Неточные совпадения
— Мое мнение только то, — отвечал Левин, — что эти вертящиеся столы доказывают, что так называемое образованное
общество не выше мужиков. Они
верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы….
Я говорил правду — мне не
верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины
общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался.
Ты мне теперь не
поверишь, но я тебе говорю: мы вот с тобой попали в женское
общество, и нам было приятно; но бросить подобное
общество — все равно что в жаркий день холодною водой окатиться.
Ты потому
поверил, что ты не принят в высшем
обществе и ничего не знаешь, как у них в высшем свете делается.
—
Веришь: этот высокий, мерзкий, мучил меня, три дня тому, в хорошем
обществе.
Главное, тем взяло его слово, что было искренно: он искренно
верил в виновность подсудимого; не на заказ, не по должности только обвинял его и, взывая к «отмщению», действительно сотрясался желанием «спасти
общество».
— Я за сумасшедший дом и за сумасшедших не отвечаю, — тотчас же озлобленно ответил Миусов, — но зато избавлю себя от вашего
общества, Федор Павлович, и
поверьте, что навсегда. Где этот давешний монах?..
— Да вы в самом деле воображаете, — возразил Шубинский, — что мы так и
поверили вам, что у вас не составлялось тайного
общества?
Припомните: разве история не была многократно свидетельницей мрачных и жестоких эпох, когда
общество, гонимое паникой, перестает
верить в освежающую силу знания и ищет спасения в невежестве? Когда мысль человеческая осуждается на бездействие, а действительное знание заменяется массою бесполезностей, которые отдают жизнь в жертву неосмысленности; когда идеалы меркнут, а на верования и убеждения налагается безусловный запрет?.. Где ручательство, что подобные эпохи не могут повториться и впредь?
Первое время настроение польского
общества было приподнятое и бодрое. Говорили о победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь. В пансионе ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже
верил во все эти успехи поляков, но чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
Он не
верил в детерминированный прогресс человечества, в неотвержимое восходящее движение
обществ к лучшему, совершенному, счастливому состоянию.
Маркс
верил в социализм, в будущее
общество, в разумную диалектику материального экономического процесса; психология веры лежит в основе рационалистического, «научного» марксизма.
Сомнения нет и в том, что в
обществе Лизавету Прокофьевну действительно почитали «чудачкой»; но при этом уважали ее бесспорно; а Лизавета Прокофьевна стала не
верить наконец и в то, что ее уважают, — в чем и была вся беда.
Не знаю,
верить ли слухам о тайных
обществах [Тайные
общества —
общество петрашевцев.] в России. Кажется, только новые жертвы, если и справедливы слухи. Оболенской тоже пишет как слышанное от других проезжих. Здесь ничего подобного не слыхать…
В описываемую нами эпоху, когда ни одно из смешных и, конечно, скоропреходящих стремлений людей, лишенных серьезного смысла, не проявлялось с нынешнею резкостью, когда
общество слепо
верило Белинскому, даже в том, например, что «самый почтенный мундир есть черный фрак русского литератора», добрые люди из деморализованных сынов нашей страны стремились просто к добру.
Рогнеда Романовна от природы была очень правдива, и, может быть, она не лгала даже и в настоящем случае, но все-таки ей нельзя было во всем
верить на слово, потому что она была женщина «политичная». — Давно известно, что в русском
обществе недостаток людей политических всегда щедро вознаграждался обилием людей политичных, и Рогнеда Романовна была одним из лучших экземпляров этого завода.
Надобно решительно иметь детское простодушие одного моего знакомого прапорщика, который даже в пище вкусу не знает; надобно именно владеть его головой, чтоб
поверить баронессе, когда она мило уверяет вас, что дает этот бал для удовольствия
общества, а не для того, чтоб позатянуть поступившее на нее маленькое взыскание, тысяч в тридцать серебром, о чем она и будет тут же, под волшебные звуки оркестра Лядова, говорить с особами, от которых зависит дело.
В
обществе почти
верили тому; но люди, ближе стоящие к делу, как, например, советники губернского правления и прокурор, — люди эти очень хорошо видели и понимали, что вряд ли это так.
Мало ли мы видим, — продолжал он, — что в самых верхних слоях
общества живут люди ничем не значительные, бог знает, какого сословия и даже звания, а русский литератор,
поверьте, всегда там займет приличное ему место.
Поверьте, Варвара Петровна, что только мы,
общество, благотворным влиянием и именно лаской можем удержать их у бездны, в которую толкает их нетерпимость всех этих старикашек.
