Неточные совпадения
Городничий. Эк куда
хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства
не доедешь.
Где
хватит силы — выручит,
Не спросит благодарности,
И дашь, так
не возьмет!
Такой был крик, что за душу
Хватил — чуть
не упала я,
Так под ножом кричат!
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как
хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака
не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Конечно, невозможно отрицать, что попытки конституционного свойства существовали; но, как кажется, эти попытки ограничивались тем, что квартальные настолько усовершенствовали свои манеры, что
не всякого прохожего
хватали за воротник.
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то
не дворянское дело. И дворянское дело наше делается
не здесь, на выборах, а там, в своем углу. Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или
не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так
хватает земли нанять сколько может. Какая ни будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
Левин уже давно сделал замечание, что, когда с людьми бывает неловко от их излишней уступчивости, покорности, то очень скоро сделается невыносимо от их излишней требовательности и придирчивости. Он чувствовал, что это случится и с братом. И, действительно, кротости брата Николая
хватило не надолго. Он с другого же утра стал раздражителен и старательно придирался к брату, затрогивая его за самые больные места.
От нетерпения дело долго
не могло уладиться. Ребенок
хватал не то, что надо, и сердился.
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и
хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я
не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он
не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Он пробовал об этом
не думать, старался рассеяться, развлечься, присел в вист, но все пошло как кривое колесо: два раза сходил он в чужую масть и, позабыв, что по третьей
не бьют, размахнулся со всей руки и
хватил сдуру свою же.
Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила,
не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своего плеча:
хватила топором раз — вышел нос,
хватила в другой — вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и,
не обскобливши, пустила на свет, сказавши: «Живет!» Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей
не ворочал вовсе и в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь.
—
Хватили немножко греха на душу, матушка. По двенадцати
не продали.
И вот будущий родоначальник, как осторожный кот, покося только одним глазом вбок,
не глядит ли откуда хозяин,
хватает поспешно все, что к нему поближе: мыло ли стоит, свечи ли, сало, канарейка ли попалась под лапу — словом,
не пропускает ничего.
Подчас попадается в оркестре такая пройдоха-труба, которая когда
хватит, покажется, что крякнуло
не в оркестре, но в собственном ухе.
Посреди котильона он сел на пол и стал
хватать за полы танцующих, что было уже ни на что
не похоже, по выражению дам.
Упала в снег; медведь проворно
Ее
хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна,
Не шевельнется,
не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой;
Вдруг меж дерев шалаш убогой;
Кругом всё глушь; отвсюду он
Пустынным снегом занесен,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик, и шум;
Медведь промолвил: «Здесь мой кум:
Погрейся у него немножко!»
И в сени прямо он идет,
И на порог ее кладет.
— Панночка видала тебя с городского валу вместе с запорожцами. Она сказала мне: «Ступай скажи рыцарю: если он помнит меня, чтобы пришел ко мне; а
не помнит — чтобы дал тебе кусок хлеба для старухи, моей матери, потому что я
не хочу видеть, как при мне умрет мать. Пусть лучше я прежде, а она после меня. Проси и
хватай его за колени и ноги. У него также есть старая мать, — чтоб ради ее дал хлеба!»
Как
хватило их с корабля — половина челнов закружилась и перевернулась, потопивши
не одного в воду, но привязанные к бокам камыши спасли челны от потопления.
Не поворотился козак назад, и тут же один из слуг убитого
хватил его ножом в шею.
Но на этот раз бурсак наш
не так счастливо перебрался через забор: проснувшийся сторож
хватил его порядочно по ногам, и собравшаяся дворня долго колотила его уже на улице, покамест быстрые ноги
не спасли его.
Там лежит такое вино, за которое
не один пьяница дал бы согласие вырезать себе язык, если бы ему позволили
хватить небольшой стаканчик.
