Ликовала Мать-Сыра Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви
ни конца ни края нет… Но по малом времени красно солнышко стало низиться, светлые дни укоротились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли звери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка всей твари дышащей и не дышащей…
Ни конца ни краю играм и песням… А в ракитовых кустиках в укромных перелесках тихий шепот, страстный, млеющий лепет, отрывистый смех, робкое моленье, замирающие голоса и звучные поцелуи… Последняя ночь хмелевая!.. В последний раз светлый Ярило простирает свою серебристую ризу, в последний раз осеняет он игривую молодежь золотыми колосьями и алыми цветами мака: «Кошуйтеся [Живите в любви и согласии.], детки, в ладу да в миру, а кто полюбит кого, люби дóвеку, не откидывайся!..» Таково прощальное слово Ярилы…
Неточные совпадения
— Льет да поливает! — ропщет она, — который уж день эта канитель идет, а все конца-краю тучам не видать. Намолотили с три пропасти, а вороха невеяные стоят. [В то время
ни молотилок,
ни веялок не было; веяли с лопаты на открытом гумне, при благоприятном ветре.] Кабы Федот — он что-нибудь да придумал бы.
— А я что же говорю! Я то же и говорю: кабы теперича капитал в руки — сейчас бы я это самое Филипцево… то есть,
ни в жизнь бы никому не уступил! Да тут, коли человек с дарованием… тут конца-краю деньгам не будет!
Все гладь и гладь… Не видно
края…
Ни кустика,
ни деревца…
Кружит орел, крылом сверкая…
И степь, и небо без
конца…
Попасть на чердак не стоило
ни малейшего труда, стоило только лечь грудью на
край навеса, спустить ноги в отверстие кровли — и делу
конец: несравненно труднее было найти в темноте ход в сени.
И не потому не потечет, что
ни млека,
ни меда у нас нет, — это вопрос особливый, — а потому, что нет и не будет конца-краю самой управе.
Темным кряжем далеко́ они протянулись, и с Часовой горы не видать
ни конца им,
ни краю.
Вечером долго сидели за чайным столом. Шли разговоры веселые, велась беседа шутливая, задушевная. Зашла речь про скиты, и Патап Максимыч на свой конек попал —
ни конца,
ни краю не было его затейным рассказам про матерей, про белиц, про «леших пустынников», про бродячих и сидячих старцев и про их похожденья с бабами да с девками. До упаду хохотал Сергей Андреич, слушая россказни крестного; молчала Аграфена Петровна, а Марфа Михайловна сказала детям...
А то пилит-пилит, ругается над тобой, ругается — не видно
ни конца,
ни краю…
Дошло дело и до квасу на семи солодах и до того, как надо печь папушники, чтоб были они повсхожее да попышнее, затем перевели речь на поварское дело — тут уж
ни конца,
ни краю не виделось разговорам хозяюшек.
Конец спустившегося одеяла задел за лежавший на полу колокольчик, и тот, медленно дребезжа о
края язычком, покатился по полу. Вот он описал полукруг и все стихло, и снова нигде
ни дыхания,
ни звука, и только слышно Висленеву, как крепко ударяет сердце в его груди; он слегка разомкнул ресницы и видит — темно.
Когда старуха вышла, ворча и охая, из горницы, Максим Яковлев некоторое время просидел на лавке в глубокой задумчивости. Он не был суеверен. Как это
ни странно, но на
конце России, где жили Строгановы, скорее в то время усваивались более трезвые, просвещенные взгляды на вещи, нежели в ее центре. Носителями этих взглядов, этой своего рода цивилизации были вольные люди, стекавшиеся из жажды труда и добычи на новые земли, которые представляли из себя сопермский
край.
Нечего греха таить: как я
ни миролюбив, а все-таки приятно и самому поздравлять и принимать поздравления. Если уж воевать, так лучше бить, нежели самому быть биту. Но как разгорается война, как быстры ее огнедышащие шаги! Мне это напоминает один пожар, который я видел в детстве, живя в большом селе: только что загорелся один дом, а через час все уже соломенные крыши полыхают, конца-краю нет огненному морю.
В какую сторону
ни сунутся, конца-краю лесу не видно.
Нет, до каких же пределов будут продолжаться мои страдания? Нет им
конца и
краю, живого места во мне не осталось, куда
ни вонзился бы шип. Мысленно представляю себе свое сердце, когда начинает оно болеть, и вижу не живое человеческое сердце, обитель возвышенных чувств и желаний, а что-то вроде собачьей кровяной колбасы. Что я совершил, чтобы так мучаться, днем и ночью терпеть такое бесчеловечное наказание?