Неточные совпадения
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно,
не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем
не для того требовался, и простили. Еврей,
положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока
не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
То же самое думал ее сын. Он провожал ее глазами до тех пор, пока
не скрылась ее грациозная фигура, и улыбка остановилась на его лице. В окно он видел, как она подошла к брату,
положила ему
руку на
руку и что-то оживленно начала говорить ему, очевидно о чем-то
не имеющем ничего общего с ним, с Вронским, и ему ото показалось досадным.
Вошел секретарь, с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем секретарям, скромным сознанием своего превосходства пред начальником в знании дел, подошел с бумагами к Облонскому и стал, под видом вопроса, объяснять какое-то затруднение. Степан Аркадьич,
не дослушав,
положил ласково свою
руку на рукав секретаря.
Вернувшись домой после трех бессонных ночей, Вронский,
не раздеваясь, лег ничком на диван, сложив
руки и
положив на них голову. Голова его была тяжела. Представления, воспоминания и мысли самые странные с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал больной и перелил через ложку, то белые
руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича на полу пред кроватью.
— Во-первых, я его ничего
не просил передавать тебе, во-вторых, я никогда
не говорю неправды. А главное, я хотел остаться и остался, — сказал он хмурясь. — Анна, зачем, зачем? — сказал он после минуты молчания, перегибаясь к ней, и открыл
руку, надеясь, что она
положит в нее свою.
Она
положила обе
руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за то время, которое она
не видала его. Она, как и при всяком свидании, сводила в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был.
— Я
не верю,
не верю,
не могу верить этому! — сжимая пред собой свои костлявые
руки, с энергичным жестом проговорила Долли. Она быстро встала и
положила свою
руку на рукав Алексея Александровича. — Нам помешают здесь. Пойдемте сюда, пожалуйста.
Говорить им
не о чем было, как всегда почти в это время, и она,
положив на стол
руку, раскрывала и закрывала ее и сама засмеялась, глядя на ее движение.
И при мысли о том, как это будет, она так показалась жалка самой себе, что слезы выступили ей на глаза, и она
не могла продолжать. Она
положила блестящую под лампой кольцами и белизной
руку на его рукав.
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их,
клал ему всякий раз их под
руку; сдувал и сметал со стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз
клал ее возле него за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого
не было и делано.
— Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или
не понимаем друг друга, позабыли, в чем состоит предмет. Я
полагаю с своей стороны, положа
руку на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена!
И в канцелярии
не успели оглянуться, как устроилось дело так, что Чичиков переехал к нему в дом, сделался нужным и необходимым человеком, закупал и муку и сахар, с дочерью обращался, как с невестой, повытчика звал папенькой и целовал его в
руку; все
положили в палате, что в конце февраля перед Великим постом будет свадьба.
— Да ведь соболезнование в карман
не положишь, — сказал Плюшкин. — Вот возле меня живет капитан; черт знает его, откуда взялся, говорит — родственник: «Дядюшка, дядюшка!» — и в
руку целует, а как начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. С лица весь красный: пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки, служа в офицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь и соболезнует!
— Сударыня! здесь, — сказал Чичиков, — здесь, вот где, — тут он
положил руку на сердце, — да, здесь пребудет приятность времени, проведенного с вами! и поверьте,
не было бы для меня большего блаженства, как жить с вами если
не в одном доме, то, по крайней мере, в самом ближайшем соседстве.
На грудь
кладет тихонько
рукуИ падает. Туманный взор
Изображает смерть,
не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
Мгновенным холодом облит,
Онегин к юноше спешит,
Глядит, зовет его… напрасно:
Его уж нет. Младой певец
Нашел безвременный конец!
Дохнула буря, цвет прекрасный
Увял на утренней заре,
Потух огонь на алтаре!..
Должно быть, заметив, что я прочел то, чего мне знать
не нужно, папа
положил мне
руку на плечо и легким движением показал направление прочь от стола. Я
не понял, ласка ли это или замечание, на всякий же случай поцеловал большую жилистую
руку, которая лежала на моем плече.
