Неточные совпадения
Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской
не гоняйся; на службу
не напрашивайся; от службы
не отговаривайся; и
помни пословицу: береги
платье снову, а честь смолоду».
Я взглянул и обмер. На полу, в крестьянском оборванном
платье сидела Марья Ивановна, бледная, худая, с растрепанными волосами. Перед нею стоял кувшин воды, накрытый ломтем хлеба. Увидя меня, она вздрогнула и закричала. Что тогда со мною стало —
не помню.
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как живут иначе. Когда ты на той неделе надулся и
не был два дня —
помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе
не жаль ее.
Не отвечаю ma tante,
не слышу, что она говорит, ничего
не делаю, никуда
не хочу. А только ты пришел, вдруг совсем другая стала. Кате подарила лиловое
платье…
— Вот видите, братец, — живо заговорила она, весело бегая глазами по его глазам, усам, бороде, оглядывая руки,
платье, даже взглянув на сапоги, — видите, какая бабушка, говорит, что я
не помню, — а я
помню, вот, право,
помню, как вы здесь рисовали: я тогда у вас на коленях сидела…
Они сидели друг против друга за тем же столом, за которым мы с ним вчера пили вино за его «воскресение»; я мог вполне видеть их лица. Она была в простом черном
платье, прекрасная и, по-видимому, спокойная, как всегда. Говорил он, а она с чрезвычайным и предупредительным вниманием его слушала. Может быть, в ней и видна была некоторая робость. Он же был страшно возбужден. Я пришел уже к начатому разговору, а потому некоторое время ничего
не понимал.
Помню, она вдруг спросила...
Я
помню, когда приехала на самое пущенье, перед филипповкою, и взяла было тебя на руки, то ты чуть
не испортил мне всего
платья; к счастию, что успела передать тебя мамке Матрене.
— «А о чем же ты теперь думаешь?» — «А вот встанешь с места, пройдешь мимо, а я на тебя гляжу и за тобою слежу; прошумит твое
платье, а у меня сердце падает, а выйдешь из комнаты, я о каждом твоем словечке вспоминаю, и каким голосом и что сказала; а ночь всю эту ни о чем и
не думал, всё слушал, как ты во сне дышала, да как раза два шевельнулась…» — «Да ты, — засмеялась она, — пожалуй, и о том, что меня избил,
не думаешь и
не помнишь?» — «Может, говорю, и думаю,
не знаю».
Придворные приходят смотреть работу портных и ничего
не видят, так как портные водят иголками по пустому месту. Но,
помня условие, все должностные лица говорят, что видят
платья и хвалят их. То же делает и царь. Приходит время процессии, в которой царь пойдет в новом
платье. Царь раздевается и надевает новые
платья, т. е. остается голый и голый идет по городу. Но,
помня условие, никто
не решается сказать, что
платьев нет, до тех пор, пока малое дитя
не вскрикнуло: «Смотрите, он голый!»
Гурмыжская.
Поминаю, мой друг,
поминаю. Однако я до сих пор
не спрошу у тебя. Судя по твоему
платью, ты уж больше
не служишь в военной службе.
Я
помню один раз, когда я ехала из магазина, мне пришла мысль:
не дорого ли я заплатила за
платье!
Бегушев невольно потупился: всю молодость свою провел он в свете, кроме того, родился, вырос в очень достаточном семействе, но таких ярких цветов на
платьях дам что-то
не помнил. Впрочем, он и это явление отнес, по своей привычке, к бездарности века,
не умеющего даже придумать хоть сколько-нибудь сносный туалет для дам.
И ученик провозглашал:"
помни день субботний…"и прочее, слово за словом, медленно; а пан Кнышевский полагал шуйцею брата Петра на ослон, а десницею ударял розгою, и
не по
платью, а в чистоту… ударял же по расположению своему к ученику — или во всю руку или слегка; а также или сыпал удары часто, или отпускал их медленно.
Еленино
платье, строгое и черное, лежало на ней печально, — как будто, облекая Елену в день скорби,
не могла равнодушная одежда
не отражать ее омраченной души. Елена вспоминала покойную мать, — и знала, что прежняя жизнь, мирная, ясная и строгая, умерла навсегда. Прежде чем начнется иное, Елена холодными слезами и неподвижной грустью
поминала прошлое.
Платонов (читает). «Самоубийцев грешно
поминать, но меня
поминайте. Я лишила себя жизни в болезни. Миша, люби Колю и брата, как я тебя люблю.
