсь. Ежели бог пошлет счастки в Мурмосе, тогда и кабаки побоку… Тоже выходит причина, чтобы
не оставаться на Самосадке. Куда ни кинь, везде выходит, что уезжать.
Иной раз спешная казенная работа с неустойкой, а их человек десять из артели-то загуляют; я уже кажинный раз только и молю бога, чтобы
не убить мне
кого из них, до того они в ярость меня вводят.
— Наша должность, ваше благородие, осмелюсь вам доложить, даже очень довольно строгая. Смотрите, примерно, теперича хоть вы, или другой
кто: гуляет, мол, Федор, в баклуши бьет! А я, между прочим, нисколько
не гуляю, все промежду себя обдумываю. Как, значит,
кому угодить и
кому что, к примеру, требуется. Все это я завсегда на замечании держать должен. К примеру, хошь бы такой случай:
иной купец сам доходит, а другой — через прикащиков.
В эту минуту во мне сказался сын моего отца. Он
не добился бы от меня
иного ответа самыми страшными муками. В моей груди, навстречу его угрозам, подымалось едва сознанное оскорбленное чувство покинутого ребенка и какая-то жгучая любовь к тем,
кто меня пригрел там, в старой часовне.
Я даже думаю, что тот,
кто хочет испытать всю силу пламенной любви, тот именно должен любить урывками: это сосредоточивает силу страсти, дает ей те знойные тоны, без которых любовь есть
не что
иное, как грустный философический трактат о бессмертии души.
Ижбурдин. А как бы вам объяснить, ваше благородие? Называют это и мошенничеством, называют и просто расчетом — как на что
кто глядит. Оно конечно, вот как тонешь, хорошо, как бы
кто тебе помог, а как с другого пункта на дело посмотришь, так ведь
не всякому же тонуть приходится.
Иной двадцать лет плавает, и все ему благополучно сходит: так ему-то за что ж тут терять? Это ведь дело
не взаимное-с.
Посидит-посидит
иной,
кто посолиднее, и сначала, видно, очень стыдится идти, а только глазом ведет, либо усом дергает, а потом один враг его плечом дернет, другой ногой мотнет, и смотришь, вдруг вскочит и хоть
не умеет плясать, а пойдет такое ногами выводить, что ни к чему годно!
В простодушных понятиях его чины имели такое громадное значение, что тот же Калинович казался ему теперь совершенно
иным человеком, и он никогда ни в чем
не позволял себе забыть, где и перед
кем он находится.
Рисположенский. А зачем ходишь-то:
кому просьбишку изобразишь,
кого в мещане припишешь.
Иной день и полтины серебром домой
не принесешь. Ей-богу,
не лгу. Чем тут жить? Я, Лазарь Елизарыч, рюмочку выпью. (Пьет.) А я думаю: забегу, мол, я к Лазарю Елизарычу,
не даст ли он мне деньжонок что-нибудь.
Только спустя несколько минут он сообразил, что
иные,
не выдержавши выпускных испытаний, остались в старшем классе на второй год; другие были забракованы, признанные по состоянию здоровья негодными к несению военной службы; следующие пошли:
кто побогаче — в Николаевское кавалерийское училище;
кто имел родню в Петербурге — в пехотные петербургские училища; первые ученики, сильные по математике, избрали привилегированные карьеры инженеров или артиллеристов; здесь необходимы были и протекция и строгий дополнительный экзамен.
Люди,
не зараженные предрассудками, могут объяснить это простой случайностью, но многие из тех,
кто был свидетелем передаваемого случая, увидели в нем нечто
иное.
— То есть
кто заговорил первый? Почем я знаю. А так, говорят. Масса говорит. Вчера особенно говорили. Все как-то уж очень серьезны, хоть ничего
не разберешь. Конечно,
кто поумнее и покомпетентнее —
не говорят, но и из тех
иные прислушиваются.
Иных тайн масоны
не имеют никаких; но зато масонство само есть тайна, потому что его истинное и внутреннее значение может открыться только тому,
кто живет в союзе масонском и совершенствуется постоянным участием в работах.
Члены комитета начали съезжаться каждодневно, и на этих собраниях было произнесено много теплых речей, но самое дело подвигалось медленно; подписка на пожертвования шла, в свою очередь,
не обильно, а о каких-либо фактических распоряжениях касательно удешевления пищи пока и помину
не было; об этом все еще спорили: одни утверждали, что надобно послать закупить хлеба в такие-то местности; другие указывали на совершенно
иные местности; затем возник вопрос,
кого послать?
— Удачи мне
не было — вот почему. Это ведь, сударь, тоже как
кому.
Иной, кажется, и
не слишком умен, а только взглянет на лицо начальничье, сейчас истинную потребность видит; другой же и долго глядит, а ничего различить
не может. Я тоже однажды"понравиться"хотел, ан заместо того совсем для меня другой оборот вышел.