Она
полагала, что в ее положении — экономки, пользующейся доверенностью своих господ и имеющей на
руках столько сундуков со всяким добром, дружба с кем-нибудь непременно повела бы ее к лицеприятию и преступной снисходительности; поэтому, или, может быть, потому, что
не имела ничего общего с другими слугами, она удалялась всех и говорила, что у нее в доме нет ни кумовьев, ни сватов и что за барское добро она никому потачки
не дает.
Тогда выступило из средины народа четверо самых старых, седоусых и седочупринных козаков (слишком старых
не было на Сечи, ибо никто из запорожцев
не умирал своею смертью) и, взявши каждый в
руки земли, которая на ту пору от бывшего дождя растворилась в грязь,
положили ее ему на голову.
— И если рассобачий жид
не положит значка нечистою своею
рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя.
И она опустила тут же свою
руку,
положила хлеб на блюдо и, как покорный ребенок, смотрела ему в очи. И пусть бы выразило чье-нибудь слово… но
не властны выразить ни резец, ни кисть, ни высоко-могучее слово того, что видится иной раз во взорах девы, ниже́ того умиленного чувства, которым объемлется глядящий в такие взоры девы.
Меж тем как ее голова мурлыкала песенку жизни, маленькие
руки работали прилежно и ловко; откусывая нитку, она смотрела далеко перед собой, но это
не мешало ей ровно подвертывать рубец и
класть петельный шов с отчетливостью швейной машины. Хотя Лонгрен
не возвращался, она
не беспокоилась об отце. Последнее время он довольно часто уплывал ночью ловить рыбу или просто проветриться.
Но лодки было уж
не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в воду. Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою
рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее
положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье
руками. Она ничего
не говорила.
Он
положил ей обе
руки на плечи и с каким-то счастьем глядел на нее. Ему так приятно было на нее смотреть, — он сам
не знал почему.
Карандышев (вставая). О,
не раскайтесь! (
Кладет руку за борт сюртука.) Вы должны быть моей.
Впрочем, Базарову было
не до того, чтобы разбирать, что именно выражали глаза его матери; он редко обращался к ней, и то с коротеньким вопросом. Раз он попросил у ней
руку «на счастье»; она тихонько
положила свою мягкую ручку на его жесткую и широкую ладонь.
Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегка наклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но
руки не подал и даже
положил ее обратно в карман.
Покупщик будет навязывать более, но надо настойчиво требовать рубль, и когда, наконец, этот рубль будет дан, тогда его надо
положить в карман и держать
рукою, а самому уходить как можно скорее и
не оглядываться.
— Языческая простота! Я сижу в ресторане, с газетой в
руках, против меня за другим столом — очень миленькая девушка. Вдруг она говорит мне: «Вы, кажется,
не столько читаете, как любуетесь моими панталонами», — она сидела,
положив ногу на ногу…
Парень
не торопясь поймал багор,
положил его вдоль борта, молча помог хромому влезть в лодку и сильными ударами весел быстро пригнал ее к берегу. Вывалившись на песок, мужик, мокрый и скользкий, разводя
руки, отчаянно каялся...
— Скажу, что ученики были бы весьма лучше, если б
не имели они живых родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный палец на уровень синеватого носа. О Климе он сказал,
положив сухую
руку на голову его и обращаясь к Вере Петровне...
Дуняша
положила руку Лютова на грудь его, но
рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой
руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину в угол комнаты, ударом ноги открыл там дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
— Так, — сказал гость,
положил на ладонь Клима сухую, холодную
руку и, ожидая пожатия, спросил: — Вы
не родственник ли Якову Акимовичу?
Клим приподнял голову ее,
положил себе на грудь и крепко прижал
рукою. Ему
не хотелось видеть ее глаза, было неловко, стесняло сознание вины пред этим странно горячим телом. Она лежала на боку, маленькие, жидкие груди ее некрасиво свешивались обе в одну сторону.
«Так никто
не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но
не находил достойных. А она, снова
положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей
рук, говорила уже деловито, хотя и мягко...
Туробоев вежливо улыбался, но его улыбка тоже была обидна, а еще более обидно было равнодушие Лидии;
положив руку на плечо Игоря, она смотрела на Клима, точно
не желая узнать его. Затем она, устало вздохнув, спросила...
