Неточные совпадения
Бабушка была уже в зале: сгорбившись и опершись на спинку стула, она стояла у стенки и набожно молилась; подле нее стоял папа. Он
обернулся к нам и улыбнулся, заметив, как мы, заторопившись, прятали за спины приготовленные подарки и, стараясь быть незамеченными, остановились у самой
двери. Весь эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, был потерян.
Обернувшись к выходу, Грэй увидел над
дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки.
Толпа из бесформенной кучи перестроилась в клин, острый конец его уперся в стену хлебного магазина, и как раз на самом острие завертелся, точно ввертываясь в
дверь, красненький мужичок. Печник
обернулся лицом
к растянувшейся толпе, бросил на головы ее длинную веревку и закричал, грозя кулаком...
Самгин пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где работал Кумов, — комната была рядом с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил
дверь. Кумов стоял спиной
к двери, опустив руки вдоль тела, склонив голову
к плечу и напоминая фигуру повешенного. На скрип
двери он
обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое лицо его.
Лаврушка побежал
к двери, но
обернулся и с восторгом сообщил...
— Обломовщина, обломовщина! — сказал Штольц, смеясь, потом взял свечку, пожелал Обломову покойной ночи и пошел спать. — Теперь или никогда — помни! — прибавил он,
обернувшись к Обломову и затворяя за собой
дверь.
Он медленно взглянул исподлобья, сначала на барыню, потом на Райского, и, медленно
обернувшись, задумчиво прошел двор, отворил
дверь и боком перешагнул порог своей комнаты. А Егорка, пока Савелий шел по двору, скаля зубы, показывал на него сзади пальцем дворне и толкал Марину
к окну, чтобы она взглянула на своего супруга.
Пока я подымался, они оба,
обернувшись спиной
к дверям, тщательно меня рассматривали.
Марья Степановна сидела в кресле и сквозь круглые очки в старинной оправе читала «Кириллову книгу». В трудные минуты жизни она прибегала
к излюбленным раскольничьим книгам, в которых находила всегда и утешение и подкрепление. Шаги Привалова заставили ее
обернуться. Когда Привалов появился в
дверях, она поднялась
к нему навстречу, величавая и спокойная, как всегда. Они молча обменялись взглядами.
— С прохожим мещанином сбежала, — произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла
к люльке. — На, дай ему, — проговорил Бирюк, сунув ей в руку запачканный рожок. — Вот и его бросила, — продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел
к двери, остановился и
обернулся.
Пошел
к двери, но у порога
обернулся, указывая на меня кривым пальцем...
В белом платье, с нерасплетенными косами по плечам, она тихонько подошла
к столу, нагнулась над ним, поставила свечку и чего-то поискала; потом,
обернувшись лицом
к саду, она приблизилась
к раскрытой
двери и, вся белая, легкая, стройная, остановилась на пороге.
Взявшись за ручку
двери, Полинька остановилась, постояла молча и,
обернувшись к Розанову лицом, тихо сказала...
— Нет, а я… — воскликнула Нюра, но, внезапно
обернувшись назад,
к двери, так и осталась с открытым ртом. Поглядев по направлению ее взгляда, Женька всплеснула руками. В
дверях стояла Любка, исхудавшая, с черными кругами под глазами и, точно сомнамбула, отыскивала рукою дверную ручку, как точку опоры.
В такого рода размышлениях Павел, сам того не замечая, дошел с Дмитровки на Тверскую и, порядком устав, запыхавшись, подошел
к своему номеру, но когда отворил
дверь, то поражен был: у него перед письменным столом сидела, глубоко задумавшись, m-me Фатеева в дорожном платье. При его приходе она вздрогнула и
обернулась.
Помню, я стоял спиной
к дверям и брал со стола шляпу, и вдруг в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я
обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит
дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Он уж подошел
к дверям и
обернулся к ней. Она сделала три шага
к нему. Сердце у него встрепенулось.
Она
обернулась к чему — и с таким отчаянием в голосе, во взгляде, в движении сжатой руки, судорожно поднесенной
к бледной щеке, произнесла: «Да идите же, идите!» — что он тотчас ринулся за нею в раскрытую
дверь.
В эту минуту Отте наклонил свою пышную волосатую с проседью голову
к уху Михина и стал что-то шептать. Михин
обернулся на
дверь. Она была полуоткрыта, и десятки стриженых голов, сияющих глаз и разинутых ртов занимали весь прозор сверху донизу.
