Неточные совпадения
Земное великое поприще суждено совершить им: все равно, в мрачном ли
образе или пронестись светлым явленьем, возрадующим
мир, — одинаково вызваны они для неведомого человеком блага.
Таким
образом, Грэй жил всвоем
мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромно-пестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником.
— Тогда Саваоф, в скорби и отчаянии, восстал против Духа и, обратив взор свой на тину материи, направил в нее злую похоть свою, отчего и родился сын в
образе змея. Это есть — Ум, он же — Ложь и Христос, от него — все зло
мира и смерть. Так учили они…
И вот она, эта живая женщина, перед ним! В глазах его совершилось пробуждение Веры, его статуи, от девического сна. Лед и огонь холодили и жгли его грудь, он надрывался от мук и — все не мог оторвать глаз от этого неотступного
образа красоты, сияющего гордостью, смотрящего с любовью на весь
мир и с дружеской улыбкой протягивающего руку и ему…
Он рисует глаза кое-как, но заботится лишь о том, чтобы в них повторились учительские точки, чтоб они смотрели точно живые. А не удастся, он бросит все, уныло облокотится на стол, склонит на локоть голову и оседлает своего любимого коня, фантазию, или конь оседлает его, и мчится он в пространстве, среди своих
миров и
образов.
Но
образ этот властвует в
мире над умами и страстями.
Но все тихо: по климату — это столица
мира; по тишине, малолюдству и
образу жизни — степная деревня.
В религиозном отношении он был также типичным крестьянином: никогда не думал о метафизических вопросах, о начале всех начал, о загробной жизни. Бог был для него, как и для Араго, гипотезой, в которой он до сих пор не встречал надобности. Ему никакого дела не было до того, каким
образом начался
мир, по Моисею или Дарвину, и дарвинизм, который так казался важен его сотоварищам, для него был такой же игрушкой мысли, как и творение в 6 дней.
Для Привалова не оставалось никакого сомнения, что Надежда Васильевна живет в отцовском доме только внешним
образом, а ее душа принадлежит другому
миру и другим людям.
России все еще не знает
мир, искаженно воспринимает ее
образ и ложно и поверхностно о нем судит.
Если в XX в. предпочитают говорить о плановом хозяйстве, о дирижизме, об усилении власти государства над человеком, то это главным
образом потому, что мы живем в
мире, созданном двумя мировыми войнами, и готовимся к третьей мировой войне.
Человек, раненный злом окружающего
мира, имеет потребность вообразить, вызвать
образ совершенного, гармонического строя общественной жизни.
Образ Христов храним, и воссияет как драгоценный алмаз всему
миру…
Образ Христов хранят пока в уединении своем благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божией, от древнейших отцов, апостолов и мучеников, и, когда надо будет, явят его поколебавшейся правде
мира.
Таким-то
образом, как только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему
миру сделалось так темно, что не всякий бы нашел дорогу к шинку, не только к дьяку.
Вы вызываете в себе
образ иного
мира.
Я ясно видел, что в
мире происходит не только дехристианизация, но и дегуманизация, потрясение
образа человека.
Чтобы жить достойно и не быть приниженным и раздавленным мировой необходимостью, социальной обыденностью, необходимо в творческом подъеме выйти из имманентного круга «действительности», необходимо вызвать
образ, вообразить иной
мир, новый по сравнению с этой мировой действительностью (новое небо и новую землю).
Много раз в моей жизни у меня бывала странная переписка с людьми, главным
образом с женщинами, часто с такими, которых я так никогда и не встретил. В парижский период мне в течение десяти лет писала одна фантастическая женщина, настоящего имени которой я так и не узнал и которую встречал всего раза три. Это была женщина очень умная, талантливая и оригинальная, но близкая к безумию. Другая переписка из-за границы приняла тяжелый характер. Это особый
мир общения.
Это было связано, главным
образом, с кругом журнала «
Мир Божий», тогда печатавшим уже марксистские статьи.
Но… в сущности, этого не было, и не было потому, что та самая рука, которая открывала для меня этот призрачный
мир, — еще шире распахнула окно родственной русской литературы, в которое хлынули потоками простые, ясные
образы и мысли.
