Неточные совпадения
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно
бык, большой человек в теплом пиджаке, подпоясанном широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до
ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки Марины, сунул в ее ладони лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
— Ну, что уж… Вот, Варюша-то… Я ее как дочь люблю, монахини на бога не работают, как я на нее, а она меня за худые простыни воровкой сочла. Кричит,
ногами топала, там — у черной сотни, у
быка этого. Каково мне? Простыни-то для раненых. Прислуга бастовала, а я — работала, милый! Думаешь — не стыдно было мне? Опять же и ты, — ты вот здесь, тут — смерти ходят, а она ушла, да-а!
Спирька в свою очередь, как
бык, забочился налево и начал убирать свою левую
ногу.
Все коровы кверху
ногами идут, и даже видно, как наш общественный
бык Афанасий, ярославской породы,
ногами перебирает, а головой-то вниз идет.
Марьяна, пообедав, подложила
быкам травы, свернула свой бешмет под головы и легла под арбой на примятую сочную траву. На ней была одна красная сорочка, то есть шелковый платок на голове, и голубая полинялая ситцевая рубаха; но ей было невыносимо жарко. Лицо ее горело,
ноги не находили места, глаза были подернуты влагой сна и усталости; губы невольно открывались, и грудь дышала тяжело и высоко.
— Эй, ты, цоп! цоп! ге! — крикнул Захар, толкая
ногою ближайшего
быка, который лениво поднялся на передние
ноги, потом на задние и неохотно отошел в сторону.
Люди толкались, забегая один вперёд другого, размахивали руками, кидали в воздух шапки, впереди всех, наклонив голову, точно
бык, шёл Мельников с тяжёлою палкой в руках и национальным флагом на ней. Он смотрел в землю,
ноги поднимал высоко и, должно быть, с большой силою топал о землю, — при каждом ударе тело его вздрагивало и голова качалась. Его рёв густо выделялся из нестройного хаоса жидких, смятённых криков обилием охающих звуков.
По городу пошёл крестный ход. Бородатое купечество, важно и благочестиво утаптывая тяжёлыми
ногами обильно выпавший снег, тесным стадом
быков шагало за кряжистым, золотым духовенством; несло иконы, хоругви; соединённый хор всех церквей города громогласно и внушительно пел...
Бурый
бык ревел, радуясь свободе, и рыл передними
ногами землю.
Он швырнул, кота к моим
ногам и, сжав кулаки,
быком пошел на меня, его правый глаз разгорался, а левый, покраснев, полно налился слезою.
Он встал во весь рост, еле удерживаясь на
ногах. Все чаще сверкала молния; это был уже почти беспрерывный, дрожащий, режущий глаза свет раскаленных, меняющих извивы трещин, неуловимых и резких. Впереди, прямо на шлюпку смотрел камень. Он несколько склонялся над водой, подобно
быку, опустившему голову для яростного удара; Аян ждал.
Поминутно слышишь, что там-то утонул ребенок в ушате, что тут-то забодал его
бык или проехала через него отцовская телега, что сын десятского отморозил себе
ногу, трехлетняя внучка старостихи разрезала серпом щеку двухлетней сестре своей и тому подобное.
Четыхер оглянулся, замычал, точно больной
бык, и пошел по двору, кривыми
ногами загребая бурьян, гнилые куски дерева, обломки кирпичей — точно пахал засоренную, оброшенную землю.
Он показался ей чудаком, трусом, который только и заботится о себе, боится простудить
ноги и уши в жаркую погоду, беспокоится о своем здоровье, когда сам здоров, как
бык, который любит только себя, а других и любить не может, который не мог забыть о своих калошах и хлопчатой бумаге, в первый раз ведя за руку девушку, повидимому им страстно любимую (Наташа догадалась уже, что Шатов влюблен в нее).
Старик заплакал, а старуха ударила его
ногою, точно
быка, и сказала слабым, но сердитым голосом...
Макару стало еще более жаль старика, и он порадовался от души, что ему не удалось уйти на «гору». Его старуха была громадная, рослая старуха, и ему нести ее было бы еще труднее. А если бы вдобавок она стала пинать его
ногою, как
быка, то, наверное, скоро заездила бы до второй смерти.
Когда старик просыпается, в щели вагона и в открытое оконце глядит синее небо раннего утра. Холодно невыносимо, в особенности спине и
ногам. Поезд стоит. Яша, заспанный и угрюмый, возится около
быков.
— Да, брат… — продолжает Малахин, слыша, как Яша ложится рядом и своей громадной спиной прижимается к его спине. — Холодно. Из всех щелей так и дует. Поспи тут твоя мать или сестра одну ночь, так к утру бы
ноги протянули. Так-то, брат, не хотел учиться и в гимназию ходить, как братья, ну вот и вози с отцом
быков. Сам виноват, на себя и ропщи… Братья-то теперь на постелях спят, одеялами укрылись, а ты, нерадивый и ленивый, на одной линии с
быками… Да…
Старик просыпается не в духе. Нахмуренный и суровый, он сердито крякает и глядит исподлобья на Яшу, который подпер своим могучим плечом под грудь
быка и, слегка приподняв его, старается распутать ему
ногу.
Яша молча встает и, взяв одного упавшего
быка за рога, помогает ему подняться на
ноги… Вслед за толчком опять наступает тишина. Из-под вагона слышатся звуки скрипящего снега, и кажется, что поезд тронулся слегка назад.
Так, вероятно, в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили с человеком, и молния протягивала ему руку — так в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий
бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у
ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его в пустыню.
Быки видят, как бьют
быков, слышат, как ревут
быки на бойне, и всё не понимают, что такое делается. Но стоит корове или
быку найти на место, где бычачья кровь, да понюхать, и он поймет, начнет реветь, бить
ногами, и его не отгонишь от того места.
— Вот они! — молвил ловец, опрастывая рашню у
ног Самоквасова, и потом, взявши за ус самого крупного рака, приподнял его кверху и молвил: — Вот так мастеровой, скоро его не признаешь: по ножницам швец, по щетине чеботарь. Два рога да не
бык, шесть
ног да без копыт!
Публика невзвиделась, как
бык (кажется, по числу четвертый или пятый) вздернул заслуженного тореро, или spada (как он также называется), и тот хлопнулся оземь; его унесли и должны были отнять у него
ногу, а через несколько недель (перед нашим отъездом из Мадрида) ему давали серенаду по случаю его выздоровления.
Бык, нагнувшись, с пеной у рта, кидается на своего противника. Кажется, еще одна секунда — и тореадор у него на рогах, но в этот самый момент артист ловко отскакивает в сторону и одновременно вонзает свою шпагу по самую рукоять между плечами несчастного животного, которое с ревом падает к его
ногам.
Не чувствуя под собою от радости
ног, вошел
Быков в канцелярию, передал секретарю приказание начальника об изготовлении ордера и уселся на свое место, размышляя о том, нельзя ли будет попросить пособия на свадьбу.