Неточные совпадения
Осип. Да так. Бог с ними со всеми! Погуляли здесь два денька — ну и довольно. Что с ними долго связываться?
Плюньте на них!
не ровен час, какой-нибудь другой наедет… ей-богу, Иван Александрович! А лошади тут славные — так бы закатили!..
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я
плевать на твою голову и на твою важность!
Смотреть никогда
не мог на них равнодушно; и если случится увидеть этак какого-нибудь бубнового короля или что-нибудь другое, то такое омерзение нападет, что просто
плюнешь.
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и
не знаю как!"За что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он
не то чтобы что,
плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.
Разговор этот происходил утром в праздничный день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей
плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки
не стало.
Да и нельзя было
не давать ей, потому что она всякому,
не подающему милостыни, без церемонии
плевала в глаза и вместо извинения говорила только:"
Не взыщи!"
— Как он смеет говорить, что я велел украсть у него брюки! Он их пропил, я думаю. Мне
плевать на него с его княжеством. Он
не смей говорить, это свинство!
Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату,
не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял,
плевал, ворочался…
«Экой скверный барин! — думал про себя Селифан. — Я еще
не видал такого барина. То есть
плюнуть бы ему за это! Ты лучше человеку
не дай есть, а коня ты должен накормить, потому что конь любит овес. Это его продовольство: что, примером, нам кошт, то для него овес, он его продовольство».
Никогда
не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я
плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка».
Здесь Костанжогло
плюнул и чуть-чуть
не выговорил несколько неприличных и бранных слов в присутствии супруги. Суровая тень темной ипохондрии омрачила его живое лицо. Вздоль лба и впоперек его собрались морщины, обличители гневного движенья взволнованной желчи.
Коли уж на то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую честь, позволив себе
плюнуть в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом, так
не укорит же никто меня.
Он, можно сказать,
плевал на свое прошедшее и беззаботно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк,
не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме вольного неба и вечного пира души своей.
Даже недавнюю пробусвою (то есть визит с намерением окончательно осмотреть место) он только пробовал было сделать, но далеко
не взаправду, а так: «дай-ка, дескать, пойду и опробую, что мечтать-то!» — и тотчас
не выдержал,
плюнул и убежал, в остервенении на самого себя.
Сам теперь все открывай, все ваши секреты, так я еще и слушать-то, может быть,
не стану,
плюну и уйду.
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь и я дурак! Да разве помешанные
не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж след простыл. Он
плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
Разумихин, сконфуженный окончательно падением столика и разбившимся стаканом, мрачно поглядел на осколки,
плюнул и круто повернул к окну, где и стал спиной к публике, с страшно нахмуренным лицом, смотря в окно и ничего
не видя.
— То есть
не в сумасшедшие. Я, брат, кажется, слишком тебе разболтался… Поразило, видишь ли, его давеча то, что тебя один только этот пункт интересует; теперь ясно, почему интересует; зная все обстоятельства… и как это тебя раздражило тогда и вместе с болезнью сплелось… Я, брат, пьян немного, только черт его знает, у него какая-то есть своя идея… Я тебе говорю: на душевных болезнях помешался. А только ты
плюнь…
—
Не хочу я вашей дружбы и
плюю на нее! Слышите ли? И вот же: беру фуражку и иду. Ну-тка, что теперь скажешь, коли намерен арестовать?
Дико́й (посмотрев на Бориса). Провались ты! Я с тобой и говорить-то
не хочу, с езуитом. (Уходя.) Вот навязался! (
Плюет и уходит.)
Кудряш. Как
не ругать! Он без этого дышать
не может. Да
не спускаю и я: он — слово, а я — десять;
плюнет, да и пойдет. Нет, уж я перед ним рабствовать
не стану.
—
Не упрямься! что тебе стоит?
плюнь да поцелуй у злод… (тьфу!) поцелуй у него ручку».
Подошел рабочий в рыжем жилете поверх черной суконной рубахи, угловатый, с провалившимися глазами на закопченном лице, закашлялся, посмотрел, куда
плюнуть,
не найдя места, проглотил мокроту и сказал хрипло, негромко...
У ног Самгина полулежал человек, выпачканный нефтью, куря махорку, кашлял и оглядывался,
не видя, куда
плюнуть;
плюнул в руку, вытер ладонь о промасленные штаны и сказал соседу в пиджаке, лопнувшем на спине по шву...
Но товарищ его взглянул
не на Клима, а вдаль, в небо и
плюнул, целясь в сапог конвойного. Это были единственные слова, которые уловил Клим сквозь глухой топот сотни ног и звучный лязг железа, колебавший розоватую, тепленькую тишину сонного города.
— Я —
не думаю, а — шучу, — сказал поручик и
плюнул. Его догнал начальник разъезда...
— Почему —
не способна? Простить — значит наплевать, а я очень способна
плюнуть в любую рожу.
Он понимал, что в этой пословице пропущено слово «самому» и что она
не запрещает
плевать в колодезь, из которого будут пить другие.
Дронов пренебрежительно заглянул в глаза его,
плюнул через левое плечо свое, но спорить
не стал.
О порядке и необходимости защищать его было написано еще много, но Самгин
не успел дочитать письма, — в прихожей кто-то закашлял,
плюнул, и на пороге явился маленький человечек...
— Вы говорите — нет? А ваши нигилисты, ваши писаревцы
не устраивали погрома Пушкину? Это же все равно, что
плевать на солнце!