— Кто обыскивал? — встрепенулся и опомнился совершенно Лембке и вдруг весь покраснел. Он быстро
обернулся к полицеймейстеру. В сию минуту в
дверях показалась согбенная, длинная, неуклюжая фигура Блюма.
Елена открыла немножко
дверь, прислушалась,
обернулась к Инсарову, кивнула головой и выскользнула из комнаты.
Привязав лошадь
к плетню, я вошел в хату. Сначала мне показалось, что Олеси нет дома, и у меня даже в груди и во рту похолодело от страха, но спустя минуту я ее увидел, лежащую на постели, лицом
к стене, с головой, спрятанной в подушки. Она даже не
обернулась на шум отворяемой
двери.
— Как? вы? вы ревнуете? — промолвила она наконец и,
обернувшись спиной
к мужу, вышла вон из комнаты."Он ревнует!" — послышалось за
дверями, и снова раздался ее хохот.
Четверть седьмого! Как долго еще приходилось ждать! Он снова зашагал взад и вперед. Солнце склонялось
к закату, небо зарделось над деревьями, и алый полусвет ложился сквозь узкие окна в его потемневшую комнату. Вдруг Литвинову почудилось, как будто
дверь растворилась за ним тихо и быстро, и так же быстро затворилась снова… Он
обернулся; у
двери, закутанная в черную мантилью, стояла женщина…
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в кухню, тоже звонко смеясь. Но в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко
к нему, но не хотел
обернуться посмотреть на неё, хотя знал, что
дверь в его комнату отворена. Он прислушивался
к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
Илья запер
дверь,
обернулся, чтобы ответить, — и встретил перед собой грудь женщины. Она не отступала перед ним, а как будто всё плотнее прижималась
к нему. Он тоже не мог отступить: за спиной его была
дверь. А она стала смеяться… тихонько так, вздрагивающим смехом. Лунёв поднял руки, осторожно положил их ладонями на её плечи, и руки у него дрожали от робости пред этой женщиной и желания обнять её. Тогда она сама вытянулась кверху, цепко охватила его шею тонкими, горячими руками и сказала звенящим голосом...
Один стал в
дверях спиною
к костру и, заложив руки назад, стал рассказывать что-то, должно быть очень интересное, потому что, когда Самойленко подложил хворосту и костер вспыхнул, брызнул искрами и ярко осветил сушильню, было видно, как из
дверей глядели две физиономии, спокойные, выражавшие глубокое внимание, и как те, которые сидели в кружок,
обернулись и стали прислушиваться
к рассказу.
Эта комната или маленькая зала, с белым матовым светом одной люстры, — настоящего жемчужного убора из прозрачных шаров, свесившихся опрокинутым конусом, — совершенно остановила мое внимание; я засмотрелся в ее прекрасный уют, и,
обернувшись наконец взглянуть, нет ли еще чего сзади меня, увидел, что Дюрок встал, протянув руку
к дверям, где на черте входа остановилась девушка в белом и гибком, как она сама, платье, с разгоревшимся, нервно спокойным лицом, храбро устремив взгляд прямо вперед.
Настя не слыхала, как кузнечиха встала с постели и отперла мужу сеничные
двери, в которые тот вошел и сам отпер ворота своего дворика. Она проснулась, когда в избе уж горел огонь и приехавшие отряхивались и скребли с бород намерзшие ледяные сосульки. Увидя между посетителями брата, Настя словно обмерла и,
обернувшись к стене, лежала, не обнаруживая никакого движения.
— Что же было говорить? Я молчала. Я сказала только, что не люблю его. И когда он спросил — не потому ли, что люблю вас, я сказала ему правду… Тогда с ним случилось что-то такое страшное, что я не могу понять. Он кинулся на меня, обнял меня, прошептал мне: «прощай, прощай!» — и пошел
к двери. Никогда я не видела такого ужасного лица. Я упала на стул почти без сил. У
двери он
обернулся и странно так засмеялся и говорит: «Впрочем, я еще увижусь с тобой и с ним». И лицо его было так ужасно…
В третьем этаже, в их коридоре, меня что-то как толкнуло. Я
обернулся и в двадцати шагах или более увидел выходящую из
двери Полину. Она точно выжидала и высматривала меня и тотчас же
к себе поманила.
Он резко повернулся спиной
к Арбузову и пошел, часто перебирая приседающими ногами,
к дверям, но перед ними вдруг остановился,
обернулся и внезапно, затрясшись от злости, с прыгающими дряблыми щеками, с побагровевшим лицом, раздувшейся шеей и выкатившимися глазами, закричал, задыхаясь...