— Право,
иной раз думаешь-думаешь: ну, чего? И то переберешь, и другое припомнишь — все у нас есть! Ну, вы — умные люди! сами теперь по себе знаете! Жили вы прежде… что говорить, нехорошо жили! буйно! Одно слово — мерзко жили! Ну, и вам, разумеется,
не потакали, потому что
кто же за нехорошую жизнь похвалит! А теперь вот исправились, живете смирно, мило, благородно, — спрошу вас, потревожил ли вас кто-нибудь? А? что? так ли я говорю?
— Разве ты думаешь, — сказал он строго, — что я без убойства жить
не могу?
Иное злодеи, подрывающие государство,
иное Никита, что Афоньку порубил. А из станичников посмотрю,
кого казнить,
кого помиловать. Пусть все, и с Никитой, соберутся перед Красным крыльцом на дворе. Когда выйду из опочивальни, увижу, что с ними делать!
Иной раз — так бы развернул душу, так бы заговорил обо всем, а —
не с
кем!
— Книжку — ее как надо понимать? Это — доношение на людей, книжка! Дескать, глядите, каков есть человек, плотник али
кто другой, а вот — барин, так это —
иной человек! Книжка —
не зря пишется, а во чью-нибудь защиту…
— Социалистом я никогда
не был, а что там
иной раз, бывало, скажешь лишнее, так ведь это в молодые годы
кто не кипятится. А теперь я ничего такого
не думаю.
До Передонова уже сидел гость. Передонов его знал, — да и
кто в нашем городе
кого не знает? Все друг другу знакомы, — только
иные раззнакомились, поссорясь.
— Это, — говорит, — ничего
не доказует. Ты гляди: шла по улице женщина — раз! Увидал её благородный человек — два! Куда изволите идти, и — готово! Муж в таком минутном случае вовсе ни при чём, тут главное — женщина, она живёт по наитию, ей, как земле, только бы семя получить, такая должность: давай земле соку, а как — всё едино. Оттого
иная всю жизнь и мечется, ищет,
кому жизнь её суждена, ищет человека, обречённого ей, да так иногда и
не найдёт, погибает даже.
— Нет, погоди-ка!
Кто родит — женщина?
Кто ребёнку душу даёт — ага?
Иная до двадцати раз рожает — стало быть, имела до двадцати душ в себе. А которая родит всего двух ребят, остальные души в ней остаются и всё во плоть просятся, а с этим мужем
не могут они воплотиться, она чувствует. Тут она и начинает бунтовать. По-твоему — распутница, а по должности её — нисколько.
Очень трудно её понять и никак
не привесишься, чтоб поговорить с нею просто, по душе, без фырканья с её стороны и без крика. Одета хотя и
не бедно, а неряшливо: кофта подмышками всегда сильно пропотевши и крючки
не везде целы, все прорешки светятся. Гляжу я на неё, гляжу, да
иной раз и подумаю:
кто такую решится полюбить? Никто, наверно,
не решится».
Кто раз солгал, раз обманул, тот и
не ходи к нему на господский двор:
не только ничего
не получит, да в
иной час дай бог и ноги унести.
— Позвольте! позвольте! — воскликнул я вдруг, хватив себя за голову. — Да я в уме ли или нет? Что же это такое: я ведь уж
не совсем понимаю, например, что в словах Перлова сказано на смех и что взаправду имеет смысл и могло бы стоить внимания?.. Что-то есть такого и
иного!.. Позвольте… позвольте! Они (и у меня уже свои мифические они), они свели меня умышленно с ума и…
кто же это на смех подвел меня писать записку? Нет! это неспроста… это…
Подле него, возле ступенек крыльца и на самых ступеньках, располагалось несколько пьяных мужиков, которые сидели вкривь и вкось,
иной даже лежал, но все держались за руки или обнимались; они
не обращали внимания на то, что через них шагали, наступали им на ноги или же попросту валились на них: дружеские объятия встречали того,
кто спотыкался и падал; они горланили что было моченьки, во сколько хватало духу какую-то раздирательную, нескладную песню и так страшно раскрывали рты, что видны были
не только коренные зубы, но даже нёбо и маленький язычок, болтавшийся в горле.
Князь Г — цын, при отличавшей его прелестной доброте,
не легко открывал двери своего дома для
кого попало и, ни в
ком не нуждаясь, сторонился
не только от «прибыльщиков», но даже и от их «компанейщиков». Проводив
иного из
иных Рюриковичей, он с
не изменявшею ему серьезною важностью иногда хлопал три раза своими маленькими белыми ладошками и приказывал явившемуся на этот зов слуге «покурить в комнатах».