Человек древнего мира мог считать себя вправе пользоваться благами мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он
верил, что люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три века тому назад люди, писавшие о воображаемом
обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
И вот этот человек, нисколько не смущаясь и не сомневаясь в том, что ему
поверят, устроив земледельческую выставку,
общество трезвости или разослав через жену и детей фуфайки и бульон трем старухам, смело в семье, в гостиных, в комитетах, печати проповедует евангельскую или гуманную любовь к ближнему вообще и в особенности к тому рабочему земледельческому народу, который он, не переставая, мучит и угнетает.
Но есть люди, которые
верят в это, занимаются конгрессами мира, читают речи, пишут книжки, и правительства, разумеется, выражают этому сочувствие, делают вид, что поддерживают это, так же, как они делают вид, что они поддерживают
общества трезвости, тогда как большею частью живут пьянством народа; так же, как делают вид, что поддерживают образование, тогда как сила их держится только на невежестве; так же, как делают вид, что поддерживают свободу конституции, тогда как их сила держится только на отсутствии свободы; делают вид, что заботятся об улучшении быта рабочих, тогда как на подавленности рабочего основано их существование; делают вид, что поддерживают христианство, тогда как христианство разрушает всякое правительство.
Не моего, конечно, — я искренно
верю его раскаянию! — но доверия
общества…
Буланов. Господа, хотя я и молод, но я очень близко к сердцу принимаю не только свои, но и общественные дела, и желал бы служить
обществу.
Поверьте, что вы найдете во мне самого горячего защитника наших интересов и привилегий.
Не хочу
верить и тому, что
общество так развратно!
Приходили целыми
обществами к нам во двор и шумно заявляли, будто мы, когда косили, захватили край какой-нибудь не принадлежащей нам Бышеевки или Семенихи; а так как мы еще не знали точно границ нашей земли, то
верили на слово и платили штраф; потом же оказывалось, что косили мы правильно.
— «Нет, говорю, очень нужно: я вовсе не такое лицо, которому
общество захотело бы
поверить без всякого контроля».
Во-первых, все это еще впереди; а во-вторых, Марья Александровна
верила, что в высшем
обществе почти никогда не обходится без скандалу, особенно в делах свадебных; что это даже в тоне, хотя скандалы высшего
общества, по ее понятиям, должны быть всегда какие-нибудь особенные, грандиозные, что-нибудь вроде «Монте-Кристо» или «Mйmoires du Diable».
— Но это ужасно! — разразилась наконец Марья Александровна. — Вот эти-то чудовища и сеют пригорошнями все эти нелепые слухи! Удивительно не то, Фелисата Михайловна, что находятся такие дамы среди нашего
общества, — нет, удивительнее всего то, что в этих самых дамах нуждаются, их слушают, их поддерживают, им
верят, их…
— Не льстить пороку. Мы проклинаем порок только за глаза, а это похоже на кукиш в кармане. Я зоолог, или социолог, что одно и то же, ты — врач;
общество нам
верит; мы обязаны указывать ему на тот страшный вред, каким угрожает ему и будущим поколениям существование госпож вроде этой Надежды Ивановны.
Таким образом, не мудрено
поверить, что в
обществе царствовали величайшее легкомыслие, пустота и полное невежество в отношении ко всем вопросам науки и литературы.
Белесова. Вы грубый, вы дурно воспитанный человек! У кого вы учились обращаться с женщинами? Боже мой! И этот человек мог быть моим мужем! Теперь я
верю вашей матери, что вы чуждались, бегали
общества, это видно по всему. Нравы, приемы, обращение с женщинами порядочных людей вам совершенно незнакомы. В вас нет ни приличия, ни чувства деликатности. Каких вы женщин видели? Любопытно знать то
общество, то знакомство, в котором вы усвоили себе такие изящные манеры и такую отборную фразеологию.
—
Поверьте, княгиня, что я никогда не забуду приятных минут, которые позволили вы мне провесть в вашем
обществе: — прошу вас не сумневаться: я исполню всё, что будет зависеть от меня… и к тому же ваше дело только запутано, — но совершенно правое…
И
поверьте, что г. Мещеринов вовсе не последний представитель этой литературы, которая так гордо кричит о своих заслугах для
общества, о своих просвещенных и гуманных воззрениях на современные вопросы…
Гость 3.
Поверьте, веселость в
обществе очень часто одна личина; но бывают минуты, когда эта самая веселость, в бореньи с внутреннею грустью, принимает вид чего-то дикого; если внезапный смех прерывает мрачную задумчивость, то не радость возбуждает его; этот перелом доказывает только, что человек не может совершенно скрыть чувств своих. Лица, которые всегда улыбаются, вот лица счастливцев!
