Неточные совпадения
Кити замолчала,
не потому, что ей нечего было говорить; но она и отцу
не хотела
открыть свои тайные мысли.
Иван Кузмич, хоть и очень уважал
свою супругу, но ни за что на свете
не открыл бы ей
тайны, вверенной ему по службе.
Что означало это битье себя по груди по этому месту и на что он тем хотел указать — это была пока еще
тайна, которую
не знал никто в мире, которую он
не открыл тогда даже Алеше, но в
тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если
не достанет тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и тем снять с
своей груди, «с того места груди» позор, который он носил на ней и который так давил его совесть.
Так продолжалось изо дня в день, и доктор никому
не мог
открыть своей тайны, потому что это равнялось смерти. Муки достигали высшей степени, когда он слышал приближавшиеся шаги Прасковьи Ивановны. О, он так же притворялся спящим, как это делал Бубнов, так же затаивал от страха дыхание и немного успокаивался только тогда, когда шаги удалялись и он подкрадывался к заветному шкафику с мадерой и глотал новую дозу отравы с жадностью отчаянного пьяницы.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам
открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого
не может существовать никакое общество, ни
тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером
своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала
не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами
не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
— Да, черта с два! — отвечал Томский — у ней было четверо сыновей, в том числе и мой отец: все четыре отчаянные игроки, и ни одному
не открыла она
своей тайны; хоть это было бы
не худо для них и даже для меня.
Не заметив брата, Ольга тихо стала перед образом, бледна и прекрасна; она была одета в черную бархатную шубейку, как в тот роковой вечер, когда Вадим ей
открыл свою тайну; большие глаза ее были устремлены на лик спасителя, это была ее единственная молитва, и если б бог был человек, то подобные глаза никогда
не молились бы напрасно.
Ольгу ждут в гостиной, Борис Петрович сердится; его гость поминутно наливает себе в кружку и затягивает плясовую песню… наконец она взошла: в малиновом сарафане, с богатой повязкой; ее темная коса упадала между плечьми до половины спины; круглота, белизна ее шеи были удивительны; а маленькая ножка, показываясь по временам, обещала
тайные совершенства, которых ищут молодые люди, глядя на женщину как на орудие
своих удовольствий; впрочем маленькая ножка имеет еще другое значение, которое я бы
открыл вам, если б
не боялся слишком удалиться от
своего рассказа.
— Обещай никогда
не укорять меня за то, что я тебе
открыл свою тайну.
— Дядюшка! Вы можете мне помочь.
Не то что помочь, спасти меня, — сказал Евгений. И мысль о том, что он
откроет свою тайну дядюшке, которого он
не уважал, мысль о том, что он покажется ему в самом невыгодном свете, унизится перед ним, была ему приятна. Он чувствовал себя мерзким, виноватым, и ему хотелось наказать себя.
— Сочиняет, — сказал Бессонов. — Он и поляк-то
не настоящий. Он перешел в православие когда-то очень давно, и я думаю, что он просто хочет импонировать молодым людям, когда
открывает им
свою мнимую
тайну.
Будьте покойны: я
не хочу сравнивать ее с вами — но должен, в изъяснение душевной ее любезности,
открыть за
тайну, что она знала жестокую; жестокая положила на нее печать
свою — и мать героя нашего никогда
не была бы супругою отца его, если бы жестокий в апреле месяце сорвал первую фиалку на берегу Свияги!..
— Вы здесь, — произнесла она тихо. — Я буду откровенна перед вами: вам, верно, странными показались обстоятельства нашей встречи. Неужели вы думаете, что я могу принадлежать к тому презренному классу творений, в котором вы встретили меня? Вам кажутся странными мои поступки, но я вам
открою тайну: будете ли вы в состоянии, — произнесла она, устремив пристально на его глаза
свои, — никогда
не изменить ей?
— А как же, — отвечал Артемий. — Есть клады, самим Господом положенные, — те даются человеку, кого Бог благословит… А где, в котором месте, те Божьи клады положены, никому
не ведомо. Кому Господь захочет богатство даровать, тому
тайну свою и
откроет. А иные клады людьми положены, и к ним приставлена темная сила. Об этих кладах записи есть: там прописано, где клад зарыт, каким видом является и каким зароком положен… Эти клады страшные…
А хоть в бреду, безгрешен этот бред!
Несчастию
не я теперь виною,
И говорить о нем уже
не след, —
Умру и
тайны этой
не открою.
Тут маменька виновница всех бед:
Распорядиться ей хотелось мною.
Я поддалась, всю жизнь
свою сгубя. —
Я влюблена давно!» — «В кого?» — «В тебя...
В сем состоянии
не можем мы ничего о Нем сказать, кроме что Он единственно Себе самому известен: понеже Он никакой твари, какое бы имя она ни имела, неизвестен иначе, как только как Он
открывает себя самого в шаре Вечности, а вне шара и сверх оного, Он есть для всего сотворенного смысла вечное ничто, цело и совсем скрыт и как бы в
своей собственной неисследимой
тайне завит и заключен; так что познание наше о Нем вне бездонного шара мира Вечности есть более отрицательно, нежели утвердительно, то есть мы познаем более, что Он
не есть, нежели что Он есть».
