Неточные совпадения
Охотно
подавал подчиненным левую
руку, охотно улыбался и
не только
не позволял себе ничего утверждать слишком резко, но даже любил, при докладах, употреблять выражения вроде:"Итак, вы изволили сказать"или:"Я имел уже честь доложить вам"и т. д.
И, главное,
подавать нищим, потому что нищие
не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу свою спасти", — присовокупляла она, протягивая при этом
руку.
Камеровский поднялся тоже, а Вронский,
не дожидаясь его ухода,
подал ему
руку и отправился в уборную.
Узнав, что приехала Анна, Кити хотела
не выходить; но Долли уговорила ее. Собравшись с силами, Кити вышла и краснея подошла к ней и
подала руку.
— Но я
не негр, я вымоюсь — буду похож на человека, — сказал Катавасов с своею обычною шутливостию,
подавая руку и улыбаясь особенно блестящими из-за черного лица зубами.
— Как вам
не совестно
не дать знать, — сказала она,
подавая руку Сергею Ивановичу и подставляя ему лоб.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович,
подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. — Вы, верно, из отпуска? — сказал он и,
не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез было пролито в Москве при разлуке?
— Доброе утро! —
подавая ему
руку и точно дразня его своим спокойствием, сказал ему доктор. —
Не торопитесь. Ну-с?
— Ты и
руки ему
не подал. Отчего же
не подать ему
руки?
Левин поцеловал с осторожностью ее улыбавшиеся губы,
подал ей
руку и, ощущая новую странную близость, пошел из церкви. Он
не верил,
не мог верить, что это была правда. Только когда встречались их удивленные и робкие взгляды, он верил этому, потому что чувствовал, что они уже были одно.
Алексей Александрович
подал ему
руку,
не удерживая слез, которые лились из его глав.
— Помни одно, что мне нужно было одно прощение, и ничего больше я
не хочу… Отчего ж он
не придет? — заговорила она, обращаясь в дверь к Вронскому. — Подойди, подойди!
Подай ему
руку.
Она уже подходила к дверям, когда услыхала его шаги. «Нет! нечестно. Чего мне бояться? Я ничего дурного
не сделала. Что будет, то будет! Скажу правду. Да с ним
не может быть неловко. Вот он, сказала она себе, увидав всю его сильную и робкую фигуру с блестящими, устремленными на себя глазами. Она прямо взглянула ему в лицо, как бы умоляя его о пощаде, и
подала руку.
—
Не уходи, — сказал Николай и протянул
руку. Левин
подал ему свою и сердито замахал жене, чтоб она ушла.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и
подал ей. Я закрыл глаза
руками и стал читать молитву,
не помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все
не то, совсем
не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу
не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
По мнению здешних ученых, этот провал
не что иное, как угасший кратер; он находится на отлогости Машука, в версте от города. К нему ведет узкая тропинка между кустарников и скал; взбираясь на гору, я
подал руку княжне, и она ее
не покидала в продолжение целой прогулки.
Каких гонений, каких преследований
не испытал, какого горя
не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что
подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!..
— Нет, Платон Михайлович, — сказал Хлобуев, вздохнувши и сжавши крепко его
руку, —
не гожусь я теперь никуды. Одряхлел прежде старости своей, и поясница болит от прежних грехов, и ревматизм в плече. Куды мне! Что разорять казну! И без того теперь завелось много служащих ради доходных мест. Храни бог, чтобы из-за меня, из-за доставки мне жалованья прибавлены были
подати на бедное сословие: и без того ему трудно при этом множестве сосущих. Нет, Платон Михайлович, бог с ним.
Так проповедовал Евгений.
Сквозь слез
не видя ничего,
Едва дыша, без возражений,
Татьяна слушала его.
Он
подал руку ей. Печально
(Как говорится, машинально)
Татьяна молча оперлась,
Головкой томною склонясь;
Пошли домой вкруг огорода;
Явились вместе, и никто
Не вздумал им пенять на то:
Имеет сельская свобода
Свои счастливые права,
Как и надменная Москва.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто
рукуС той стороны
подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла — и что ж? медведь за ней!
Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей
рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже
не от злости, а от любви и стыда.
Карл Иваныч,
не обращая на это ровно никакого внимания, по своему обыкновению, с немецким приветствием, подошел прямо к ручке матушки. Она опомнилась, тряхнула головкой, как будто желая этим движением отогнать грустные мысли,
подала руку Карлу Иванычу и поцеловала его в морщинистый висок, в то время как он целовал ее
руку.
— И прекрасно делают, — продолжал папа, отодвигая
руку, — что таких людей сажают в полицию. Они приносят только ту пользу, что расстраивают и без того слабые нервы некоторых особ, — прибавил он с улыбкой, заметив, что этот разговор очень
не нравился матушке, и
подал ей пирожок.
— Да, Петр Александрыч, — сказал он сквозь слезы (этого места совсем
не было в приготовленной речи), — я так привык к детям, что
не знаю, что буду делать без них. Лучше я без жалованья буду служить вам, — прибавил он, одной
рукой утирая слезы, а другой
подавая счет.
— Эк ведь комиссия! Ну, уж комиссия же с вами, — вскричал Порфирий с совершенно веселым, лукавым и нисколько
не встревоженным видом. — Да и к чему вам знать, к чему вам так много знать, коли вас еще и
не начинали беспокоить нисколько! Ведь вы как ребенок: дай да
подай огонь в
руки! И зачем вы так беспокоитесь? Зачем сами-то вы так к нам напрашиваетесь, из каких причин? А? хе-хе-хе!
