Неточные совпадения
Тарас поглядел на этого Соломона, какого ещё
не было на свете, и получил некоторую надежду. Действительно, вид его мог внушить некоторое доверие: верхняя губа у него была просто страшилище; толщина ее, без сомнения, увеличилась от посторонних причин. В бороде у этого Соломона было только пятнадцать волосков, и то на левой стороне. На
лице у Соломона было столько знаков побоев, полученных за удальство, что он, без сомнения, давно потерял счет им и привык их
считать за родимые пятна.
— Позвольте вам заметить, — отвечал он сухо, — что Магометом иль Наполеоном я себя
не считаю… ни кем бы то ни было из подобных
лиц, следственно, и
не могу,
не быв ими, дать вам удовлетворительного объяснения о том, как бы я поступил.
Самгин, сделав равнодушное
лицо, молча злился, возражать редактору он
не хотел,
считая это ниже своего достоинства. На улицу вышли вместе, там редактор, протянув руку Самгину, сказал...
Но ехать домой он
не думал и
не поехал, а всю весну, до экзаменов, прожил, аккуратно посещая университет, усердно занимаясь дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно, хотя явились новые люди: какой-то студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным
лицом, драгун, офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий на молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все
считали; Тагильский лениво подавал цифры...
Говорила она спокойно и
не как проповедница, а дружеским тоном человека, который
считает себя опытнее слушателя, но
не заинтересован, чтоб слушатель соглашался с ним. Черты ее красивого, но несколько тяжелого
лица стали тоньше, отчетливее.
— А куда? Везде все то же; везде есть мальчики, которым хочется, чтоб поскорей усы выросли, и девичьи тоже всюду есть… Ведь взрослые
не станут слушать. И вам
не стыдно своей роли? — сказала она, помолчав и перебирая рукой его волосы, когда он наклонился
лицом к ее руке. — Вы верите в нее,
считаете ее
не шутя призванием?
— Я вас ужасно давно
не видал, Катерина Николаевна, так давно, что почти уж и возможным
не считал когда-нибудь сидеть, как теперь, подле вас, вглядываться в ваше
лицо и слушать ваш голос…
Катерина Николаевна стремительно встала с места, вся покраснела и — плюнула ему в
лицо. Затем быстро направилась было к двери. Вот тут-то дурак Ламберт и выхватил револьвер. Он слепо, как ограниченный дурак, верил в эффект документа, то есть — главное —
не разглядел, с кем имеет дело, именно потому, как я сказал уже, что
считал всех с такими же подлыми чувствами, как и он сам. Он с первого слова раздражил ее грубостью, тогда как она, может быть, и
не уклонилась бы войти в денежную сделку.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих
лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь
считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему
не позволяют.
Знаменитый мыс Доброй Надежды как будто совестится перед путешественниками за свое приторное название и долгом
считает всякому из них напомнить, что у него было прежде другое, больше ему к
лицу. И в самом деле, редкое судно
не испытывает шторма у древнего мыса Бурь.
Красное
лицо этого офицера, его духи, перстень и в особенности неприятный смех были очень противны Нехлюдову, но он и нынче, как и во всё время своего путешествия, находился в том серьезном и внимательном расположении духа, в котором он
не позволял себе легкомысленно и презрительно обращаться с каким бы то ни было человеком и
считал необходимым с каждым человеком говорить «во-всю», как он сам с собой определял это отношение.
— Дело мое к вам в следующем, — начал Симонсон, когда-тo они вместе с Нехлюдовым вышли в коридор. В коридоре было особенно слышно гуденье и взрывы голосов среди уголовных. Нехлюдов поморщился, но Симонсон, очевидно,
не смущался этим. — Зная ваше отношение к Катерине Михайловне, — начал он, внимательно и прямо своими добрыми глазами глядя в
лицо Нехлюдова, —
считаю себя обязанным, — продолжал он, но должен был остановиться, потому что у самой двери два голоса кричали враз, о чем-то споря...