— А, понимаю, понимаю! — вдруг догадался Лебезятников. — Да, вы имеете право… Оно, конечно, по моему личному убеждению, вы далеко
хватаете в ваших опасениях, но… вы все-таки имеете право. Извольте, я остаюсь. Я стану здесь у окна и
не буду вам мешать… По-моему, вы имеете право…
— Стой! — закричал Разумихин,
хватая вдруг его за плечо, — стой! Ты наврал! Я надумался: ты наврал! Ну какой это подвох? Ты говоришь, что вопрос о работниках был подвох? Раскуси: ну если б это ты сделал, мог ли б ты проговориться, что видел, как мазали квартиру… и работников? Напротив: ничего
не видал, если бы даже и видел! Кто ж сознается против себя?
— Долой с квартир! Сейчас! Марш! — и с этими словами начала
хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на пол. Почти и без того убитая, чуть
не в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую упала было в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
Пастух под тенью спал, надеяся на псов,
Приметя то, змея из-под кустов
Ползёт к нему, вон высунувши жало;
И Пастуха на свете бы
не стало:
Но сжаляся над ним, Комар, что было сил,
Сонливца укусил.
Проснувшися, Пастух змею убил;
Но прежде Комара спросонья так
хватил,
Что бедного его как
не бывало.
Вожеватов.
Не то время. Прежде женихов-то много было, так и на бесприданниц
хватало; а теперь женихов-то в самый обрез; сколько приданых, столько и женихов, лишних нет — бесприданницам-то и недостает. Разве бы Харита Игнатьевна отдала за Карандышева, кабы лучше были?
— Ну, и пускай Малый театр едет в провинцию, а настоящий, культурно-политический театр пускай очистится от всякого босячества, нигилизма — и дайте ему место в Малом, так-то-с! У него
хватит людей на две сцены —
не беспокойтесь!
— Это они
хватили через край, — сказала она, взмахнув ресницами и бровями. — Это — сгоряча. «Своей пустой ложкой в чужую чашку каши». Это надо было сделать тогда, когда царь заявил, что помещичьих земель
не тронет. Тогда, может быть, крестьянство взмахнуло бы руками…
Клим ничего
не понял. Он и девицы прикованно смотрели, как горбатенькая торопливо и ловко стаскивала со ступенек детей,
хватая их цепкими лапками хищной птицы, почти бросала полуголые тела на землю, усеянную мелкой щепой.
Не по сту лет живем, всем
хватит.
Веселая ‹девица›, приготовив утром кофе, — исчезла. Он целый день питался сардинами и сыром, съел все, что нашел в кухне, был голоден и обозлен. Непривычная темнота в комнате усиливала впечатление оброшенности, темнота вздрагивала, точно пытаясь погасить огонь свечи, а ее и без того
хватит не больше, как на четверть часа. «Черт вас возьми…»
— Н-да, промахнулись. Ну — ничего, народа у нас
хватит. — Подумал, мигнул: — Ну, все ж особо торопиться
не следует. Война ведь тоже имеет свои качества. Уж это всегда так: в одну сторону — вред, в другую — польза.
— Вот, например, англичане: студенты у них
не бунтуют, и вообще они — живут без фантазии,
не бредят, потому что у них — спорт. Мы на Западе плохое —
хватаем, а хорошего —
не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
— Ой, больно! Ну, и больно же, ой, господи! Да —
не троньте же… Как я буду жить без руки-то? — с ужасом спрашивал он,
хватая здоровой рукой плечо студента; гладя, пощупывая плечо и косясь мокрыми глазами на свою руку, он бормотал...
— Левым почти совсем
не вижу. Приговорен к совершенной слепоте; года на два
хватит зрения, а затем — погружаюсь во тьму.
Все более неприятно было видеть ее руки, — поблескивая розоватым перламутром острых, заботливо начищенных ногтей, они неустанно и беспокойно
хватали чайную ложку, щипцы для сахара, чашку, хрустели оранжевым шелком халата, ненужно оправляя его, щупали мочки красных ушей, растрепанные волосы на голове. И это настолько владело вниманием Самгина, что он
не смотрел в лицо женщины.