Пришла и Дуня, но
не надела она радельной рубахи и села у входных дверей. Сильно была она взволнована. Егор Сергеич обещал ей тотчас после раденья
открыть тайну духовного супружества. Марья Ивановна также
не сняла обыкновенного
своего платья и села рядом с Дуней. Так же точно сидели они теперь, как в тот раз, когда Дуня в первый еще раз была в сионской горнице.
До семнадцатилетнего возраста (1760 г.)
не знала я
тайны моего рождения; когда же достигла этого возраста, персидский шах
открыл ее мне и предложил
свою руку.
Если б его пилили, чтобы он
открыл тайну своего господина, верный слуга
не проговорился бы.
Лиза оставалась одна со
своим дедом. Тони
не выдержала долго разлуки с ней и посетила ее. С обеих сторон отдан отчет в том, что с ними случилось с тех пор, как они
не виделись.
Не удивилась одна, узнав, что Сурмин сделал предложение ее подруге, она это предугадывала прежде; но изумилась и как бы испугалась другая, когда Лиза
открыла ей
тайну своего брака.
Он
не открывал себя в
своем творчестве, он унес с собой
тайну своей личности в иной мир.
— И та и другие идут без зова, Никита Иванович! Дни наши в руце Божией: ни одной иоты
не прибавим к ним, когда они сочтены. Верь, и моему земному житию предел близок: сердце вещун,
не обманщик. Лучше умереть, чем замирать всечасно. Вчера я исповедался отцу духовному и сподобился причаститься святых
тайн; ныне, если благословит Господь, исполню еще этот долг христианский. Теперь хочу
открыть тебе душу
свою. Ты меня давно знаешь, друг, но знаешь ли, какой тяжкий грех лежит на ней?
На этом разговор окончился. Княжна Баратова умышленно
не продолжала его, чтобы
не навести на мысль княжну Варвару о возможности существования какой-нибудь записки, оставленной покойной Капитолиной Андреевной. Княжна Александра Яковлевна была убеждена, что такая записка есть. Она сделала этот вывод из того, что девушка, которая решилась
открыть перед смертью
свою тайну подруге детства, должна была готовиться к этому еще при жизни.
—
Не вздор, батюшка, ваше сиятельство, а истинную правду говорю, подлое
свое окаянство как на духу все
открываю, чувствую я, что помру
не нынче завтра, так
не хочу в могилу сойти с
тайной от вашего сиятельства…
— Простите мне, если скажу, что характер ваш, возвышенный, но слишком пылкий, слишком безрасчетный, налагал на меня эту скрытность. Я боялся, чтобы вы, узнав
своего тайного корреспондента и помощника,
не изменили себе при случае и
не потеряли во мне того, чем я хотел быть для вас до конца
своего назначения. Могу теперь
открыть, что Зуда, с которым я связан был узами дружбы еще на школьной скамейке, в одном из немецких университетов, был со мною в заговоре.
Ипполитов. И я в
свою очередь отвечу: ни дерзко, ни смешно, сударь, когда я вам объявляю, что от разгадки этой
тайны зависит счастье моего друга. Завтра, в десять часов утра, я буду у вас и предложу вам на выбор:
открыть мне эту
тайну, или… если вы
не подлец… разгадать тотчас на свинцовых жеребьях, вам ли молчать о ней молчанием смертным, или мне узнать ее в другом мире.
— По наружности! Что мне от нее? как от козла, ни шерсти, ни молока. Довольно, что я храню твои
тайны; уж конечно,
не обязан я тебе
открывать своих. Но теперь, повторяю тебе, моя судьба ему принадлежит; с моею связана твоя участь: вот предисловие к нашему условию. Читай далее и выбирай.
А как только вышли на берег, Лелька быстро ушла одна. В тоске бродила по лесу. Долго бродила, зашла далеко, чтоб ни с кем
не встречаться. Потом воротилась к себе, в одинокую
свою комнату. Села с ногами на подоконник, охватив колени руками. Ночь томила теплынью и
тайными зовами.
Открыла Лелька тетрадку с выписками из газет (для занятий в кружке текущей политики) и, после выписки о большой стачке портовых рабочих в Марселе, написала...
Сказанные слова имели смысл приказания отправиться немедленно в Петербург. Михаилу Андреевичу
не хотелось уехать,
не узнав
тайны своего рождения. Оставался один человек, могущий
открыть ему эту
тайну, но он мало верил в чистосердечие
своей матери. Несмотря на это, как утопающий, хватающийся за соломинку, — он пошел к Настасье Федоровне.
Какое счастье, что он его
не знает, — и знай тычет себе орстелем — тычет направо, тычет налево;
не знает, куда меня мчит, зачем мчит и зачем, как дитя простой душою,
открывает мне, во вред себе,
свои заветные
тайны…
— Прости меня, — говорит, — мое серденько, мое милое да несчастливое, — заговорила она до Саввы, — носила я в
своем сердце твою
тайную причину, а
свою вину больше як тридцать лет и боялась
не только наяву ее никому
не сказать, но шчоб и во сне
не сбредила, и оттого столько лет и на дух
не шла, ну а теперь, когда всевышнему предстать нужно, — все
открыла.