Неточные совпадения
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки дома при небольшом столе, при
лицах, как управляющий и архитектор,
лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим
обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
— Но я не негр, я вымоюсь — буду похож на человека, — сказал Катавасов с своею
обычною шутливостию, подавая руку и улыбаясь особенно блестящими из-за черного
лица зубами.
Как и во всех местах, где собираются люди, так и на маленьких немецких водах, куда приехали Щербацкие, совершилась
обычная как бы кристаллизация общества, определяющая каждому его члену определенное и неизменное место. Как определенно и неизменно частица воды на холоде получает известную форму снежного кристалла, так точно каждое новое
лицо, приезжавшее на воды, тотчас же устанавливалось в свойственное ему место.
Но в это самое время вышла княгиня. На
лице ее изобразился ужас, когда она увидела их одних и их расстроенные
лица. Левин поклонился ей и ничего не сказал. Кити молчала, не поднимая глаз. «Слава Богу, отказала», — подумала мать, и
лицо ее просияло
обычной улыбкой, с которою она встречала по четвергам гостей. Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне. Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный и особенным витиеватым тоном речи, и тем, что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое
обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому
лицу, касавшемуся или хотевшему только прикоснуться к его личности.
Даже
лицо его изменялось, когда он с ней разговаривал: оно принимало выражение ясное, почти доброе, и к
обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность.
Иноков вздохнул, оглянулся и пальцами обеих рук вытер глаза;
лицо его, потеряв
обычное выражение хмурости, странно обмякло.
Он справился о температуре, о докторе, сказал несколько
обычных в таких случаях — утешающих слов, присмотрелся к
лицу Варвары и решил...
Он быстро пошел в комнату Марины, где Кутузов, развернув полы сюртука, сунув руки в карманы, стоял монументом среди комнаты и, высоко подняв брови, слушал речь Туробоева; Клим впервые видел Туробоева говорящим без
обычных гримас и усмешечек, искажавших его красивое
лицо.
В том, что она назвала его по фамилии, было что-то размашистое, фамильярное, разноречившее с ее
обычной скромностью, а когда она провела маленькими ладонями по влажному
лицу, Самгин увидал незнакомую ему улыбку, широкую и ласковую.
Все чаще и как-то угрюмо Томилин стал говорить о женщинах, о женском, и порою это у него выходило скандально. Так, когда во флигеле писатель Катин горячо утверждал, что красота — это правда, рыжий сказал своим
обычным тоном человека, который точно знает подлинное
лицо истины...
И вот, помню, в
лице его вдруг мелькнула его
обычная складка — как бы грусти и насмешки вместе, столь мне знакомая. Он скрепился и как бы с некоторою натугою начал.
Притом два года плавания не то что утомили меня, а утолили вполне мою жажду путешествия. Мне хотелось домой, в свой
обычный круг
лиц, занятий и образа жизни.
И в его представлении происходило то
обычное явление, что давно не виденное
лицо любимого человека, сначала поразив теми внешними переменами, которые произошли за время отсутствия, понемногу делается совершенно таким же, каким оно было за много лет тому назад, исчезают все происшедшие перемены, и перед духовными очами выступает только то главное выражение исключительной, неповторяемой духовной личности.
Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие вещи, главное, слышал про его бессердечность к тем сотням и тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы по отношению известных
лиц, воздержались от своих
обычных и вероятно незаметных им самим жестокостей.
Все так и впились в него глазами, особенно рядчик, у которого на
лице, сквозь
обычную самоуверенность и торжество успеха, проступило невольное, легкое беспокойство.
Разнообразная и вкусная еда на первых порах оттесняет на задний план всякие другие интересы. Среди общего молчания слышно, как гости жуют и дуют. Только с половины обеда постепенно разыгрывается
обычная беседа, темой для которой служат выяснившиеся результаты летнего урожая. Оказывается, что лето прошло благополучно, и потому все
лица сияют удовольствием, и собеседники не прочь даже прихвастнуть.
Бледная улыбка скользнула на мгновение на губах Конона: слова матушки «без тебя как без рук», по-видимому, польстили ему. Но через секунду
лицо его опять затянулось словно паутиной, и с языка слетел
обычный загадочный ответ...
Лицо у меня горело, голос дрожал, на глаза просились слезы. Протоиерея удивило это настроение, и он, кажется, приготовился услышать какие-нибудь необыкновенные признания… Когда он накрыл мою склоненную голову,
обычное волнение исповеди пробежало в моей душе… «Сказать, признаться?»
Наутро Уляницкий вышел из-за ширмы не с
обычным самодовольным блеском, а с каким-то загадочным выражением в
лице.
