Неточные совпадения
Особенно красив он был, когда с гордостью вел под руку Софью Николаевну куда-нибудь на бал, на общественное гулянье.
Не знавшие его почтительно сторонились, а знакомые, завидя шалуна,
начинали уже улыбаться и потом фамильярно и шутливо
трясти его за руку, звали устроить веселый обед, рассказывали на ухо приятную историю…
— Нет,
не смеюсь, — проговорил я проникнутым голосом, — вовсе
не смеюсь: вы
потрясли мое сердце вашим видением золотого века, и будьте уверены, что я
начинаю вас понимать. Но более всего я рад тому, что вы так себя уважаете. Я спешу вам заявить это. Никогда я
не ожидал от вас этого!
Знаете, Петр Ильич (извините, вас, кажется, вы сказали, зовут Петром Ильичом)… знаете, я
не верю в чудеса, но этот образок и это явное чудо со мною теперь — это меня
потрясает, и я
начинаю опять верить во все что угодно.
Припомнив все обстоятельства, Михей Зотыч только теперь испугался. Старик сел и
начал креститься, чувствуя, как его всего
трясет. Без покаяния бы помер, как Ермилыч… Видно, за родительские молитвы господь помиловал. И то сказать, от своей смерти
не посторонишься.
Коваль ничего
не отвечал и, кажется,
не слышал оклика. Тит подошел к нему и
начал трясти за плечо.
— Но я, однако, принял свои меры! Я сказал Маремьянкину, что знать ничего
не хочу, чтоб была отыскана голова! Это меня очень-очень огорчило! Ça ma bouleversé! [Это меня
потрясло! (франц.)] Я, знаете, тружусь, забочусь… и вдруг такая неприятность! Головы найти
не могут! Да ведь где же нибудь она спрятана, эта голова! Признаюсь, я
начинаю колебаться в мнении о Маремьянкине; я думал, что он усердный, — и что ж!
Но все еще, к немалому горю Петра Иваныча, он далеко был от холодного разложения на простые
начала всего, что волнует и
потрясает душу человека. О приведении же в ясность всех тайн и загадок сердца он
не хотел и слушать.
Все как-то мне
не удавалось: я сделал ошибку в
начале вычисления, так что надо было все
начинать сначала; мел я два раза уронил, чувствовал, что лицо и руки мои испачканы, губка где-то пропала, стук, который производил Николай, как-то больно
потрясал мои нервы.
— Постой, рано. Заползи-ка вон оттоль как можно ближе к табуну; ползи, пока
не сметят тебя кони; а лишь
начнут ушьми
трясти, ты и гикни, да пострашнее, да и гони их прямо на кибитки!
… Одно письмо было с дороги, другое из Женевы. Оно оканчивалось следующими строками: «Эта встреча, любезная маменька, этот разговор
потрясли меня, — и я, как уже писал вначале, решился возвратиться и
начать службу по выборам. Завтра я еду отсюда, пробуду с месяц на берегах Рейна, оттуда — прямо в Тауроген,
не останавливаясь… Германия мне страшно надоела. В Петербурге, в Москве я только повидаюсь с знакомыми и тотчас к вам, милая матушка, к вам в Белое Поле».
Начал язвить, что хоть у него дома платков и много, но из этого еще
не явствует, чтоб дозволительно было воровать; что платок есть собственность, которую
потрясать не менее предосудительно, как и всякую другую, что он и прежде
не раз закаивался ездить на вечера с фокусниками, а впредь уж, конечно, его на эту удочку
не поймают; что, наконец, он в эту самую минуту чувствует потребность высморкаться и т. д.
Но хозяин, чтобы
не потрясти ноздревского авторитета, кончил тем, с чего должен был бы
начать, то есть велел подать потерпевшей стороне свой собственный платок.
Елену
начало сильно
трясти, так, что угрожала опасность ее положению; она, однако, ничего этого
не чувствовала и
не понимала.
Полпереулка молча тащил его — и, вдруг остановившись, положил обе руки на Сашины плечи и с силою, очевидно,
не сознавая, что делает,
начал трясти его...
Нелепые картины рисовались мне. Вот солдата
начинает трясти. Сперва он ходит, рассказывает про Керенского и фронт, потом становится все тише. Ему уже
не до Керенского. Солдат лежит на ситцевой подушке и бредит. У него — 40. Вся деревня навещает солдата. А затем солдат лежит на столе под образами с заострившимся носом.
Но так до конца своих дней он никому
не сказал, какое впечатление или какая галлюцинация так сильно
потрясла его душу. Если об этом
начинали разговаривать, он сердито замолкал и тотчас же покидал компанию. И в море он действительно больше
не опускался ни одного раза…
Припадок обыкновенно кончался тем, что Мартын Петрович
начнет посвистывать — и вдруг громогласным голосом прикажет заложить себе дрожки и покатит куда-нибудь по соседству,
не без удали
потрясая свободной рукою над козырьком картуза, как бы желая сказать, что нам, мол, теперь всё — трын-трава!
Сначала везло мне, но вдруг оборвалось, Наступила зима, холодно, а я совсем ослаб, ночью потею, днем
трясет меня,
начну кашлять — чуть с ног
не валюсь.
Был холодный декабрьский вечер. На городских часах пробило шесть, но зимой дни темны и коротки, и неудивительно, что на дворе стояла настоящая ночь. Холодный ветер пронизывал насквозь одежду Таси. Дрожь озноба
начинала трясти девочку, но,
не обращая внимания на холод и стужу, она бежала, подпрыгивая на ходу, все прибавляя и прибавляя шагу.
— Нет! Нет! — Саня
начала трясти его за руки.
Не думайте так! Вы добрый! Вы хороший!.. Они говорят: больше вас никто
не даст. Но вы спрашиваете, жалко ли? Как же
не жалеть!
Бросилась Тася на кровать. Ее всю
трясло. Через минуту она
начала хохотать. С ней случилась первая в ее жизни истерика. Прежде она
не верила в припадки, видя, как мать напускала на себя истерики. А теперь она будет знать, что это такое.
Не помнящий родства с ужасом глядит на строгие, бесстрастные лица своих зловещих спутников и,
не снимая фуражки, выпучив глаза, быстро крестится… он весь дрожит,
трясет головой, и всего его
начинает корчить, как гусеницу, на которую наступили…
И даже это скорей буде так для того, что в раю все сидят и спiвают: «свят, свят, свят», а тут совсем пения нет, а тишнота, и меня уже как молонья в памяти все прожигает, что я был становой в Перегудах, и вот я возлюбил почести, от коих напали на меня безумные мечты, и
начал я искать
не сущих в моем стане потрясователей основ, и
начал я за кем-то гоняться и чрез долгое время был в страшнейшей тревоге, а потом внезапно во что-то обращен, в якое-сь тишайшее существо, и помещен в сем очаровательном месте, и что перед глазами моими мигает — то мне непонятное, — ибо это какие-то непонятные мне малые существа, со стручок роста, вроде тех карликов, которых, бывало, в детстве во сне видишь, и вот они между собою как бы борются и
трясут железными кольями, от блыщания коих меня замаячило, и я вновь потерял сознание, и потом опять себе вспомнил, когда кто-то откуда-то взошел и тихо прошептал...