— Ф-фа! — произнес Лютов, пошатнувшись и крепко прищурив глаза, но в то же время
хватая со стола бутылку. — Это… случай! Ей-богу — дешево отделались! Шапку я потерял, — украли, конечно! По затылку получил, ну —
не очень.
За ними кинулись,
хватая их за пятки, две собаки, которые, как известно,
не могут равнодушно видеть бегущего человека.
Зато после, дома, у окна, на балконе, она говорит ему одному, долго говорит, долго выбирает из души впечатления, пока
не выскажется вся, и говорит горячо, с увлечением, останавливается иногда, прибирает слово и на лету
хватает подсказанное им выражение, и во взгляде у ней успеет мелькнуть луч благодарности за помощь. Или сядет, бледная от усталости, в большое кресло, только жадные, неустающие глаза говорят ему, что она хочет слушать его.
— Видишь, видишь? — вздрогнув, шептала она, крепко
хватая его обеими руками за плечо. — Ты
не видишь, мелькает в темноте кто-то?..
Хватай, лови его на лету и потом, после двух, трех глотков, беги прочь, чтоб
не опротивело, и ищи другого!
«Да, если это так, — думала Вера, — тогда
не стоит работать над собой, чтобы к концу жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем? Для обихода на несколько десятков лет? Для этого надо запастись, как муравью зернами на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой — синоним ловкость, такими зернами, чтоб
хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтоб было тепло, удобно… Какие же идеалы для муравьев? Нужны муравьиные добродетели… Но так ли это? Где доказательства?»
Ноги
не умещались под стулом, а
хватали на середину комнаты, путались между собой и мешали ходить. Им велено быть скромными, говорить тихо, а из утробы четырнадцатилетнего птенца, вместо шепота, раздавался громовой бас; велел отец сидеть чинно, держать ручки на брюшке, а на этих, еще тоненьких, «ручках» уж отросли громадные, угловатые кулаки.
— Жениться вздумал, чуть
не убил меня до смерти вчера! Валяется по ковру,
хватает за ноги… Я браниться, а он поцелуями зажимает рот, и смеется, и плачет…
Другая мука,
не вчерашняя, какой-то новый бес бросился в него, — и он так же торопливо, нервно и судорожно, как Вера накануне, собираясь идти к обрыву,
хватал одно за другим платья, разбросанные по стульям.
— Если б
не она, ты бы
не увидал на мне ни одной пуговицы, — продолжал Леонтий, — я ем, сплю покойно, хозяйство хоть и маленькое, а идет хорошо; какие мои средства, а на все
хватает!
— Друг мой, что я тут мог? Все это — дело чувства и чужой совести, хотя бы и со стороны этой бедненькой девочки. Повторю тебе: я достаточно в оно время вскакивал в совесть других — самый неудобный маневр! В несчастье помочь
не откажусь, насколько сил
хватит и если сам разберу. А ты, мой милый, ты таки все время ничего и
не подозревал?
Я стою, молчу, гляжу на нее, а она из темноты точно тоже глядит на меня,
не шелохнется… «Только зачем же, думаю, она на стул встала?» — «Оля, — шепчу я, робею сама, — Оля, слышишь ты?» Только вдруг как будто во мне все озарилось, шагнула я, кинула обе руки вперед, прямо на нее, обхватила, а она у меня в руках качается,
хватаю, а она качается, понимаю я все и
не хочу понимать…
Гребцы, по обыкновению,
хватали все, что им ни бросали, но
не ели, а подавали ему: он смотрел с любопытством и прятал.
Что же мы делаем? Мы
хватаем такого одного случайно попавшегося нам мальчика, зная очень хорошо, что тысячи таких остаются
не пойманными, и сажаем его в тюрьму, в условия совершенной праздности или самого нездорового и бессмысленного труда, в сообщество таких же, как и он, ослабевших и запутавшихся в жизни людей, а потом ссылаем его на казенный счет в сообщество самых развращенных людей из Московской губернии в Иркутскую.