Неточные совпадения
— А вы знаете, продали наше имение. Конечно, жаль, привыкли мы тут, но Должиков
обещал сделать Жана начальником станции Дубечни, так что мы не уедем отсюда,
будем жить тут на станции, а это все равно что в имении. Инженер такой
добрый! Не находите ли вы, что он очень красив?
Тот потупился. Можно
было догадаться, на что намекал Израиль. В семье Менделей, очевидно, намечалась драма.
Быть может, г-н Мендель спохватывался, что его сыновья, по крайней мере один из них не
обещал сохраниться в качестве «
доброго еврея», и случайные обстоятельства только стихийно подчеркивали это…
Повторяю, мой муж
добрый человек, хороший; если всё
будет благополучно, то мы,
обещаю вам, сделаем всё, что в наших силах; мы починим дороги, мы построим вашим детям школу.
— Господа
добрые, простоватые… — продолжал Родион. — «Призирать
будем…» — при всех
обещал. На старости лет и… оно бы ничего… Вечно бы за них бога молил… Пошли, царица небесная…
Вдобавок и колера, в которые
был окрашен наш неприятный сопутник, не
обещали ничего
доброго: волосенки цвета гаванна, лицо зеленоватое, а глаза серые и бегают как метроном, поставленный на скорый темп «allegro udiratto».
И подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много
обещает. Если бы дело по правде
было, незачем
обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы хуже не
было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не
обещает, да, говорят,
добрый, да и живет заодно с рабочими».
Этот странный прием не
обещал ничего
доброго. Да и чего
доброго можно
было ожидать для Лары в этом доме, куда привел ее злой случай?
Такой прием с оружием не
обещал ничего
доброго дуэлисту, и Форов это понимал, но делать
было уж нечего, останавливаться
было не время, да и Андрей Иваныч, очевидно, не мог
быть иным, каким он
был теперь.
Трафилось так, что лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите вспомнить башмаки, или, лучше сказать, историю о башмаках, которые столь часто
были предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер
обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою поправил, и идучи, по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным товаром и купил в оном для
доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже
будет поздно, и они меня не порадуют“.
— Друзья мои, я
был жестоким королем! Но благодаря жертве, принесенной мне моим благодетелем Иваном, я стал другим. И теперь, мой народ, я
обещаю не только мудро, но и
добро и кротко править тобою!
— Вчера ночью ко мне приходил Дато; он
обещал еще раз зайти за мною. Мы пойдем туда, где люди ходят в белых прозрачных платьях, от которых исходит яркий свет. И мне дадут такую же одежду, если я
буду щедрым и
добрым… Иной одежды мне не нужно…
Я никогда не забуду того, что
обещала… Я постараюсь
быть доброй и прилежной…
Благополучно, хотя не без труда,
добрели они до кирки, где дожидался слуга, начинавший уже беспокоиться, что господин его замешкался. Здесь почерпнули из родника воды в согнутое поле шляпы и дали
выпить Густаву, ослабевшему от ходьбы. Прощаясь с Фрицем, он обнял его и просил докончить свое благодеяние, давая ему знать о том, что делается в замке. Фриц
обещал и сдержал свое слово.
За несколько дней до этой перемолвки один
добрый приятель мой, узнав, что я покупаю имение, предлагал мне ровно ту сумму, какая
была дана мной Анониму, и потому я
обещал должнику моему выхлопотать ее для него под заемное письмо за те же узаконенные проценты, которые я брал с него.
—
Будь спокойна, дитя мое. Оставайся только набожной и
доброю, какова и теперь, и Господь не оставит тебя. Избегай греха, избегай соблазна;
обещай мне, что ты никогда не забудешь, какой страх испытывают твои родители, отправляя тебя.
Любит ли он меня или нет, я должна помочь Кате в ее беде, я
обещала ей и сделаю, я выскажу ему, что заставлять страдать ее, такую хорошую,
добрую — грех, что он может убить ее своим невниманием,
быть может, умышленным; я читала, что мужчины практикуют такого рода кокетство, он должен узнать ее, понять ее и тогда он оценит и ее, и ее чувство к нему…»
Вообще всем показалось, что человек этот
обещал быть очень
добрым священником, и он таким и
был на самом деле.
3-го октября. Познакомился у городничего с Александрой Ивановной Серболовой и весьма рад сему знакомству. На плевелах прозяб клас
добрый. Что за ум, и что за сердце чувствительное! Полагаю, что такова должна
была быть Дашкова или в сем роде. Разговаривали об Омнепотенском; она сказала мне, что это не его одинокая глупость, а что это такое учение, называемое — нигилизм. Стало, сие глупость, так сказать, коллективная.
Обещала прислать мне два журнала, где это учение проводится.
— Послушайте, князь, — сказала она, — я никогда не просила вас, никогда не
буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я
буду считать вас благодетелем, — торопливо прибавила она. — Нет, вы не сердитесь, а вы
обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous avez été, [
Будьте тем
добрым, каким вы бывали прежде,] — говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах
были слезы.