Не оставь отца. Живи по закону. Коля, господь тебя благословит, как я благословляю материнским благословением. Простите грешную. Ключ от Мишиного комода в шерстяном
платье»… Золото мое! Грешная! Она грешная! Этого еще недоставало! (Хватает себя за голову.) Отравилась…
Вскоре пришел Алексей. В праздничном наряде таким молодцом он смотрел, что хоть сейчас картину писать с него. Усевшись на стуле у окна, близ хозяина, глаз
не сводил он с него и с Ивана Григорьича.
Помня приказ Фленушки, только разок взглянул он на Настю, а после того
не смотрел и в ту сторону, где сидела она. Следом за Алексеем в горницу Волк вошел, в
платье Патапа Максимыча. Помолясь по уставу перед иконами, поклонившись всем на обе стороны, пошел он к Аксинье Захаровне.
Я
помню только эти синие, ничего
не выражающие глаза, напудренный нос, тяжелое, но роскошное
платье и несколько массивных браслетов на обеих руках…
Затем,
помню, я лежал на той же софе, ни о чем
не думал и молча отстранял рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса перед эффектною смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким пальцем… Образ другой девушки, в черном
платье и с бледным, гордым лицом, прошел мимо и поглядел на меня
не то с мольбой,
не то с укоризной.
—
Не могу знать;
помню только, что это был
не мужик, а барин… в господском
платье, а какой это барин, какое у него лицо, совсем
не помню.
— Постой, Сережа, ты
помнешь мне мое
платье… Опусти меня наземь… К тебе я, голубчик, на минутку! Дома я всем сказала, что поеду к Акатьихе, графской прачке, что тут живет недалеко, за три дома от тебя… Ты меня отпусти, голубчик, а то неловко… Почему ты
не приезжал так долго?
— Ступай переодеваться… Сию минуту… Нечего щеголять как барышня!.. — закричала Павла Артемьевна, поймав, очевидно, эту тонкую, едва уловимую усмешечку. — Марш! Серое
платье и холстинковый передник… Живо… И
помни: здесь надо оставить твои манеры барышни… Здесь этого
не потерпит никто!
Мамашу она
не помнит. Сама была еще очень маленькая. Тетки ее баловали — это она
помнит, и в институт отдали ее
не насильно — ей самой хотелось носить голубое
платье с белой пелеринкой.
Время с момента выхода его из гостиной княжны и до того момента, когда он очутился у себя, для него как бы
не существовало. Он совсем
не помнил, как оделся, сел в сани и приказал ехать домой, даже как снял дома верхнее
платье и прошел в свой кабинет. Все это в его памяти было подернуто густым непроницаемым туманом.
Собралась я сегодня рано. Наскоро оделась,
не знаю даже во что. Ариша только что теперь ушла с
платьем и с юбками; но я все-таки
не помню, что на мне было надето. Я хотела поехать в извощичьей карете, но удержалась. Извощичья карета мне напоминает Екатерининский канал. В санях нельзя уж ездить. На дворе совсем оттепель. Я приказала заложить карету; но поехала без Семена.
А я ничего
не могу придумать.
Не помню даже, какое на мне накануне было
платье. Я начинаю ужасно как гадко одеваться. То в волосы заплету себе Бог знает что: крапиву какую-то; то перчатки надену
не под цвет.
Павел Флегонтыч (следовавший за отцом, удерживает его за
платье и отводит в сторону). Бросьте свои привычки;
не то отступлюсь от вас, и сию минуту — в Петербург.
Помните, я теперь такой же дворянин, как и они; поддержите меня, будьте с ними поровнее. Садитесь, да подберите цепочку от часов; болтается, как шлея. (Возвращается к молодым людям.)
Очень хорошо
помню платья, мужские и женские, черные и цветные, очень ясно вижу до сих пор даже один генеральский мундир, но над ним настолько бессилен вызвать памятью хоть какое-нибудь лицо, словно это
не было настоящим и живым, а только вывеской у военного портного.
В невысокой комнатке, освещенной одною свечей, сидела княжна и еще кто-то с ней, в черном
платье. Пьер
помнил, что при княжне всегда были компаньонки, но кто такие они, эти компаньонки, Пьер
не знал и
не помнил. «Это одна из компаньонок», подумал он, взглянув на даму в черном
платье.
Я уже говорил, что я
не помню ни одного лица многочисленных гостей Нордена и вижу только
платья без голов: как будто это
не люди были, а раскрылся, ожил и затанцевал платяной шкап; но должен добавить, что и речей я
не помню, ни одного слова, хотя знаю твердо, что все, и я с ними, очень много говорили, шутили и смеялись.