Я переставал читать, прислушиваясь, поглядывая в его хмурое, озабоченное
лицо; глаза его, прищурясь, смотрели куда-то через меня, в них светилось грустное, теплое чувство, и я уже знал, что сейчас
обычная суровость деда тает в нем. Он дробно стучал тонкими пальцами по столу, блестели окрашенные ногти, шевелились золотые брови.
Однажды вечером, когда я уже выздоравливал и лежал развязанный, — только пальцы были забинтованы в рукавички, чтоб я не мог царапать
лица, — бабушка почему-то запоздала прийти в
обычное время, это вызвало у меня тревогу, и вдруг я увидал ее: она лежала за дверью на пыльном помосте чердака, вниз
лицом, раскинув руки, шея у нее была наполовину перерезана, как у дяди Петра, из угла, из пыльного сумрака к ней подвигалась большая кошка, жадно вытаращив зеленые глаза.
Обычное сознание соединяет Перво-Божество с Богом Отцом, но ведь Бог Отец есть одно из
лиц мистической диалектики, есть действующее
лицо религиозной драмы, а Перво-Божество лежит под и над этой диалектикой, не участвует в драме в качестве
лица.
Если жизнь возникла и течет не
обычным естественным порядком, а искусственно, и если рост ее зависит не столько от естественных и экономических условий, сколько от теорий и произвола отдельных
лиц, то подобные случайности подчиняют ее себе существенно и неизбежно и становятся для этой искусственной жизни как бы законами.
Нижняя губа, чуть-чуть оттянутая углами вниз, по временам как-то напряженно вздрагивала, брови чутко настораживались и шевелились, а большие красивые глаза, глядевшие ровным и неподвижным взглядом, придавали
лицу молодого человека какой-то не совсем
обычный мрачный оттенок.
Раз оставив свой
обычный слегка насмешливый тон, Максим, очевидно, был расположен говорить серьезно. А для серьезного разговора на эту тему теперь уже не оставалось времени… Коляска подъехала к воротам монастыря, и студент, наклонясь, придержал за повод лошадь Петра, на
лице которого, как в открытой книге, виднелось глубокое волнение.
Он был небольшого роста, сутуловат, с криво выдавшимися лопатками и втянутым животом, с большими плоскими ступнями, с бледно-синими ногтями на твердых, не разгибавшихся пальцах жилистых красных рук;
лицо имел морщинистое, впалые щеки и сжатые губы, которыми он беспрестанно двигал и жевал, что, при его
обычной молчаливости, производило впечатление почти зловещее; седые его волосы висели клочьями над невысоким лбом; как только что залитые угольки, глухо тлели его крошечные, неподвижные глазки; ступал он тяжело, на каждом шагу перекидывая свое неповоротливое тело.
Ярченко послал через Симеона приглашение, и актер пришел и сразу же начал
обычную актерскую игру. В дверях он остановился, в своем длинном сюртуке, сиявшем шелковыми отворотами, с блестящим цилиндром, который он держал левой рукой перед серединой груди, как актер, изображающий на театре пожилого светского льва или директора банка. Приблизительно этих
лиц он внутренне и представлял себе.
Если бы не
обычный авторитет Симановского и не важность, с которой он говорил, то остальные трое расхохотались бы ему в
лицо. Они только поглядели на него выпученными глазами.
Павел пожал плечами и ушел в свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись одна, сидела довольно долго, не двигаясь с места.
Лицо ее приняло
обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает рваться у ней из рук, чтобы вспорхнуть и улететь от нее.
Тот, с
обычной своей усмешкой на
лице, принялся обыскивать; но облачения не нашлось.
— Нет, — ответил он, и
лицо его приняло
обычное равнодушно-ласковое выражение. — Ступай один, коли хочешь; а кучеру скажи, что я не поеду.
Как ни уговаривал Прейн, как ни убеждал, как ни настаивал, как ни ругался — все было напрасно, и набоб с упрямством балованного ребенка стоял на своем. Это был один из тех припадков, какие перешли к Евгению Константиновичу по наследству от его ближайших предков, отличавшихся большой эксцентричностью. Рассерженный и покрасневший Прейн несколько мгновений пристально смотрел на обрюзгшее, апатичное
лицо набоба, уже погрузившегося в
обычное полусонное состояние, и только сердито плюнул в сторону.
По сдержанному выражению
лица Раисы Павловны Прейн понял с своей
обычной проницательностью, что ее смущает: ей хотелось окончательно уничтожить Нину Леонтьевну, а назначение Тетюева в Петербург будет принято «болванкой» за дело ее рук.
Брови Саши нахмурились,
лицо приняло
обычное суровое выражение, и голос звучал сухо. Николай подошел к матери, перемывавшей чашки, и сказал ей...
