Неточные совпадения
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения
облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что
движется: она, корабль или лодка — все
двигалось, кружилось и опадало.
Мягкими увалами поле, уходя вдаль, поднималось к дымчатым
облакам; вдали снежными буграми возвышались однообразные конусы лагерных палаток, влево от них на темном фоне рощи
двигались ряды белых, игрушечных солдат, а еще левее возвышалось в голубую пустоту между
облаков очень красное на солнце кирпичное здание, обложенное тоненькими лучинками лесов, облепленное маленькими, как дети, рабочими.
Полноводье еще не сбыло, и река завладела плоским прибрежьем, а у крутых берегов шумливо и кругами омывали подножия гор. В разных местах, незаметно, будто не
двигаясь, плыли суда. Высоко на небе рядами висели
облака.
Туча
двигалась очень скоро. Передний край ее был белесовато-серый и точно клубился; отдельные
облака бежали по сторонам и, казалось, спорили с тучей в быстроте движения.
Облака имели разлохмаченный вид,
двигались вразброд, навстречу друг другу, и вслед за тем налетел такой сильный ветер, что столетние деревья закачались, как слабые тростинки.
В зале, точно боги на
облаках, в табачном дыму и в тумане, какой бывает в трактирах и сырых помещениях,
двигались военные и штатские.
Она смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их
облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не
двигался, засох в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков порою исчезали, расплываясь по лицу.
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые
облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени
облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все
движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Через полчаса парк опустел; подъемные краны опять
двигались на своих основаниях, рабочие опять сновали чуть не под
облаками на постройке, опять мерно прокатывались вагоны, и проезжавшие в них люди только из газет узнали о том, что было полчаса назад на этом месте. Только сторожа ходили около фонтана, качая головами и ругаясь за помятые газоны…
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в небе неустанно и деловито
двигались на юг странные фигуры
облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
Вся окрестность дрогнула. Со стороны Арбатских ворот, как отдаленный гром, пронесся глухой рокот по воздуху:
двинулись пехотные дружины нижегородские, промчалась конница, бой закипел, и через несколько минут вся окружность Ново-Девичьего монастыря покрылась густыми
облаками дыма.
Разорванные в нескольких местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом превратились в груды фантастических развалин, которые продолжали
двигаться, меняя с каждою секундой свой цвет, величину и очертание: то падали они друг на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными массами и принимали вид исполинских темно-синих чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти, на дне которых проносились клочки других
облаков; то снова все это смешивалось в один неопределенный хаос, полный страшного движения…
Ему представилось огромное, мокрое поле, покрытое серыми
облаками небо, широкая дорога с берёзами по бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут в грязи, холодный дождь бьёт в лицо. А в поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно
двигаются синеватые тучи…
Перед ними открылось обширное поле, усыпанное французскими и нашими стрелками; густые
облака дыма стлались по земле; вдали, на возвышенных местах,
двигались неприятельские колонны. Пули летали по всем направлениям, жужжали, как пчелы, и не прошло полминуты, одна пробила навылет фуражку Рославлева, другая оторвала часть воротника Блесткиной шинели.
Мы шли узкой тропинкой, по ней взад и вперёд ползали маленькие красные змейки, извиваясь у нас под ногами. Тишина, царившая вокруг, погружала в мечтательно-дремотное состояние. Следом за нами по небу медленно
двигались чёрные стаи туч. Сливаясь друг с другом, они покрыли всё небо сзади нас, тогда как впереди оно было ещё ясно, хотя уже клочья
облаков выбежали в него и резво неслись куда-то вперёд, обгоняя нас.
В большой комнате, освещенной сальными свечами, которые тускло горели в
облаках табачного дыму, вельможи с голубыми лентами через плечо, посланники, иностранные купцы, офицеры гвардии в зеленых мундирах, корабельные мастера в куртках и полосатых панталонах, толпою
двигались взад и вперед при беспрерывном звуке духовой музыки.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут, небо облачно, месяц на ущербе то появится, то исчезнет в
облаках, вся земля вокруг
движется, и от этого бесшумного движения ещё более тошно и боязно мне. Слежу, как льются по земле потоки теней, покрывая заросли и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то голова, прыгая между ветвей, как мяч.
Облако, пышное и темное, медленно
двигалось по небу над ним.
Он сел на гордого коня, блеснул мечом — и войско
двинулось, громко взывая: «Кто против бога и великого Новаграда!» Знамена развевались, оружие гремело и сверкало, земля стонала от конского топота — и в
облаках пыли сокрылись грозные тысячи.
В густом
облаке пыли на вороных, замундштученных, изредка пофыркивающих конях, топая,
двигались гусары.
Впереди дороги, на горизонте, собиралась туча: тёмно-сизые, лохматые
облака сползались в тяжёлую, почти чёрную массу, и она
двигалась навстречу мельнику, бросая от себя на землю густую тень.
Темнота на горизонте сквозила — день начал брезжить. По небу
двигались большие
облака, а за ними блестели редкие побледневшие звезды; земля была окутана еще мраком, но уже можно было рассмотреть все предметы; белоснежная гладь реки, пар над полыньей и деревья, одетые в зимний наряд, казалось, грезили и не могли очнуться от охватившего их оцепенения.
Тучи, действительно, как будто остановились, ветер упал. Наверху вяло
двигались клочковые
облака — серые, бессильные. Наступила тишина — природа словно подозрительно прислушивалась. Потом вдруг все оживилось. Птицы беззаботно зачирикали.
Лошади, гнедые, белые и пегие, не понимая, зачем это заставляют их кружить на одном месте и мять пшеничную солому, бегали неохотно, точно через силу, и обиженно помахивая хвостами. Из-под их копыт ветер поднимал целью
облака золотистой половы и уносил ее далеко через плетень. Около высоких свежих скирд копошились бабы с граблями и
двигались арбы, а за скирдами, в другом дворе, бегала вокруг столба другая дюжина таких же лошадей и такой же хохол хлопал бичом и насмехался над лошадями.
Вечером, воротившись от Маши, я сидел в темноте у окна. Тихо было на улице и душно. Над забором сада, как окаменевшие черные змеи, темнели средь дымки молодой листвы извилистые суки ветел. По небу шли черные
облака странных очертаний, а над ними светились от невидимого месяца другие
облака, бледные и легкие.
Облака все время шевелились, ворочались, куда-то
двигались, а на земле было мертво и тихо, как в глубокой могиле. И тишина особенно чувствовалась оттого, что
облака наверху непрерывно
двигались.
Сегодня я уже
двигаюсь, и глаза мои желают смотреть, подсматривают красоту
облаков, а рука уже тянется к кистям, и натянутый холст кажется соблазнительным.
— Что однако? Куда ни глянь — все чудо: вода ходит в
облаке, воздух землю держит, как перышко; вот мы с тобою прах и пепел, а
движемся и мыслим, и то мне чудесно; а умрем, и прах рассыпется, а дух пойдет к тому, кто его в нас заключил. И то мне чудно: как он наг безо всего пойдет? кто ему крыла даст, яко голубице, да полетит и почиет?
Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью,
двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими
облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.