Нет, он
не был холоден к ней. Было одно мгновение (самое последнее), когда ему ужасно захотелось крепко обнять ее и проститься с ней, и даже сказать, но он даже и
руки ей
не решился
подать...
Она всегда протягивала ему свою
руку робко, иногда даже
не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее
руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их
руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего
не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто
не видел. Конвойный на ту пору отворотился.
Карандышев подходит за ней. Вожеватов
подает руку Огудаловой и Карандышеву. Кнуров, молча и
не вставая с места,
подает руку Огудаловой, слегка кивает Карандышеву и погружается в чтение газеты.
Карандышев. Ну, хорошо, я пойду на пристань. Прощайте! (
Подает руку Робинзону.)
Не хотите ли проводить меня?
Возьмет он
руку, к сердцу жмет,
Из глубины души вздохнет,
Ни слова вольного, и так вся ночь проходит,
Рука с
рукой, и глаз с меня
не сводит. —
Смеешься! можно ли! чем повод
подалаТебе я к хохоту такому!
Павел Петрович облобызался со всеми,
не исключая, разумеется, Мити; у Фенечки он, сверх того, поцеловал
руку, которую та еще
не умела
подавать как следует, и, выпивая вторично налитый бокал, промолвил с глубоким вздохом...
Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста, в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнаженную красную
руку, которую тот
не сразу ему
подал.
Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но
руки не подал и даже положил ее обратно в карман.
Базаров умолк и стал ощупывать
рукой свой стакан. Анна Сергеевна
подала ему напиться,
не снимая перчаток и боязливо дыша.
«Сейчас все это и произойдет», — подумал он
не совсем уверенно, а как бы спрашивая себя. Анфимьевна отворила дверь. Варвара внесла поднос, шла она закусив губу, глядя на синий огонь спиртовки под кофейником. Когда она
подавала чашку, Клим заметил, что
рука ее дрожит, а грудь дышит неровно.
Руки Самгину он
не подал, должно быть, потому, что был выпивши. Опираясь обеими
руками о стол, прищурив глаза, он бесцеремонно рассматривал Клима, дышал носом и звонко расспрашивал, рассказывал...
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой
руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет в порядке держать, —
не хочешь обедать с Валентином — обед
подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Дьякон,
не вставая, тоже молча
подал руку.
Пока они спорили, человек в сюртуке,
не сгибаясь, приподнял
руку Тоси к лицу своему, молча и длительно поцеловал ее, затем согнул ноги прямым углом, сел рядом с Климом,
подал ему маленькую ладонь, сказал вполголоса...
Теперь уже я думаю иначе. А что будет, когда я привяжусь к ней, когда видеться — сделается
не роскошью жизни, а необходимостью, когда любовь вопьется в сердце (недаром я чувствую там отверделость)? Как оторваться тогда? Переживешь ли эту боль? Худо будет мне. Я и теперь без ужаса
не могу подумать об этом. Если б вы были опытнее, старше, тогда бы я благословил свое счастье и
подал вам
руку навсегда. А то…
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся цветок. Он представил себе, как он ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой веткой на голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо волнующейся грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной головой,
подает ему
руку и
не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над бровью заиграет какой-то мыслью.
Она с тихой радостью успокоила взгляд на разливе жизни, на ее широких полях и зеленых холмах.
Не бегала у ней дрожь по плечам,
не горел взгляд гордостью: только когда она перенесла этот взгляд с полей и холмов на того, кто
подал ей
руку, она почувствовала, что по щеке у ней медленно тянется слеза…
Может быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской только и знает, что ходит из угла в угол, заложив
руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к чаю, от чая к обеду; что родитель и
не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать за упущение, а подай-ко ему
не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
Рук своих он как будто стыдился, и когда говорил, то старался прятать или обе за спину, или одну за пазуху, а другую за спину.
Подавая начальнику бумагу и объясняясь, он одну
руку держал на спине, а средним пальцем другой
руки, ногтем вниз, осторожно показывал какую-нибудь строку или слово и, показав, тотчас прятал
руку назад, может быть, оттого, что пальцы были толстоваты, красноваты и немного тряслись, и ему
не без причины казалось
не совсем приличным выставлять их часто напоказ.
Отчего же Ольга
не трепещет? Она тоже шла одиноко, незаметной тропой, также на перекрестке встретился ей он,
подал руку и вывел
не в блеск ослепительных лучей, а как будто на разлив широкой реки, к пространным полям и дружески улыбающимся холмам. Взгляд ее
не зажмурился от блеска,
не замерло сердце,
не вспыхнуло воображение.
— Чтоб
не потерять первой, — досказала она,
подала ему
руку, и они пошли домой.
— Что это тебя
не дождешься? Где ты шатаешься? — строго спросил Тарантьев,
подавая ему свою мохнатую
руку. — И твой старый черт совсем от
рук отбился: спрашиваю закусить — нету, водки — и той
не дал.
— Теперь брат ее съехал, жениться вздумал, так хозяйство, знаешь, уж
не такое большое, как прежде. А бывало, так у ней все и кипит в
руках! С утра до вечера так и летает: и на рынок, и в Гостиный двор… Знаешь, я тебе скажу, — плохо владея языком, заключил Обломов, — дай мне тысячи две-три, так я бы тебя
не стал потчевать языком да бараниной; целого бы осетра
подал, форелей, филе первого сорта. А Агафья Матвевна без повара чудес бы наделала — да!
Она,
не глядя на него,
подала ему концы пальцев и, едва он коснулся их, тотчас же отдернула
руку назад.
Он, наконец, остановился, уверенный, что она
не уйдет от него. И она сбежала к нему несколько шагов,
подала руку и, смеясь, потащила за собой.