Она внимательно следила за Николаем, но, кроме озабоченности, заслонившей
обычное, доброе и мягкое выражение
лица, не замечала ничего.
Хохол заметно изменился. У него осунулось
лицо и отяжелели веки, опустившись на выпуклые глаза, полузакрывая их. Тонкая морщина легла на
лице его от ноздрей к углам губ. Он стал меньше говорить о вещах и делах
обычных, но все чаще вспыхивал и, впадая в хмельной и опьянявший всех восторг, говорил о будущем — о прекрасном, светлом празднике торжества свободы и разума.
В воскресенье, прощаясь с Павлом в канцелярии тюрьмы, она ощутила в своей руке маленький бумажный шарик. Вздрогнув, точно он ожег ей кожу ладони, она взглянула в
лицо сына, прося и спрашивая, но не нашла ответа. Голубые глаза Павла улыбались
обычной, знакомой ей улыбкой, спокойной и твердой.
Голос у него стал крепким,
лицо побледнело, и в глазах загорелась
обычная, сдержанная и ровная сила. Снова громко позвонили, прервав на полуслове речь Николая, — это пришла Людмила в легком не по времени пальто, с покрасневшими от холода щеками. Снимая рваные галоши, она сердитым голосом сказала...
Между тем Тыбурций быстро отпер входную дверь и, остановившись на пороге, в одну секунду оглядел нас обоих своими острыми рысьими глазами. Я до сих пор помню малейшую черту этой сцены. На мгновение в зеленоватых глазах, в широком некрасивом
лице уличного оратора мелькнула холодная и злорадная насмешка, но это было только на мгновение. Затем он покачал головой, и в его голосе зазвучала скорее грусть, чем
обычная ирония.
Тогда Ромашов вдруг с поразительной ясностью и как будто со стороны представил себе самого себя, свои калоши, шинель, бледное
лицо, близорукость, свою
обычную растерянность и неловкость, вспомнил свою только что сейчас подуманную красивую фразу и покраснел мучительно, до острой боли, от нестерпимого стыда.
Приехал капитан Тальман с женой: оба очень высокие, плотные; она — нежная, толстая, рассыпчатая блондинка, он — со смуглым, разбойничьим
лицом, с беспрестанным кашлем и хриплым голосом. Ромашов уже заранее знал, что сейчас Тальман скажет свою
обычную фразу, и он, действительно, бегая цыганскими глазами, просипел...
В загорелых и огрубевших чертах
лица его является почти незаметное судорожное движение, в голосе слышится дрожание, и
обычный сдержанный вздох вырывается из груди.
Джемма схватила его руку и, с спокойной решительностью подав ему свою, посмотрела прямо в
лицо своему бывшему жениху… Тот прищурился, съежился, вильнул в сторону — и, пробормотав сквозь зубы: «
Обычный конец песенки!» (Das alte Ende vom Liede!) — удалился той же щегольской, слегка подпрыгивающей походкой.
Затем в толпе молодых дам и полураспущенных молодых людей, составлявших
обычную свиту Юлии Михайловны и между которыми эта распущенность принималась за веселость, а грошовый цинизм за ум, я заметил два-три новых
лица: какого-то заезжего, очень юлившего поляка, какого-то немца-доктора, здорового старика, громко и с наслаждением смеявшегося поминутно собственным своим вицам, и, наконец, какого-то очень молодого князька из Петербурга, автоматической фигуры, с осанкой государственного человека и в ужасно длинных воротничках.
На
лице Сусанны Николаевны на мгновение промелькнула радость; потом выражение этого чувства мгновенно же перешло в страх; сколь ни внимательно смотрели на нее в эти минуты Егор Егорыч и Сверстов, но решительно не поняли и не догадались, какая борьба началась в душе Сусанны Николаевны: мысль ехать в Петербург и увидеть там Углакова наполнила ее душу восторгом, а вместе с тем явилось и
обычное: но.
Краска бросилась в
лицо Басманова, но он призвал на помощь свое
обычное бесстыдство.
Хаджи-Мурат проговорил
обычное: «Селям алейкум», — и открыл
лицо.
В это время из дома выбежала Марта спросить что-то у Вершиной. Хлопоты перед отъездом немного расшевелили ее лень, и
лицо ее было живее и веселее
обычного. Опять, уже обе, стали звать Передонова в деревню.
Кота кое-как вытащили и сняли у него с хвоста гремушки. Передонов отыскал репейниковые шишки и снова принялся лепить их в кота. Кот яростно зафыркал и убежал в кухню. Передонов, усталый от возни с котом, уселся в своем
обычном положении: локти на ручки кресла, пальцы скрещены, нога на ногу,
лицо неподвижное, угрюмое.