Он размышлял еще о многом, стараясь подавить неприятное, кисловатое ощущение неудачи, неумелости, и чувствовал себя охмелевшим
не столько от вина, как от женщины. Идя коридором своего отеля, он заглянул в комнату дежурной горничной, комната была пуста, значит — девушка
не спит еще. Он позвонил, и, когда горничная вошла, он,
положив руки на плечи ее, спросил, улыбаясь...
И она хотела что-то сказать, но ничего
не сказала, протянула ему
руку, но
рука,
не коснувшись его
руки, упала; хотела было также сказать: «прощай», но голос у ней на половине слова сорвался и взял фальшивую ноту; лицо исказилось судорогой; она
положила руку и голову ему на плечо и зарыдала. У ней как будто вырвали оружие из
рук. Умница пропала — явилась просто женщина, беззащитная против горя.
Лицо у него
не грубое,
не красноватое, а белое, нежное;
руки не похожи на
руки братца —
не трясутся,
не красные, а белые, небольшие. Сядет он,
положит ногу на ногу, подопрет голову
рукой — все это делает так вольно, покойно и красиво; говорит так, как
не говорят ее братец и Тарантьев, как
не говорил муж; многого она даже
не понимает, но чувствует, что это умно, прекрасно, необыкновенно; да и то, что она понимает, он говорит как-то иначе, нежели другие.
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные
руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать
положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и
не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что
не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он
не узнает, как это сделается,
не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос,
не с ленью,
не с грубостью,
не грязными
руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми
руками и с голыми локтями.
Обломов
не мог опомниться; он все стоял в одном положении, с ужасом глядя на то место, где стоял Захар, потом в отчаянье
положил руки на голову и сел в кресло.
Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза,
положил обе
руки на голову, сжался на стуле в комок и так сидел, никуда
не глядя, ничего
не чувствуя.
Алексеев стал ходить взад и вперед по комнате, потом остановился перед картиной, которую видел тысячу раз прежде, взглянул мельком в окно, взял какую-то вещь с этажерки, повертел в
руках, посмотрел со всех сторон и
положил опять, а там пошел опять ходить, посвистывая, — это все, чтоб
не мешать Обломову встать и умыться. Так прошло минут десять.
Он перечитал, потом вздохнул и,
положив локти на стол, подпер
руками щеки и смотрел на себя в зеркало. Он с грустью видел, что сильно похудел, что прежних живых красок, подвижности в чертах
не было. Следы молодости и свежести стерлись до конца.
Не даром ему обошлись эти полгода. Вон и седые волосы сильно серебрятся. Он приподнял
рукой густые пряди черных волос и тоже
не без грусти видел, что они редеют, что их темный колорит мешается с белым.
Вера почти умилилась внутренне, но
не смогла ничего ответить ей, а только тяжело перевела дух и
положила ей
руку на плечо.
Вера, взглянув на письмо, оцепенела, как будто от изумления, и с минуту
не брала его из
рук Якова, потом взяла и
положила на стол, сказав коротко: «Хорошо, поди!»
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно
не видать, — заговорил Леонтий слабым голосом, с промежутками. — А я все ждал —
не заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, — продолжал он, глядя близко в глаза Райскому и
положив свою
руку ему на плечо, — теперь только одно
не противно мне…
Райский
положил щеку на
руку, смотрел около и ничего
не видел, кроме дорожки к крыльцу Веры, чувствовал только яд лжи, обмана.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными,
не совсем прозревшими глазами,
не остывшая от сна, привставши на цыпочки,
положит ему
руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем, глядя ему в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под
руку с ним по полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока
не скучно.
—
Положи руку на его мохнатую голову, — говорила она, — и спи:
не изменит,
не обманет… будет век служить…
—
Не шути этим, Борюшка; сам сказал сейчас, что она
не Марфенька! Пока Вера капризничает без причины, молчит, мечтает одна — Бог с ней! А как эта змея, любовь, заберется в нее, тогда с ней
не сладишь! Этого «рожна» я и тебе,
не только девочкам моим,
не пожелаю. Да ты это с чего взял: говорил, что ли, с ней, заметил что-нибудь? Ты скажи мне, родной, всю правду! — умоляющим голосом прибавила она,
положив ему на плечо
руку.