Неточные совпадения
— Они до сих пор рассказывают с гордым самодовольствием, как
новый согражданин, выпивший их вина, проспал
грозу и доехал, не зная как, от Мора до Фрибурга под проливным дождем.
Ожидание нарастающей
грозы вносит
новый душевный мотив, разряжает обычное классное томление.
Мы все, молодежь, сочувствовали Антосю и вместе с ним придумывали
новые тайники, но и это было только непосредственное чувство: мы готовы были укрыть Антося от капитанского гнева, как укрыли бы от
грозы, не рассуждая о том, права эта
гроза или нет…
Слепой все сидел на том же месте. Он боролся с нахлынувшими на него впечатлениями
нового счастья, а может быть, ощущал также приближение
грозы, которая вставала уже бесформенною и тяжелою тучей откуда-то из глубины мозга.
Одним словом,
новый управляющий налетел на промыслы весенней
грозой и ломал сплеча все, что попадало под руку.
Впрочем, больше всех
гроза разразилась над Экзархатовым, который крепился было месяца четыре, но, получив январское жалованье, не вытерпел и выпил; домой пришел, однако, тихий и спокойный; но жена, по обыкновению, все-таки начала его бранить и стращать, что пойдет к
новому смотрителю жаловаться.
В хлопотах да в радости из ума вон…» — «Ты с радости не догадалась! да разве я тебя не знаю? да как ты осмелилась сделать это супротив брата, супротив меня? как осмелилась осрамить отца на старости?» Может быть, дело бы тем и кончилось, то есть криком, бранью и угрозами, или каким-нибудь тычком, но Александра Степановна не могла перенесть, что ей достается за Софью Николавну, понадеялась, что
гроза пройдет благополучно, забыла, что всякое возраженье —
новая беда, не вытерпела и промолвила: «Понапрасну терплю за нее».
Михаил Максимович посоветовал Арине Васильевне, чтоб она погодила писать к своему супругу до получения ответа на известительное и рекомендательное письмо молодых и уверил, что он вместе с Прасковьей Ивановной будет немедленно писать к нему, но писать он и не думал и хотел только отдалить
грозу, чтоб успеть, так сказать, утвердиться в своем
новом положении.
Часов около восьми вечера
гроза утихла на несколько минут, но только для того, чтобы потом начаться с
новым ожесточением.
Хотя иногда набежит туча с
грозой и сильным вихрем, с частым и крупным дождем, который забьет ваши наплавки под траву, в шумные брызги и пузыри изрубит гладкую поверхность воды, взмутит ее, если она неглубока, отнесет длинные плетеницы трав туда, где их не бывало, так изменит положение места уженья, что вы сами его не узнаете… но туча пронеслась, влажная, парная теплота разливается в воздухе, мгновенно наступает глубокая тишина, все приходит в порядок: круглые, зеленые лопухи медленно отплывают на свое прежнее место, длинные листья прибрежной травы снова расстилаются широко над водою, и рыба, испуганная на время внезапным возмущением стихий, с
новою жадностью бросается на ваши, между тем оправленные, крючки.
Вот, вот она! вот русская граница!
Святая Русь, Отечество! Я твой!
Чужбины прах с презреньем отряхаю
С моих одежд — пью жадно воздух
новый:
Он мне родной!.. теперь твоя душа,
О мой отец, утешится, и в гробе
Опальные возрадуются кости!
Блеснул опять наследственный наш меч,
Сей славный меч,
гроза Казани темной,
Сей добрый меч, слуга царей московских!
В своем пиру теперь он загуляет
За своего надёжу-государя!..
Некоторую надежду на благоприятный ответ подает нам, во-первых, то обстоятельство, что критики, противоположные нашему воззрению, не были особенно одобряемы публикой, и во-вторых, то, что сам автор оказывается согласным с нами, так как в «
Грозе» мы находим
новое подтверждение многих из наших мыслей о таланте Островского и о значении его произведений.
«
Гроза» вскоре послужила
новым доказательством справедливости нашего заключения.
Более получаса продолжалась
гроза; наконец, все стало утихать; но впереди сверкала молния и сбирались
новые тучи.
Из края в край преследуем
грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы
новой,
Устав, приник ласкающей главой…
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
Оба эти
новые лица были отчего-то в больших попыхах и неслись как буревестники перед
грозой.
Только что утихла над ними
гроза мариенбургского школьного мастера и стихотворца Дихтерлихта, уже собирались
новые тучи с другой стороны.
Ужас горожан, увеличивавшийся с каждым
новым распоряжением, предвещавшим незаслуженную, а потому и неведомую
грозу, достиг полного развития со вступлением в слободы еще тысячи опричников, когда царь остановился на Городище.
Недаром говорят, что одно горе ведет за собой целую вереницу их. Появится на небе тучка, и набегают на нее
новые, облегают все небесное пространство мрачным покровом, и разражается ужасная
гроза.
Трудны
новые задачи, выдвинутые временем, велик, нов и загадочен герой „народ“, рождающийся в
грозе и буре, но верю я, справится со всем этим молодая литература наша.
Нам не дышится легче после революционной
грозы, воздух не стал чистым и прозрачным, осталась муть, по-прежнему господствуют двусмысленные и двоящиеся образы, хотя и в
новых облачениях, ложь по-прежнему царит в нашей общественной жизни, предательство и провокация не перевелись, хотя Сухомлинов и Штюрмер сидят в крепости.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще
новые и
новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и
грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще
новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.