Чудно это, отцы и учители, что,
не быв столь похож на него
лицом, а лишь несколько, Алексей казался мне до того схожим с тем духовно, что много раз
считал я его как бы прямо за того юношу, брата моего, пришедшего ко мне на конце пути моего таинственно, для некоего воспоминания и проникновения, так что даже удивлялся себе самому и таковой странной мечте моей.
Смотри же, ты его за чудотворный
считаешь, а я вот сейчас на него при тебе плюну, и мне ничего за это
не будет!..» Как она увидела, Господи, думаю: убьет она меня теперь, а она только вскочила, всплеснула руками, потом вдруг закрыла руками
лицо, вся затряслась и пала на пол… так и опустилась… Алеша, Алеша!
Но прежде чем я приступлю к описанию самого состязания,
считаю не лишним сказать несколько слов о каждом из действующих
лиц моего рассказа. Жизнь некоторых из них была уже мне известна, когда я встретился с ними в Притынном кабачке; о других я собрал сведения впоследствии.
Вопрос за вопросом, возражение за возражением неслись со скамей к кафедре. Протоиерей исчерпал все тексты и, чувствуя, что они
не останавливают потока возражений, прибег к последнему аргументу. Он сделал суровое
лицо, подвинул к себе журнал, давая понять, что
считает беседу конченной, и сказал...
Прежде всего распалось соглашение винокуров, и Стабровский перестал получать отступное; потом в банке, видимо, на Стабровском поставили крест и
не считали нужным даже отвечать на его письма; наконец, отдельные
лица, обязанные ему всем, проявили самую черную неблагодарность.
Русская Церковь, со своей стороны, в настоящее время, если
не ошибаюсь, ставит перед собой подобную цель из-за происходящего на Западе возмутительного и внушающего тревогу упадка христианства; оказавшись перед
лицом застоя христианства в Римской Церкви и его распада в церкви протестантской, она принимает, по моему мнению, миссию посредника — связанную более тесно, чем это обычно
считают, с миссией страны, к которой она принадлежит.
Что же касается до того, что я от
лица всех протестовал давеча насчет присутствия ваших друзей, то
считаю нужным вам, милостивые государи, объяснить, что я протестовал, единственно чтобы заявить наше право, но что, в сущности, мы даже желаем, чтобы были свидетели, и давеча, еще
не входя сюда, мы все четверо в этом согласились.
Паншин
счел девяносто и начал учтиво и спокойно брать взятки, с строгим и достойным выражением на
лице. Так должны играть дипломаты; вероятно, так и он играл в Петербурге с каким-нибудь сильным сановником, которому желал внушить выгодное мнение о своей солидности и зрелости. «Сто один, сто два, черви, сто три», — мерно раздавался его голос, и Лаврецкий
не мог понять, чем он звучал: укоризной или самодовольствием.
— Торговаться-то с вами некому, потому что тут казна —
лицо совершенно абстрактное, которое все
считают себя вправе обирать, и никто
не беспокоится заступиться за него! — говорил прокурор, продолжая ходить по комнате.
— Да-с, но вы забываете, что у нас нынче смутное время стоит. Суды оправдывают
лиц, нагрубивших квартальным надзирателям, земства разговаривают об учительских семинариях, об артелях, о сыроварении. Да и представителей нравственного порядка до пропасти развелось: что ни шаг, то доброхотный ревнитель. И всякий
считает долгом предупредить, предостеречь, предуведомить, указать на предстоящую опасность… Как тут
не встревожиться?
Фамилия моя Филоверитов. Это достаточно объясняет вам, что я
не родился ни в бархате, ни в злате Нынешний начальник мой, искавший для своих домашних потребностей такую собаку, которая
сочла бы за удовольствие закусать до смерти других вредоносных собак, и видя, что цвет моего
лица отменно желт, а живот всегда подобран, обратил на меня внимание.
Ольга скоро сделалась своею в том тесном кружке, в котором вращалась Надежда Федоровна. Настоящей деятельности она покамест
не имела, но прислушивалась к советам опытных руководительниц и помогала, стараясь, чтобы влиятельные
лица, по крайней мере, привыкли видеть ее. Она уже
считала себя обреченною и
не видела перед собой иного будущего, кроме того, которое осуществляла собой Надежда Федоровна.