Все воюющие твердо
верили в то же время, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят, наконец, человека соединиться в согласное и разумное
общество, а потому пока, для ускорения дела, «премудрые» старались поскорее истребить всех «непремудрых» и не понимающих их идею, чтоб они не мешали торжеству ее.
Но теперь такие запретители встречаются уже общим презрением и изумлением;
общество смотрит на них как на что-то необычайное, едва
веря возможности их существования.
Вам нисколько не легче, когда вам скажут: — «Не сердитесь на него, что он так… все это происходит,
поверьте, от боли в печени и ревматизма…» Снова повторяю: таким людям место не в
обществе, а в больнице.
В склонности
верить в то, что нам выдается за истину, заключается и добро и зло. Именно эта склонность делает возможным поступательное движение
общества, и именно она делает это поступательное движение столь медленным и мучительным: каждое поколение благодаря ей без усилия получает достающееся ему по наследству знание, приобретенное тяжелым трудом прежде живших людей, и каждое поколение благодаря ей оказывается порабощенным ошибками и заблуждениями своих предшественников.
Общество говорит человеку: «думай, как думаем мы;
верь, как
верим мы; ешь и пей, как мы едим и пьем; одевайся, как мы одеваемся». Если же кто не поддается этим требованиям,
общество замучает его своими насмешками, сплетнями, ругательствами. Трудно не покориться этому, а между тем, покорись, и тебе станет еще хуже, потому что покорись, и ты уже не свободный человек, а раб.
Не раз и не два миршенских ходоков из Петербурга по этапу назад выпроваживали, но миршенцы больше всякого начальства
верили подьячему да его сроднику волостному писарю, каждый раз новые деньги сбирали и новых ходоков в Петербург снаряжали. Кончилось тем, что миршенское
общество обязали подписками об якимовских пустошах ни в каких судах не хлопотать, а подьячего с писарем за писанье кляузных просьб услать в дальние города на житье. Тут миршенцы успокоились.
Люди XVIII и XIX веков искали освобождения человека в
обществе, т. е.
верили, что
общество должно сделать человека свободным.
— Вы не
поверите, — сказал он мне по-французски, — сколько я должен был выстрадать в этих полках от
общества офицеров; еще счастье мое, что я прежде знал адъютанта, про которого мы сейчас говорили: он хороший человек, право, — заметил он снисходительно, — я у него живу, и для меня это все-таки маленькое облегчение.
Бородкин врезался мне в память на долгие годы и так восхищал меня обликом, тоном, мимикой и всей повадкой Васильева, что я в Дерпте, когда начал играть как любитель, создавал это лицо прямо по Васильеву. Это был единственный в своем роде бытовой актер, способный на самое разнообразное творчество лиц из всяких слоев
общества: и комик и почти трагик, если
верить тем, кто его видал в ямщике Михаиле из драмы А.Потехина «Чужое добро впрок не идет».
Но он
верил в будущую жизнь, не потустороннюю, а посюстороннюю будущую жизнь, в новое коммунистическое
общество, которое для него заменило Бога,
верил в победу пролетариата, который для него был Новым Израилем.
Надо было обойти остальные комнаты, посмотреть, заперта ли дверь в передней. Мальчика Мити, наверно, нет. Он играет на гитаре в кухне, в
обществе повара и горничной. А следует приготовить закусить отцу. Он в клубе ужинает не всегда — когда деньги есть, а в долг ему больше не
верят… Закуска ставится в десять часов в зале на ломберном столе. Мальчик должен постлать потом отцу и брату — одному в кабинете, другому в гостиной.
— Кто вам
поверит? — продолжал возмущаться Скворцов. — Эксплуатировать симпатии
общества к сельским учителям и студентам — ведь это так низко, подло, грязно! Возмутительно!
«Милая, бедная мама! Какой удар вынесла ты, прочтя письмо. Но ты, дорогая, ты одна, я глубоко уверен в этом, не
поверишь, что твой сын бесчестный человек. Не
поверила бы ты, если бы я сам даже признался в преступлении… Но тем более тяжело твое несчастье. Видеть невинного сына, заклейменного
обществом страшным именем вора, тяжелее во сто крат, чем знать, что заблудшее дитя несет заслуженное наказание».
— Я вас понимаю, князь, и,
поверьте, очень сочувствую вам. Жизнь, которую ведет моя племянница, хотя и не выделяется особенно из рамок жизни нашего
общества, но не заслуживает моего одобрения. Я совершенно согласен с сестрой и лучшего мужа, чем вы, князь, не желал бы для Люды.