— Вы никогда не думали, славяночка, что все окружающее вас есть замаскированная ложь? Да… Чтобы вот вы с Дидей сидели в такой комнате, пользовались тюремным надзором мисс Дудль, наконец моими медицинскими советами, завтраками, пользовались свежим бельем, — одним словом, всем комфортом и удобством так называемого культурного существования, — да, для всего этого нужно было пустить по
миру тысячи людей. Чтобы Дидя и вы вели настоящий
образ жизни, нужно было сделать тысячи детей нищими.
Только однажды в истории
мира была дана возможность увидеть Бога в человеческом
образе, и то было чудом истории, единственным по своему значению, чудесным фактом искупления и спасения.
Вопрос о свободе религиозной, о свободе совести, такой жгучий и больной вопрос, ставится коренным
образом ложно в современном
мире.
Так превращается первоначальное сознание греховности в злобную обиду на
мир, в претензию получать все богатства бытия, не заслужив их, в желание отделаться внешним
образом от зла, не вырвав корней его.
Возможно ли сознательно освободиться от соблазнительной дилеммы: возложить на Творца вину за зло, содеянное творением, и вызвать
образ злого бога или совсем отрицать объективность зла в
мире?
Индийская идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному смыслу земной истории человечества, в которой совершается искупление и спасение
мира, являлся Бог в конкретном
образе человека, в которой Христос был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения Бога и человечества.
Спаситель явился
миру в
образе раба, а не царя, и был раздавлен силами этого
мира, и принял смерть по законам этого
мира.
Но весь смысл явления Христа
миру в том и заключается, чтобы
мир свободно узнал Христа, полюбил Царя в
образе Распятого, увидел божественную мощь в кажущемся бессилии и беспомощности.
Христос явился
миру в
образе Распятого, был унижен и растерзан силами этого
мира.
Мир был сотворен во имя Христа, чтобы он был подобен Христу, этому
образу Космоса, явленному в личности.
[Потрясающий
образ Иоахима из Флориды хорошо нарисован в книге Жебара «Мистическая Италия».] «Если Третье Царство — иллюзия, какое утешение может остаться христианам перед лицом всеобщего расстройства
мира, который мы не ненавидим лишь из милосердия?» «Есть три царства: царство Ветхого Завета, Отца, царство страха; царство Нового Завета, Сына, царство искупления; царство Евангелия от Иоанна, Св.
Но с наступлением вечера он забывал обо всем
мире, и даже
образ чернобровой девушки застилался будто туманом.
Таким
образом, звуки были для него главным непосредственным выражением внешнего
мира; остальные впечатления служили только дополнением к впечатлениям слуха, в которые отливались его представления, как в формы.
Мир, сверкавший, двигавшийся и звучавший вокруг, в маленькую головку слепого проникал главным
образом в форме звуков, и в эти формы отливались его представления. На лице застывало особенное внимание к звукам: нижняя челюсть слегка оттягивалась вперед на тонкой и удлинившейся шее. Брови приобретали особенную подвижность, а красивые, но неподвижные глаза придавали лицу слепого какой-то суровый и вместе трогательный отпечаток.
Кто
мир нравственный уподобил колесу, тот, сказав великую истину, не иное что, может быть, сделал, как взглянул на круглый
образ земли и других великих в пространстве носящихся тел, изрек только то, что зрел.
Собственный же взгляд его на
мир, служащий ключом к характеристике его таланта, надо искать в живых
образах, создаваемых им.
Карачунский издал неопределенный звук и опять засвистал. Штамм сидел уже битых часа три и молчал самым возмутительным
образом. Его присутствие всегда раздражало Карачунского и доводило до молчаливого бешенства. Если бы он мог, то завтра же выгнал бы и Штамма, и этого молокососа Оникова, как людей, совершенно ему ненужных, но навязанных сильными покровителями. У Оникова были сильные связи в горном
мире, а Штамм явился прямо от Мансветова, которому приходился даже какой-то родней.
Теория греховности
мира проходила перед ее детскими глазами в живых и ярких
образах.