Лица и звук голосов их имели серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дела сильно трогали и огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них
не потерял очень близкого человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение официальное, которое они только
считали обязанностью выказывать.
Санин с первого дня знакомства пришелся по нутру фрау Леноре; свыкшись с мыслию, что он будет ее зятем, она уже
не находила в ней ничего особенно неприятного, хотя и
считала долгом сохранять на
лице своем несколько обиженное… скорей озабоченное выражение.
Но позвольте смиренно просить Вас, чтобы с того радостного вечера и до конца моих дней Вы
считали меня самым покорным слугой Вашим, готовым для Вас сделать все, что только возможно человеку, для которого единственная мечта — хоть случайно, хоть на мгновение снова увидеть Ваше никогда
не забываемое
лицо.
— Всё совершенно верно. Я
не вправе вам объявить пути мои и как открывал, но вот что покамест я могу для вас сделать: чрез одно
лицо я могу подействовать на Шатова, так что он, совершенно
не подозревая, задержит донос, — но
не более как на сутки. Дальше суток
не могу. Итак, вы можете
считать себя обеспеченными до послезавтраго утра.
Любя подражать в одежде новейшим модам, Петр Григорьич, приехав в Петербург, после долгого небывания в нем,
счел первою для себя обязанностью заказать наимоднейший костюм у лучшего портного, который и одел его буква в букву по рецепту «Сына отечества» [«Сын Отечества» — журнал, издававшийся с 1812 года Н.И.Гречем (1787—1867).], издававшегося тогда Булгариным и Гречем, и в костюме этом Крапчик —
не хочу того скрывать — вышел ужасен: его корявое и черномазое
лицо от белого верхнего сюртука стало казаться еще чернее и корявее; надетые на огромные и волосатые руки Крапчика палевого цвета перчатки
не покрывали всей кисти, а держимая им хлыстик-тросточка казалась просто чем-то глупым.
Марфин слушал капитана с нахмуренным
лицом. Он вообще офицеров последнего времени недолюбливал,
считая их шагистиками и больше ничего, а то, что говорил Аггей Никитич, на первых порах показалось Егору Егорычу пошлым, а потому вряд ли даже
не с целью прервать его разглагольствование он обратился к барышням...
Сусанна Николаевна взглянула затем на темные церковные окна, где ей тоже местами показались, хотя довольно бледные, но уже огненные и злые
лица, которых Сусанна Николаевна
сочла за дьяволов и которые были, вероятно,
не что иное, как отблеск в стеклах от светящихся лампадок.
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе
не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда
не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно смотреть, какою она кажется на вид; на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак
не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее
лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но
не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
— И вы справедливы! — отвечал ему на это Михаил Михайлыч. — Вы вдумайтесь хорошенько,
не есть ли державство то же священство и
не следует ли
считать это установление божественным? Державец
не человек,
не лицо, а это — возможный порядок, высший разум, изрекатель будущих судеб народа!
Черты
лица его были какие-то одеревенелые; ел он мало, все больше хлебушка; никогда-то он
не купил ни одного калача, ни шкалика вина; да вряд ли у него и были когда-нибудь деньги, вряд ли даже он умел и
считать.
Не считая себя вправе занимать места в правительственных учреждениях, мы точно так же
не считаем себя вправе и избирать на эти места других
лиц. Мы также
считаем себя
не вправе судиться с людьми, чтобы заставить их возвратить взятое у нас. Мы
считаем, что мы обязаны отдать и кафтан тому, кто взял нашу рубашку, но никак
не подвергать его насилию. Мф. V, 40.
Не спалось ему в эту ночь: звучали в памяти незнакомые слова, стучась в сердце, как озябшие птицы в стекло окна; чётко и ясно стояло перед ним доброе
лицо женщины, а за стеною вздыхал ветер, тяжёлыми шматками падал снег с крыши и деревьев, словно
считая минуты, шлёпались капли воды, — оттепель была в ту ночь.
