Неточные совпадения
— Вот я и домой пришел! — говорил он, садясь на лавку у дверей и не
обращая никакого внимания на присутствующих. — Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне. На печь
к тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ покута; гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня… Пусть, уже я сам достану.
— Мое бессмертие уже потому необходимо, что
бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся
к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил его и обрадовался любви моей — возможно ли, чтоб он погасил и меня и радость мою и
обратил нас в нуль? Если есть
бог, то и я бессмертен! Voilà ma profession de foi. [Вот мой символ веры (фр.).]
Белая, патриархальная голова соседа, тихое выражение лица его, насквозь проникнутого добротою и детским простодушием, приводили на память тех набожных старичков, которые уже давным-давно отказались от всех земных, плотских побуждений и
обратили все помыслы свои
к богу.
— Не верьте ей, братцы, не верьте! Она так… запужалась… врет… ей-богу, врет! Его ловите… обознались… — бессвязно кричал между тем Захар,
обращая попеременно то
к тому, то
к другому лицо свое, обезображенное страхом. — Врет, не верьте… Кабы не я… парень-то, что она говорит… давно бы в остроге сидел… Я… он всему голова…
Бог тебя покарает, Анна Савельевна, за… за напраслину!
— Може злые люди про меня сказали, — заговорил он дрожащим голосом: — так, верите
Богу, говорил он, одушевляясь всё более и более и
обращая глаза
к иконе — что вот лопни мои глаза, провались я на сем месте, коли у меня чтò есть, окроме пятнадцати целковых, что Илюшка привез, и то подушные платить надо — вы сами изволите знать: избу поставили…
На этот раз она, слава
богу, о Петре не вспомнила, может быть потому, что в голове ее вдруг мелькнула мысль, что нельзя ли Бегушева
обратить к спиритизму, так как он перед тем только сказал, что это учение есть великое открытие нашего времени!
Он сидел и рыдал, не
обращая внимания ни на сестру, ни на мертвого:
бог один знает, что тогда происходило в груди горбача, потому что, закрыв лицо руками, он не произнес ни одного слова более… он, казалось, понял, что теперь боролся уже не с людьми, но с провидением и смутно предчувствовал, что если даже останется победителем, то слишком дорого купит победу: но непоколебимая железная воля составляла всё существо его, она не знала ни преград, ни остановок, стремясь
к своей цели.
— Где социалист? Какой социалист? — спрашивал Карнаухов, появляясь в дверях. Заметив Ароматова, он, пошатываясь, подошел
к нему и поцеловал в лысину. — Да ты как сюда попал, черт ты этакой?.. Ароматов… тебя ли я вижу?! Господа, рекомендую! Это — Шекспир… Ей-богу!.. Ароматов, не
обращай на них, дураков, внимания, ибо ни один пророк не признается в своем отечестве… Блаженни чистии сердцем… Дай приложиться еще
к твоей многоученейшей лысине!..
Он и демонов-то всех своим смирением из ада разгонит или
к богу обратит!
Он шагу в жизни не сделал без пользы для себя и два фортеля в этом случае употреблял: во-первых, постоянно старался представить из себя чиновника высшего образования и возвышенных убеждений и для этого всегда накупал иностранных книг и журналов и всем обыкновенно рассказывал, что он то, се, третье там читал, — этим, собственно, вначале он
обратил на себя внимание графа; а потом стал льстить ему и возводил графа в какие-то
боги, и тут же, будто
к слову, напевал ему, как он сам целые ночи проводит за работой и как этим расстроил себе грудь и печень; ну, и разжалобит старика: тот ему почти каждый год то крест, то чин, то денежную награду даст, то повысит в должности, и я убежден даже, что он Янсона подшиб, чтобы сесть на его место.
Притом и самое сотворение наше есть верх благости» [Иб., 21.]. «Поелику всякая разумная природа хотя стремится
к Богу и
к первой причине, однако же не может постигнуть ее, по изъясненному мною; то, истаивая желанием, находясь как бы в предсмертных муках и не терпя сих мучений, пускается она в новое плавание, чтобы или
обратить взор на видимое и из этого сделать что-нибудь
богом, или из красоты и благоустройства видимого познать
Бога, употребить зрение руководителем
к незримому, но в великолепии видимого не потерять из виду
Бога.
Таков излюбленный мотив пантеистически, неоплатонически окрашенной мистики Эккегарта:
обращать все
к изначальному ничто, в котором пребывает единство и
Бога, и мира в Едином.
Отвращаясь от
Бога, человек
обращает лицо
к миру,
к творению, впадает в однобокий космизм («имманентизм») [См. прим. 9
к «От автора».]; он жаждет уже только мира, а не
Бога, совершает измену любви божественной.
Собирались мы, дружки,
Во святы Божьи кружки,
Грешны плоти умерщвлять,
Души
к небу
обращать,
Бога петь, воспевать.
— Я вышел из себя, — бормотал он, низко нагибаясь
к полу. — Совсем выпустил из виду, что вам теперь не до меня…
Бог знает, чего наговорил. Вы, Ольга, не
обращайте внимания.
Свобода человека сама по себе бессильна
обратить человека
к Богу, победить грех, победить собственную бездонную тьму, преодолеть свой собственный рок.
Примером сему поставил недавних нигилистов, во вражде
к коим некоторые противодействующие им издания
Бог знает как далеко заходили; тогда как административные умы видели все это яснее и беспристрастнее и, не предаваясь партийной страстности, во всем щадили то, что в нем было годного, и
обратили все сие в пользу своей системы.