У меня уж было и сердце все проходить стало, как она все это стояла-то да молчала, а уж как она по моему по последнему слову
к двери даже
обернулась, я опять и вскипела.
Спустя час после всей этой тревоги
дверь каморки растворилась, и показался Герасим. На нем был праздничный кафтан; он вел Муму на веревочке. Ерошка посторонился и дал ему пройти. Герасим направился
к воротам. Мальчишки и все бывшие на дворе проводили его глазами молча. Он даже не
обернулся, шапку надел только на улице. Гаврило послал вслед за ним того же Ерошку, в качестве наблюдателя. Ерошка увидал издали, что он вошел в трактир вместе с собакой, и стал дожидаться его выхода.
— Разве она вдова? — спросил,
обернувшись, Борис Андреич, который уже подходил
к дверям кабинета.
Наконец однажды, ночью, после представления, на котором первый в свете дрессировщик был освистан за то, что чересчур сильно ударил хлыстом собаку, Менотти прямо сказал Норе, чтобы она немедленно убиралась от него ко всем чертям. Она послушалась, но у самой
двери номера остановилась и
обернулась назад с умоляющим взглядом. Тогда Менотти быстро подбежал
к двери, бешеным толчком ноги распахнул ее и закричал...
— Ступай, Максимовна, спи себе, ты не нужна мне, —
обернулся он
к кухарке, которая, зевая и почесываясь, стояла у
дверей.
Горданов, не доверяя, подошел поближе
к дверям, чтобы рассмотреть печати, и, удостоверясь, что другая печать есть оттиск аквамаринового брелока, который носит Ворошилов, хотел еще что-то спросить у лакея, но,
обернувшись, увидал за собою не лакея, а Ропшина, который, очевидно, следил за ним и без церемонии строго спросил его: что ему здесь угодно?
Чрез минуту внизу засвистел блок и щелкнула
дверь, а когда Горданов снова подошел
к окну, то мальчик в серой шляпе и черной шинели перешел уже через улицу и, зайдя за угол,
обернулся, погрозил пальцем и скрылся.
Первач повернулся на одном каблуке и у
двери обернулся к ним лицом.
При входе Евлампия Григорьевича Краснопёрый не привстал и даже не
обернулся к нему тотчас же, а продолжал говорить с приказчиком. Тот стоял налево, у боковой
двери, в коротком пальто, шерстяном шарфе и больших сапогах, малый за тридцать лет, с смиренно-плутоватым лицом. Голову он наклонил, подался всем корпусом и не делал ни шагу вперед, а только перебирал ногами. Вся его посадка изображала собою напряженное внимание и преклонение перед хозяйским «приказом».
— Papa! —
обернулась княжна
к двери и привстала. Встал с своего кресла и Палтусов.
Подошла
к большим
дверям подъезда. Широкая лестница. На втором этаже
дверь и медная дощечка с его фамилией. Постучалась в кабинет. Вошла, Марк лежал на кожаном диване, повернувшись лицом
к спинке. Не
обернулся, молчал. «Ге-ге! Сердит, почему опоздала». Радость хлестнула в душу: значит, ждал, тяжело было, что она опаздывает.
Семен Семенович с горькой усмешкой пошел
к двери и, остановившись на пороге,
обернулся, бросил вызывающий взгляд на обоих стариков, и вышел.
Генриетта стояла спиной
к двери, и только когда Иван Павлович Кутайсов — это был он — подошел
к ней сзади и взял ее обеими руками за тонкую талию, она
обернулась и подарила посетителя обворожительной улыбкой.
Был поздний час вечера. Князь сидел за письменным столом и рассматривал какие-то бумаги.
Обернувшись на шум отворяемой
двери, он увидел даму, всю в черном, с густой вуалью на лице, которая стояла
к нему спиной и поворачивала ключ в замке номерной
двери.
Тот, который писал, и
к которому обратился Борис, досадливо
обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтоб он шел налево в
дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его.
Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился,
обернулся назад
к стоявшим в
дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтоб они вводили лошадей.
— На абордаж!!!.. — закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер
обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал наконец пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад
к двери.
К закату расправил Федор Лушников русые усы, вышел за
дверь по коридорному бульвару прогуляться. Видит, за книжным шкафом притулился
к косяку смотритель, пуговку на грудях теребит, румянец на лице желтком
обернулся. Подошел
к нему на бесшумных подошвах, в рукав покашлял. Смотритель, конешно, без внимания, своя у него думка.