— Да-с; но ведь я
считаю концом, когда за священником посылают, чтоб он соборовал маслом, да и то иной раз
не конец. А когда служитель церкви является с тем, чтоб венчать, то это начало совсем новой повести, в которой только те же
лица. Они
не замедлят явиться перед вами.
Сын Алексей нисколько
не походил на отца ни наружностью, ни характером, потому что уродился ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. Это был видный парень, с румяным
лицом и добрыми глазами. Сила Андроныч
не считал его и за человека и всегда называл девкой. Но Татьяна Власьевна думала иначе — ей всегда нравился этот тихий мальчик, как раз отвечавший ее идеалу мужа для ненаглядной Нюши.
Один из молодых генералов, едва ли
не самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или
не столько насупились, сколько углубились на миг каждый в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие в пикнике,
сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на
лицах.
— Здесь настоящий раут, — начала тонким голоском Капитолина Марковна; добродушная старая девица легко робела, но пуще всего старалась
не ударить в грязь
лицом, — все
считают приятным долгом побывать здесь.
И вот почему мы никак
не решаемся
считать ненужными и лишними те
лица пьес Островского, которые
не участвуют прямо в интриге.
Жили мы с ним тихо и мирно, и никаких недоразумений у нас
не было. Обыкновенно он
не замечал моего присутствия, и когда говорил со мною, то на
лице у него
не было иронического выражения, — очевидно,
не считал меня человеком.
Всклокоченный, грязный, с
лицом, опухшим от пьянства и бессонных ночей, с безумными глазами, огромный и ревущий хриплым голосом, он носился по городу из одного вертепа в другой,
не считая бросал деньги, плакал под пение заунывных песен, плясал и бил кого-нибудь, но нигде и ни в чем
не находил успокоения.
В эти тёмные обидные ночи рабочий народ ходил по улицам с песнями, с детской радостью в глазах, — люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению её, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мёртвые машины, растерявшуюся полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные
лица, покорные фигуры тех людей, которые,
не умея работать, научились много есть и потому
считали себя лучшими людьми в городе.
Назвав княгиню влиятельною и пышною, я
считаю необходимым показать, в чем проявлялась ее пышность и каково было ее влияние на общество людей дворянского круга, а также наметить, чем она приобрела это влияние в то время, в котором влиятельность неофициальному
лицу доставалась отнюдь
не легче, чем нынче, когда ее при всех льготных положениях никто более
не имеет.
Больше я
не считаю нужным в особенности говорить о monsieur Gigot, с которым нам еще
не раз придется встретиться в моей хронике, но и сказанного, я думаю, достаточно, чтобы судить, что это был за человек? Он очень шел к бабушкиной коллекции оригиналов и «людей с совестью и с сердцем», но как французский гувернер он был терпим только благодаря особенности взгляда княгини на качества
лица, потребного для этой должности.
Таков конец этого позднего эпизода, введенного мною здесь, может быть,
не совсем кстати, но я
считала его тут необходимым для того, чтобы закончить фигуру Ольги Федотовны, после которой перехожу к изображению другого важного
лица придворного штата княгини — Патрикея.
Скрыть это и носить в этом отношении маску князь видел, что на этот, по крайней мере, день в нем недостанет сил, — а потому он
счел за лучшее остаться дома, просидел на прежнем своем месте весь вечер и большую часть ночи, а когда на другой день случайно увидел в зеркале свое пожелтевшее и измученное
лицо, то почти
не узнал себя.
Перехватов
не знал, сердиться ли ему на своего нового пациента или внутренне смеяться над ним, и,
сочтя последнее за лучшее,
не выразил даже в
лице никакого неудовольствия.
Каждый из них старался показать, что новость, сообщенную графом Хвостиковым,
считает за совершеннейший вздор; но в то же время у Домны Осиповны сразу пропала нежность и томность во взоре; напротив, он сделался сух и черств; румяное и почти всегда улыбающееся
лицо доктора тоже затуманилось, и за обедом он
не так много поглотил сладкого, как обыкновенно поглощал.