Ребенок был очень благонравен, добр и искренен. Он с почтением стоял возле матери за долгими всенощными в церкви Всех Скорбящих; молча и со страхом вслушивался в громовые проклятия, которые его отец в кругу приятелей слал Наполеону Первому и всем роялистам; каждый вечер повторял перед
образом: «но не моя, а твоя да совершится воля», и засыпал, носясь в нарисованном ему
мире швейцарских рыбаков и пастухов, сломавших несокрушимою волею железные цепи несносного рабства.
Я воображал, что, кроме меня, никого и ничего не существует во всем
мире, что предметы не предметы, а
образы, являющиеся только тогда, когда я на них обращаю внимание, и что, как скоро я перестаю думать о них,
образы эти тотчас же исчезают.
Как некогда Христос сказал рабам и угнетенным: «Вот вам религия, примите ее — и вы победите с нею целый
мир!», — так и Жорж Занд говорит женщинам: «Вы — такой же человек, и требуйте себе этого в гражданском устройстве!» Словом, она представительница и проводница в художественных
образах известного учения эмансипации женщин, которое стоит рядом с учением об ассоциации, о коммунизме, и по которым уж, конечно,
миру предстоит со временем преобразоваться.
— Как, Жорж Занд позаимствовалась от умных людей?! — опять воскликнул Павел. — Я совершенно начинаю не понимать вас; мы никогда еще с вами и ни в чем до такой степени не расходились во взглядах наших! Жорж Занд дала
миру новое евангелие или, лучше сказать, прежнее растолковала настоящим
образом…
По всем этим признакам, которые я успел сообщить читателю об детях Захаревского, он, я полагаю, может уже некоторым
образом заключить, что птенцы сии явились на божий
мир не раззорити, а преумножити дом отца своего.
Оказывается, однако ж, что в
мире ничто не делается спустя рукава и что если б я захотел даже, в видах сокращения переписки, покончить самым безвыгодным для меня
образом, то и тут мне предстояло бесчисленное множество всякого рода формальностей.
— Это самое хищное, самое, некоторым
образом, свирепое животное во всем
мире.
Знаете, я все добиваюсь, нельзя ли как-нибудь до такого состояния дойти, чтоб внутри меня все вконец успокоилось, чтоб и кровь не волновалась, и душа чтоб переваривала только те милые
образы, те кроткие ощущения, которые она самодеятельно выработала… вы понимаете? — чтоб этого внешнего
мира с его прискорбием не существовало вовсе, чтоб я сам был автором всех своих радостей, всей своей внутренней жизни…
Таким
образом, и княжна очень скоро начала находить весьма забавным, что, например, вчерашнюю ночь Иван Акимыч, воротясь из клуба ранее обыкновенного, не нашел дома своей супруги, вследствие чего произошла небольшая домашняя драма, по-французски называемая roman intime, [интимный роман (франц.).] а по-русски потасовкой, и оказалось нужным содействие полиции, чтобы водворить
мир между остервенившимися супругами.
Выражения сочувствия могут радовать (а впрочем, иногда и растравлять открытые раны напоминанием о бессилии), но они ни в каком случае не помогут тому интимному успокоению, благодаря которому, покончивши и с деятельностью, и с задачами дня, можешь сказать:"Ну, слава богу! я покончил свой день в
мире!"Такую помощь может оказать только «дружба», с ее предупредительным вниманием, с обильным запасом общих воспоминаний из далекого и близкого прошлого; одним словом, с тем несложным арсеналом теплого участия, который не дает обильной духовной пищи, но несомненно действует ублажающим
образом.
Сломанный нравственно, больной физически, Калинович решился на новый брак единственно потому только, что ни на что более не надеялся и ничего уж более не ожидал от жизни, да и Настенька, более уж, кажется, любившая Калиновича по воспоминаниям, оставила театр и сделалась действительною статскою советницею скорее из сознания какого-то долга, что она одна осталась в
мире для этого человека и обязана хоть сколько-нибудь поддержать и усладить жизнь этой разбитой, но все-таки любезной для нее силы, и таким
образом один только капитан стал вполне наслаждаться жизнию, заправляя по всему дому хозяйством и постоянно называя племянника и племянницу: «ваше превосходительство».