— Если б
не тетка —
плюнул бы я в ладонь этой чертовой кукле с ее политикой, союзами, архангелами…
— Хочу, чтоб ты меня устроил в Москве. Я тебе писал об этом
не раз, ты —
не ответил. Почему? Ну — ладно! Вот что, —
плюнув под ноги себе, продолжал он. — Я
не могу жить тут.
Не могу, потому что чувствую за собой право жить подло. Понимаешь? А жить подло —
не сезон. Человек, — он ударил себя кулаком в грудь, — человек дожил до того, что начинает чувствовать себя вправе быть подлецом. А я —
не хочу! Может быть, я уже подлец, но — больше
не хочу… Ясно?
Анисью, которую он однажды застал там, он обдал таким презрением, погрозил так серьезно локтем в грудь, что она боялась заглядывать к нему. Когда дело было перенесено в высшую инстанцию, на благоусмотрение Ильи Ильича, барин пошел было осмотреть и распорядиться как следует, построже, но, всунув в дверь к Захару одну голову и поглядев с минуту на все, что там было, он только
плюнул и
не сказал ни слова.
Изредка кто-нибудь вдруг поднимет со сна голову, посмотрит бессмысленно, с удивлением, на обе стороны и перевернется на другой бок или,
не открывая глаз,
плюнет спросонья и, почавкав губами или поворчав что-то под нос себе, опять заснет.
— Эта нежность мне
не к лицу. На сплетню я
плюю, а в городе мимоходом скажу, как мы говорили сейчас, что я сватался и получил отказ, что это огорчило вас, меня и весь дом… так как я давно надеялся… Тот уезжает завтра или послезавтра навсегда (я уж справился) — и все забудется. Я и прежде ничего
не боялся, а теперь мне нечем дорожить. Я все равно, что живу, что нет с тех пор, как решено, что Вера Васильевна
не будет никогда моей женой…
— Что за черт —
не дозовешься ни одной! — сказал с досадой Егорка, опять
плюя сквозь зубы, — а я там вертел, вертел буравом!
— Ну, девки, покажу я вам диковинку! — сказал он,
плюнув сквозь зубы в сторону, — пойдемте, Пелагея Петровна, к барину, к Борису Павловичу, в щелку посмотреть; в тиатр
не надо ходить: как он там «девствует»!..
Он хотел
плюнуть с обрыва — и вдруг окаменел на месте. Против его воли, вопреки ярости, презрению, в воображении — тихо поднимался со дна пропасти и вставал перед ним образ Веры, в такой обольстительной красоте, в какой он
не видал ее никогда!
Как нарочно, я был в ту секунду в преглупом состоянии духа: я замыслил большую идею и,
плюнув, быстро встал и отошел,
не захотев даже спорить и подарив ему красненькую.
Вы
плюнули на меня, а я торжествую; если бы вы в самом деле
плюнули мне в лицо настоящим плевком, то, право, я, может быть,
не рассердился, потому что вы — моя жертва, моя, а
не его.
— Я
плюну и отойду. Разумеется, почувствует, а виду
не покажет, прет величественно,
не повернув головы. А побранился я совершенно серьезно всего один раз с какими-то двумя, обе с хвостами, на бульваре, — разумеется,
не скверными словами, а только вслух заметил, что хвост оскорбителен.
— О, ты ничего
не знаешь, Ламберт! Ты страшно, страшно необразован… но я
плюю. Все равно. О, он любит маму; он целовал ее портрет; он прогонит ту на другое утро, а сам придет к маме; но уже будет поздно, а потому надо спасти теперь…
Катерина Николаевна стремительно встала с места, вся покраснела и —
плюнула ему в лицо. Затем быстро направилась было к двери. Вот тут-то дурак Ламберт и выхватил револьвер. Он слепо, как ограниченный дурак, верил в эффект документа, то есть — главное —
не разглядел, с кем имеет дело, именно потому, как я сказал уже, что считал всех с такими же подлыми чувствами, как и он сам. Он с первого слова раздражил ее грубостью, тогда как она, может быть, и
не уклонилась бы войти в денежную сделку.
Правда, в женщинах я ничего
не знаю, да и знать
не хочу, потому что всю жизнь буду
плевать и дал слово.
А отец Аввакум — расчихался, рассморкался и —
плюнул. Я помню взгляд изумления вахтенного офицера, брошенный на него, потом на меня. Он сделал такое же усилие над собой, чтоб воздержаться от какого-нибудь замечания, как я — от смеха. «Как жаль, что он —
не матрос!» — шепнул он мне потом, когда отец Аввакум отвернулся. Долго помнил эту минуту офицер, а я долго веселился ею.
Кажется, я смело могу поручиться за всех моих товарищей плавания, что ни у кого из них
не было с этою прекрасною личностью ни одной неприятной, даже досадной, минуты… А если бывали, то вот какого комического свойства. Например, помню, однажды, гуляя со мной на шканцах, он вдруг…
плюнул на палубу. Ужас!
— Как же, взяла, — оскалив зубы, сказала подсевшая к ним Хорошавка, — тот меньше тысячи и
плюнуть тебе
не возьмет.
—
Не испугаете,
не испугаете, — говорил сумасшедший, всё время
плюя по направлению фельдшера.
Смотри же, ты его за чудотворный считаешь, а я вот сейчас на него при тебе
плюну, и мне ничего за это
не будет!..» Как она увидела, Господи, думаю: убьет она меня теперь, а она только вскочила, всплеснула руками, потом вдруг закрыла руками лицо, вся затряслась и пала на пол… так и опустилась… Алеша, Алеша!